Утро началось с громогласного баса и тяжелых ударов в коридоре, от которых трясся не только пол, но и стены. Кто-то ломился в соседнюю комнату к ребятам. Кто-то кричал и окатывал трактир смехом, как крышу градом.
Потом голос притих, не умолк, но удалился, и вскоре в нашу комнату постучали.
— Спим! — Ванда злобно накрыла голову подушкой. — Отстаньте все!
— Итта! — прокричал за дверью Эмиль. — Дедушка приехал! Одевайся и спускайся вниз!
Надо же! Никогда еще не слышала, чтобы он был так открыто воодушевлен.
Я привела себя в порядок, о, я постаралась. Меня ждала встреча с дедушкой, а еще меня ждала столица. Поэтому я надела синее платье, тонкие янтарные бусы и причесала волосы так, чтобы они превратились в каштановый полог, чтобы блестели волосок к волоску. Ботинки я надела те же, в которых ехала, только почистила от дорожной пыли. Других у меня, к сожалению, не было.
В зале трактира народу было немало. Но бас дедушки перекрывал всякий шум.Эмиль заметил меня, помахал рукой, будто можно было потерять эту троицу даже в просторном трактире.
Я подошла.
— Ага! Ага! — забасил дедушка и встал, чтобы поздороваться.
Когда он выпрямился, стало ясно, что близнецам придется еще немного подрасти, чтобы нагнать деда. Дедушка Эмиля и Эрика был огромный, как медвежич. Широкий, полный, седой, с короткой бородой и пушистыми бакенбардами, подвижный, гогочущий, у него не было недостатка во внимании. И, похоже, он был доволен этим обстоятельством.
Возвышаясь надо мной на две головы и не испытывая от этого ни малейших неудобств, дедушка Эмиля и Эрика протянул мне руку.
— Феодор Травинский. К вашим услугам, эффектная леди!
— Итта. Итта Элиман. — От смущения я сделала книксен.
— Прекрасно, прекрасно! — Придя в восторг от моего поклона, дедушка расхохотался, оглядел братьев и громко спросил: — И кто счастливчик?
Эмиль и Эрик вцепились друг в друга взглядами так красноречиво, что дедушка расхохотался еще громче:
— Ну надо же! — Он сел, буквально упал на дубовый стул, отчего тот жалобно скрипнул. — Даже так?! Огогошеньки-ого! Вляпались, голубчики! Эх, молодцы! Садись, черноглазая! Пока они разбираются с деликатным вопросом, предлагаю порцию сосисок и пинту эля! Ты же пьешь эль?
— Ничего не имею против. — Я села, откинула волосы за спину и вежливо улыбнулась. — Но утром, наверное, все же лучше выпить кофе. День большой!
— А-ха-ха! Понятно, почему они вляпались. Послушай старика, крошка! Сначала надо выпить эля, потрепаться, расслабиться, а потом возьмем кофе и пойдем болтаться по городу!
У меня было стойкое чувство, что я знаю этого человека давно. Что уже слышала эти слова. «Пойдем поболтаемся». Так сказал Эрик перед тем, как...
— Я возьму полпинты. Целую мне не осилить. — Я снова улыбнулась. — Ну правда! Я еще не очень опытная по части выпивки.
— Ай-я-яй! Безобразие! А мои куда смотрят? Девушку надо всему учить!
— Всему не надо. Только хорошему, плохому сама научится, — заступился за меня Эмиль. — Эль тебе и вправду не помешает. Если под закуску. Выдержать деда без алкоголя трудновато.
Я испугалась, что дедушка обидится, но тот просиял, поднял густую бровь. Глаза у него были голубые.
— Вот мы и определились! А-ха-ха! Рад видеть тебя болтливым и счастливым, малыш. Закажи Итте, что считаешь нужным. Но сначала наколдуем человека в фартуке! Полагаю, он нам просто необходим!
Он поднял руку и громогласно, весело, явно изображая пирата Бухру из «Песни семи морей», заорал:
— Джинн! Явись — не запылись! Пива и колбасы нам! Не то мы погибнем от голода во цвете лет и испортим вам тут всю пирушку! — Отгремев театральной репликой, он тихо обратился ко мне: — Считай со мной, Итта! Раз! Два! Три!
На счет три официант и впрямь вырос перед нами.
Я улыбнулась, на душе стало радостно. Дедушказаметил мою улыбку и, довольный произведенным впечатлением, подмигнул мне:
— Удивлять и пугать добрых людей надо весело, но убедительно! А то до вечера просидишь!
Он оказался прав. Заказ нам состряпали очень быстро. Мы завтракали. Эрик за все это время не произнес ни слова. Но ел он со своим обычным волчьим аппетитом, и на душе у меня отлегло. Я думала просто познакомиться с дедушкой, а потом пойти гулять по городу с Вандой. Но дедушка взял меня за главного зрителя.
О любой теме, на которую он говорил с внуками, он спрашивал мое мнение. Смеялся он постоянно. Но смеялся по-доброму. Его искренне все радовало. Ему нравилась я, внуки, ему нравился взъерошенный официант и трактирный облезлый кот с половиной хвоста, ему по душе пришлось теплое пиво и по вкусу — сосиски и несвежая капуста.
— Ну, рассказывайте! Не томите! Где наш герой отличился?
Эрик сидел мрачнее тучи и ждал этого вопроса. Синяк не только не сошел, он расплылся и пожелтел.
— Полагаю, королю тоже будет интересно узнать, — заметил Эмиль. — Но увы! Обстоятельства канули в Лету. Так что вся надежда на пудру!
— К ведьмам пудру! — весело одернул внука Феодор Травинский. — Все правильно! Молодец парень. Не беда, что пропустил удар. Зато постоял за свои интересы. Это по-нашему! — И дед отвесил Эрику такой одобряющий тычок в спину, что тот чуть не подавился. — Красавец! Давайте выкладывайте репертуар. Я так понял, у драчуна «Галеры», а у тебя?
Они начали говорить о музыке. Эрик, наконец, нарушил обет молчания и страстно заспорил с дедом о том, о чем я не имела ни малейшего понятия. По всему выходило, что дед сам был музыкантом, хотя раньше я слышала, что он гвардеец, славно воевал с роанцами и дослужился до высокого чина.
Не в его правилах было оставлять женщину не у дел, он дергал меня вопросами, и в конце концов Эмиль объяснил ему, что я не музыкант.
— Итта художница. — Он тепло посмотрел на меня и добавил: — Весьма талантливая!
Услышав слово «художница», Феодор возликовал, подвинул стул, чтобы окончательно развернуться ко мне, и принялся расспрашивать обо всем: чем я рисую, в каком стиле, кого из художников люблю и так далее и так далее. В живописи он тоже разбирался, но тут, к счастью, нам было о чем поговорить на равных.
— Да, малыши! Эта девочка — ваша удача, — кидал он близнецам как бы между прочим, не переставая задавать мне вопросы. — Не упустите, не будьте дурачинами!
Его нисколько не смущало, что он вгоняет в краску меня и Эмиля и откровенно злит Эрика. Хорошо, что я слышала – у него душа младенца, и все его восторги совершенно искренни.
Потом мы гуляли по городу, я и три великана. Один взрослый и два подростка.
Время приближалось к полудню, день выдался ясный, и умытый ночным дождем Алъерь жмурился на солнышке. Народу было как в Озерье на ярмарку, когда все окраины стекаются на базарную площадь торговать, покупать и веселиться. Разве что жители столицы были одеты куда как наряднее провинциалов, а потому держались чересчур степенно и важно. Широкие улицы хвастались богатыми витринами и яркими цветочными горшками у дверей, а в переулках ютились портные, башмачники и лудильщики.
Дома были очень высокие, от этого узкие улочки казались тесными, а широкие — горделивыми.
Мы шли к королевскому дворцу, к белокаменным стенам и главной башне, что возвышалась посредине города. Ее было видно буквально из-за каждого поворота.
У магазина со сладостями дедушка остановился, оглядел витрины и многозначительно сложил руки на большом животе.
— Ну! Ребятки! Включаем джентльменов и угощаем девушку! Раз, два!
— Джентльменов? — переспросил Эрик. — Это можно! — Тон его не обещал ничего хорошего.
Эрик зашел в лавку со сладостями и вынес оттуда леденцы на палочке в форме пошлых сердечек.
— Прекрасной даме! — Он с театральным поклоном вручил мне ядовито-розовый. — И ее новому парню! — Он протянул Эмилю лакричный черный. —А мне зелененький, так уж и быть!
— Грубо, — скривился Эмиль. — И дешево.
— Да уж, недорого, — как ни в чем не бывало кивнул Эрик. — За все про все оловянный полтинник. Что, не любишь лакрицу?
— В последний раз я от нее блевал лет в восемь. Тебе на брюки. Но дело не в этом. Цветовая символика любопытная. Запомнил? Мне казалось, ты продрых на заднем ряду все лекции Ходрекса.
— Тебе казалось! — ослепительно улыбнулся Эрик и вызывающе сунул в рот леденец.
Я тоже помнила лекции Ходрекса, монотонного, одутловатого зануды. Черный означал врага, смерть, розовый — непристойную любовь, в отличие от красного, который символизировал любовь в высшем понимании. А зеленый подразумевал природу, свободу и естество.
Эмиль забрал у меня леденец, выбросил оба в ближайшую мусорку, зашел в лавку и вскоре принес сладкую вату: мне, себе и деду.
— Себе сам купишь, — сообщил он Эрику. — Зеленую. Или даже голубую. Такие у них тоже есть.
— Что делается! Как быстро растут дети! — Дедушка оглядывал внуков, с удовольствием сражаясь с приторными лоскутами взбитого сахара, которые липли к его бакенбардам. Глаза его смеялись. — Под таким градом сверкающих молний опасно оставлять вас втроем. И как тут быть? Мне надо отлучиться. Хочу навестить боевого товарища. Ждет. Придется вам зачехлить на время клинки, внучата. Не обижайте малышку. Она не виновата, что такая красивая. Душа у нее как хрустальная ваза.
Я смутилась и опустила глаза.
— Ну-ну. Это не значит, что ты с ними не справишься. Просто сглаживай углы. Такая уж она — женская доля! — И он весело приобнял меня. От него пахло табаком, потом и сахаром. Затем дедушка ткнул кулаками в плечи внукам. — Увидимся на концерте! Жду не дождусь послушать, чему вас научили чокнутые профессора. — И вразвалочку отправился по улице.
— Он невероятный! — выдохнула я.
— Купилась на комплименты? — хохотнул Эрик.
— Купилась на харизму! Комплименты себя дискредитировали как факт.
— Смотря чьи. — Эмиль глядел вслед великану. — Дедушка обычно зря не болтает...
Продолжение следует...
Автор: Итта Элиман
Источник: https://litclubbs.ru/articles/57978-belaja-gildija-chast-11.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: