253,7 тыс подписчиков

Белая Гильдия 2. Часть 61

11 ноября 202411 ноя 2024

186

15 мин

И стал свет

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.»

Когда девятилетний Эмиль впервые вскрыл отверткой ящик папиного стола и получил древнюю религиозную книгу для ознакомления, он плохо понял прочитанное. Текст показался ему нелепым. Эмиль обмозговал его и так и эдак, и списал свою неудачу на плохое знание древнего языка.

Первый же парадокс, о который Эмиль тогда споткнулся, заключался в том, что Бог-Творец должен был знать, что есть свет. А зная это, должен был знать и то, что свет — хорошо. Однако Бог в этой книге так удивлялся и радовался свету, точно бы видел его впервые... Второй парадокс озадачил Эмиля еще больше. Бог отделил свет от тьмы уже после того, как одобрил свет, как явлении. Бог сказал — да будет свет. Про тьму ничего не говорилось.

Чувствуя, что его водят за нос, Эмиль гневно захлопнул книгу, убрал ее в ящик, будучи уверенным, что больше к ней не вернется. Однако прочитанное засело у него в голове, он снова воспользовался отверткой и провел еще одну ночь со свечой, переводя древние сказки, в надежде понять их скрытый смысл. Так ни в чем толком и не разобравшись, Эмиль оставил попытки.

Впоследствии он встречал немало упоминаний древнего бога, вера в которого значительно повлияла на формирование старой цивилизации. Самым удивительным для Эмиля было то, что даже с развитием науки и освоением космоса, древние не отказались от нелогичных религиозных постулатов. И этому не находилось никакого разумного объяснения.

Новая встреча Эмиля Травинского со Словом Божьим совпала с совершенно необъяснимым ментальным путешествием, которому не помешало ни варварское утопление, ни чудесное спасение.

Все время, пока Эмиля топили, спасали и возвращали к жизни, его дух парил вместе с горящим кустом кулиягоды над крышей Большого Амбара с раскрытой книгой в бесплотных руках.

Эмиль читал, и на сей раз чтение не вызывало никаких затруднений. Написанное отражалось в его голове напрямую, образом и мыслью, минуя необходимость переводить с незнакомого языка на знакомый.

Светящиеся, похожие на ноты буквы входили в голову сами, точно пища в желудок, устраиваясь там без всякого участия самого Эмиля. Чтобы успеть осознать и обмозговать прочитанное, Эмиль отвлекался. И тогда он видел Уздок.

Город лежал внизу, под его взором, уменьшенный и при этом распахнутый, подробный и ясный. Так могла бы выглядеть объемная карта, будь она живая и неживая одновременно, двигайся по ней фигуры, и имейся таблички с названиями улиц.

Дороги, прямые и извилистые, крохотные и длинные, горящие в темноте бусинами огней, петляли причудливым рисунком и в итоге сходились под ногами Эмиля, возле большого Амбара.

По этим дорогам рассыпались и растерялись друзья. Эмиль видел их, видел немного отстранено, но все же успевая обеспокоиться судьбой каждого.

Отсюда, из своего ментального путешествия, Эмиль наблюдал за Левоном. Тот запутался в лабиринте улиц, бежал, как подстреленный заяц по кругу, сначала по Стекольному переулку, сворачивал на Спасский, оттуда на улицу Широкую, и снова на Стекольный. Уздок поймал бедолагу в ловушку, коварно выставив дома по собственной прихоти, отгородив заборами и деревьями нужные арки и повороты. Как это было возможно и главное зачем — Эмиль себя не спрашивал. И не потому что уверовал в чудеса, а потому что встретился сегодня с парадоксами куда большего размаха.

Эмиль возвращал свой взгляд к книге и снова читал, тщетно пытаясь как можно меньше анализировать и как можно больше принимать к сведению.

«И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землёю, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо».

Эмилю представилось бурление вод, раздвигающихся невиданной силой, поднимающаяся со дна суша, и стекающая с этой суши морская пена. Сталкивались большие и малые континенты, землетрясения сотрясали мир, и цунами невообразимого размера гуляли по безжизненной планете, обретшей наконец твердь... Представился Эмилю и миг успокоения — первый нежный восход на присмеревшем океане.

Отец рассказывал, что когда-то, миллиарды лет назад, задолго до пятой древности, мир был сплошным океаном, из которого вышли первые живые существа. Получается сам океан существовал раньше, много раньше. Он не был создан тем древним богом, бог всего лишь отделил от него твердь.

Эта была важная мысль, Эмиль постарался ее запомнить, чтобы потом записать, и уже дома, в Долине, достать из тайника стопку отцовских запрещенных журналов по истории древнего мира, где есть перепечатанные с первоисточников даты.

Внимание Эмиля привлекло полыхающее движение. По главной улице Уздока, по специально выделенному вдоль всего города желобу летело горящее колесо. Колесо пронеслось мимо центральной коновязи, чем повергло в панику лошадей. Оборвав веревки, они понеслись по улице перед колесом, смели и увлекли за собой других лошадей, в том числе белоснежного Додона, прижав его со всех сторон... Сидящий на Додоне Рир бессильно покорился обезумевшему галопу, распластался по телу своего верного коня, которого прижали другие всполошенные лошади. Сверху Рир казался крошечной, белой букашкой. Табун несло по улицам, как стаю рыб неудержимым потоком.

Горящее колесо следовало за ним через весь город. Пока не достигло озера на окраине города, где всех лошадей до единой внесло в воду и накрыло с головой. Туда же вкатилось горящее колесо и шипением потухло. Лошади просто исчезли в чреве запруды, точно перешли из одного мира в другой. Ни пузырей, ни признаков движение. Один лишь Додон остался стоять по пузо в воде. Рир на его спине ошалело оглядывался и утирал со лба испарину.

Рир был в безопасности, и Эмиль вернулся к чтению.

«И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так.

И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звёзды. И поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо».

Эмиль перевел дух и огляделся. На небосводе не было Всемилостивого Солнца, чтобы возразить тому, что он прочитал. Стояла тьма, и тьма царила над всем. Даже луна скрылась где-то за облаками. Зато праздный огонь лился отовсюду. И один из огней был непривычно зелен.

Братья-роанцы заглядывали в окна дома, из которого исходило странное зеленоватое свечение. В окне был виден гроб, а в гробу лежала и улыбалась женщина. Роанцы поспорили о чем-то, а потом, привязав лошадь, поднялись на крыльцо и исчезли в доме. Эмиль обеспокоенно ждал. Он попробовал приблизить дом с покойницей, заглянуть в окно. Получилось на удивление легко. Куда легче, чем разбирать парадоксы древнего писания. Эмиль увидел друзей, сидящих за огромным дубовым столом и занятых своим привычным делом. Игрой в манат. Роанцы играли с женщиной. Она сидела спиной к окну, и Эмиль не видел ее лица. Зато видел пустой гроб, отделанный изнутри черным бархатом. Гроб стоял тут же, на краю стола. Эмиль уже хотел оставить братьев в покое и отодвинуть зеленый дом от своего взгляда, как вдруг заметил на столе жилет, ленту и башмачки. А когда женщина сняла с себя пояс и добавила к другим вещам, а Ванис скинул кости на новый кон, Эмиль понял, что проныры-роанцы играют со странной хозяйкой на раздевание.

Не желая в этом участвовать, Эмиль вышел взглядом вон, оставшись, впрочем, снаружи, в надежде узнать, чем все закончится. Закончилось все предсказуемо. Диниса и Ваниса вышвырнули на улицу совершенно голыми, а вслед за ними вышвырнули и их одежду. С легким злорадством Эмиль понаблюдал, как братья собирают с мостовой портки и прочее, и как, прикрывая рубашками пах, труться вдоль стены в подворотню, чтобы там наспех одеться, путаясь в штанах и ругаясь сквозь зубы.

Эмиль вернулся к книге с улыбкой.

«И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле».

На этом абзаце Эмиль замер. Получалось, что рыбы, рептилии и птицы появились на земле раньше прочих. Да разве мог бы он понять такую сложную метафору в свои девять лет. Рыбы, рептилии и птицы, это же ничто иное, как древние расы — морелаки, кьяки и эферы. Первые расы... А уж потом, может через много веков, они — люди... Эмиль заставил эту мысль возгорется в своей голове подобно факелам на главной уздокской улице, и продолжил читать.

«И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо...»

«Земля произведет душу». Этот перевод не мог врать. Не особь, именно душу. Душу каждому живому существу. Нечто невещественное, особенное, которое древние считали превыше физического, считали вечной субстанцией. От этой мысли сглотнул и вздохнул не только Эмиль парящий, но и Эмиль — которого в тот момент лупили по спине, заставляя воду излиться из его горла.

И тогда Эмиль-парящий увидел на самой окраине города последнего из своей команды. Герт вел под уздцы их с Левоном мерина, на спине которого полусидел-полулежал избитый Свиф. Герт вез бедолагу домой. Рядом с Гертом шло существо, напоминающее не то свинью, не то кошечку, большое мохнатое, и при этом ступающее мягко и даже грациозно. Что это был за зверь — Эмиль не знал, но подумал, что и у него, как и у всякого живого есть душа.

Книга в руках Эмиля потяжелела. Он ощутил это внезапно, как она давит на его руки и как тускнеют горящие буквы. Спеша дочитать хотя бы первую страницу, Эмиль забегал глазами по исчезающим буквам.

«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле.

И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя, — вам сие будет в пищу. А всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал....»

Буквы потухли. Но сознание Эмиля вырвало из пространства между его лицом и книгой последние строчки:

«И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма.

И был вечер, и было утро...»

Тело Эмиля обрело вес.

Он постарался приблизить к своим глазам ту часть Уздока, где оставил Герта и Свифа, и у него даже получилось, но в тот миг что-то коснулось его лица. Темный силуэт отгородил его от всей карты Уздока сразу. Темный, расплывчатый силуэт.

«Итта...» — прошептали его губы, хотя сознание ничего подобного говорит не собиралось. Впрочем, силуэт растаял так же незаметно, как и сплелся, и Эмиль вернулся к тому месту, где в последний раз видел Герта и Свифа. Но ни того, ни другого там уже не было. Да и вообще никого больше не было. Огни города меркли.

Тогда Эмиль попробовал перевернуть страницу книги, но та внезапно прилипла, жёлтые разводы потекли по бумаге.

Пылающий куст, в свете которого так хорошо просматривалось и прошлое и настоящее, затрепетал как от порыва ветра.

Перед лицом Эмиля склонилась зубастая морда медвежича.Тот держал в лапе горящий веник и хлестал этим веником Эмиля.

Листья, горящие, алые, белые и оранжевые полетели с него во все стороны, заслонили собой все — и Уздок, и книгу, и тишину сознания. Все стало светом — чистым, нестерпимо ярким.

Эмиль почувствовал тяжесть и мокрый холод и разлепил глаза. Перед ним нависала не морда медвежича, а обеспокоенное лицо Герта. Эмиль с минуту рассматривал его, — мальчишка как мальчишка, правильный нос, грязные разводы по щекам, встревоженный, усталый взгляд, — а потом хрипло спросил:

— Ты же из Чешего Лона? Я правильно помню?

— Да... — Герт как-то недоверчиво склонил голову и приложил руку Эмилю на лоб. — Эм. Ты как здесь оказался? Почему мокрый? Что случилось? В запруду что ли упал? — Герт повернулся, закричал куда-то через правое плечо. — Ребята! Сюда! Тут Эмиль.

— А на сельскохозяйственный почему поступил? — продолжал спрашивать Эмиль, продолжал очень серьезно, точно бы именно эти подробности из жизни Герта были в данную минуту наиважнейшими.

— Да я... это... Эм. Давай, я тебе подняться помогу.

— Подожди пожалуйста. Ответь.

— Родители у меня овец держат. Много. — Герт сообразил, что Эмиль находится на своей волне, и сбить его с нее будет непросто. А потому, подсунув свое плечо под плечо Эмиля сам попытался его поднять с земли. — Шерсть там, всякое. Молоко, мясо. А я... Эм, ну обопрись ногой. Мне же тебя самому не поднять. Сколько ты весишь, вообще...

— Договаривай. Ты сказал: А я? Что ты?

— Мне селекция нравится.

— Селекция — хорошо. Интересно. Спасибо, Герт.

Удовлетворившись ответом, Эмиль довольно кивнул, и, послушно оперевшись о Герта, попытался подняться.

У него даже получилось. Но когда он встал, древняя книга выпала из его штанов в траву, и он снова опустился на землю, схватил книгу и взвыл от ужаса.

Книга промокла насквозь. Страницы слиплись. И это было настолько ужасно и непоправимо, что хуже этого не могло быть ничего.

Подошёл, зашнуровывающий штаны Левон и сразу разумно обратился к Герту.

— Что с Эмом?

— Да та же фигня, что и со всеми. Глючит.

— Я пошел. — срывающимся от бессилия голосом пробасил Левон. — Как хотите. Разбирайтесь с ним. Или что хотите делайте. С меня хватит. Я сейчас им весь амбар к чертям разнесу.

Левон сплюнул, развернулся и решительно двинулся в сторону большого Амбара.

— И что делаем? — спросил Ванис у брата.

— Кофе ему надо бы. Ведро.

— Я тут видел лавку за углом. — отозвался Герт.

— Нет, — покачал головой Динис. — Нет никакой гарантии, что в кофе не подсыпят еще какого глючного дерьма.

Все в растерянности смотрели на Эмиля. Тот сидел на земле в позе мудреца Чо и, прижав книгу к груди и закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону.

— А знаете-ка что... — произнес Герт. — Давайте у него просто книгу отберем. Для начала.

— Думаешь, поможет?

— Есть вероятность. Свиф сказал — книгу надо передать некому Другу. Тому, кто умеет ее читать. Сказал — особенная она, и открывать ее простому человеку не стоит. Так-то Свиф двинутый, конечно. Но мало ли. Я на сегодняшний день уже чему угодно готов поверить.

Братья-роанца переглянулись и полезли к Эмилю.

Но книгу у него отобрать оказалось непросто.

Он сопротивлялся, махал ручищами, прижимал ее к животу и отворачивался от всех, как пятилетний мальчишка, захвативший мяч в единоличное пользование.

Наконец, Рир с Ванисом навалились и заломали Эмиля, прижали его плечи к земле, и Герт вытащил из-под Травинского книгу.

Эмиль затих, распластавшись на траве. Плечи его поднимались все медленнее и спокойнее.

— Уснул что ли? — Ванис осторожно потряс его за плечо. — Эм.Так-то спать некогда. Вот вообще. Левон свалил. Сейчас представление начнется. Маланца по улице повели. Дамина тоже наверное где-то там.

— Да, я встаю. — не поднимая лица от земли, пробормотал Эмиль. — Дайте минуту. Меня как-то сильно прихватило...

— Нас всех прихватило, Эм. — сказал Ванис. — Кроме Герта. Он нас всех и вытащил. Ведьмовщина какая-то тут творится, как пить дать. И ведь что обидно — даже не ели не пили ничего такого.

— Я как раз пил... — Эмиль уперся кулаками в землю, и с усилием поднялся.

— Ты?! Пил?! Да ла-а-а-адно, не заливай, — хохотнул Рир.

— Даже не представляешь с кем и сколько... — Эмиль мотнул головой, размял плечи, отряхнул от грязи мокрую одежду и обратился к Герту: — Книга пусть у тебя побудет. Не открывай ее только. Идем. Мне нужна Дамина, мой меч и этот еще, у кого вы часы Миминора отобрали. Он мне тоже нужен!

И Эмиль, почти не шатаясь и с каждым шагом все увереннее расправляя спину, направился туда, куда ушел Левон и откуда уже слышались подобные падающим с горы камням крики:

МАЛАНЕЦ! ЭТО ЖЕ МАЛАНЕЦ!

Продолжение следует...