Некто, полностью скрытый от моего дара, загремел ключами в замке.
Лязгнула дверь. В камеру, скрипя сапожищами, вступил рыжий мужчина и по-хозяйскивстал на пороге.
Выше среднего роста, широкий, даже атлетически крепкий, но весь какой-то помятый, всклокоченный, с асимметричным громоздким лицом, на котором мясистый нос являлся безусловным фаворитом. Густая медная борода торчала небрежно остриженными клочьями, заползая на шее под цветастый шелковый платок. Зеленый штатскийкамзол трещал по швам, точно был с чужого плеча, а на ручищах красовались перчатки с обрезанными пальцами.
— Какой мужчина! — Дада расплылась в обольстительной улыбке. — Караул моему сердцу!
Рыжий вошел в камеру, прикрыл дверь, а затем, сунув связку ключей в карман, многозначительно вскинул лохматые брови и принялся разглядывать обнаженную девушку. Он слегка покачивался с пятки на носок, но больше ничего не делал и молчал. Словно чего-то ждал.
Я почуяла, что от того, как рыжий обмасливает взглядом ее стройные черные ножки, вызывающе торчащие груди, длинную шею и приоткрытые губы, Даде стало не по себе.
Спустя минуту чернокожая заерзала, сморщила шоколадный нос, а ее рука медленно потянула со скамьи холщовое рубище.
Дада прикрыла наготу и громко фыркнула в своей развязной манере:
— Эй! Просыпайся, рыженькая! Папаша твой за тобой явился!
Рыжий одобрительно кивнул Даде, неловко повел затянутыми в камзол шарообразными плечами и иронично спросил у нас с Ричкой:
— Ну-с, университетки! Как вам спалось?
Стоило ему заговорить, как я его узнала. Рыжий как осенний лес. Точно. Это он прятался в «Куке» за пивной бочкой, наблюдая спектакль, он закончил за Эрика фривольную пьесу и предложил королю вина. И это его король усадил подле себя и назвал другом.
И конечно, о нем, о рыжем громиле, рассказывал дядюшка Лоф, упоминая допросы в Арочке.
Наваждение благостного утра спало с меня резко, как полог, сдернутый с новенькой статуи. Я вспомнила, что нахожусь в королевской тюрьме среди государственных преступников и выйти отсюда смогу только по приказу самого Кавена.
Я шагнула назад, вглубь узкой камеры, к скамейке, инстинктивно прикрыв рукой шею, на которой прятались жабры, и стараясь услышать рыжего своим даром. Понять его чувства, прочитать хоть крошечный, ничтожный намек на его намерения. Издевается он или серьезен? Есть ли в нем хоть капля сочувствия и здравого смысла, чтобы отпустить нас? И что мне будет, если я спрошу его о судьбе друзей?
Ничего не выходило.
Я тянулась чувствами, а натыкалась на стену, такую же мощную и непроницаемую, как тюремная крепость.
Виски заломило от напряжения. Ясделала еще шаг назад и уперлась в скамью.
Мне все мешали. Мешала раздосадованная Дада. И мешала Ричка, которая при слове «папаша» подскочила с лавки, как игрушка из табакерки, и оглушила мой особый слух девчачьим, сводящим живот ужасом.
Все знали, что папаша у Рички богатей и вдовец, что балует и наряжает дочурку как куколку, не жалея золотых даже на кружевное шелковое белье. С чего бы ей так пугаться? Трястись? Она же видит, дурочка, что это не ее папаша. Это же всем ясно. Ричка ярко-рыжая, а громила — медный. Все равно что сравнивать облепиховую настойку и гречишный мед.
Напрасно я пыталась выгнать из головы глупую Ричку, отмахнуться от Дады и услышать рыжего здоровяка, сбивающего мой дар то ли невероятной силой духа, то ли еще чем покруче, в чем я не разбиралась и что пугало меня до оцепенения. Рыжий был как скала.
— Так, значит, это вас доблестные гвардейцы сняли со стены королевского исправительного учреждения? — спросил он, обращаясь к Ричке. — В нетрезвом виде? Под покровом ночи? Интересный у нас подрастает медперсонал!Ваша маман огорчится до невозможности от таких печальных известий. И будет права.
Ричка сначала только виновато кивала, но услышав о «маман», вскинула голову так гордо, как я от Рички и не ожидала. Она нервно одернула порванное дорогое платье и дрожащим голосом произнесла:
— Никакой маман у меня нет. Сбежала с одним из ваших доблестных гвардейцев... а когда он ее бросил, спрыгнула с Кивидского моста. Среди бела дня...
— Вот как? — Рыжий спокойно потрогал шелковый платок на шее. — Тем более, юная леди! Тем более! Вам следует вдвойне ответственнее отнестись к своей судьбе.
От этих слов Ричка сначала вспыхнула, а потом опомнилась, отвела в сторону покрасневшие глаза и сказала:
— Я вас поняла, господин. Клянусь впредь быть паинькой. Толькопрошу вас... очень прошу... Не сообщайте отцу. Он заберет меня из Туона... посадит под замок... лучше уж здесь...
— Вы путаете тюрьму и кабинет декана, деточка, — усмехнулся рыжий. — Здесь мы занимаемся доносами совсем иного толка. А непослушные девочки — это по части господина Фельца.
Пренебрежительно произнеся имя нашего ректора, рыжий потерял интерес к Ричке и повернулся ко мне.
Я уже приготовилась услышать в свой адрес тонкие издевательства по поводу вчерашнего заплыва, но громила сказал неожиданно скупо:
— Идите обе за мной. Вас ждут.
— Начальничек... — осторожно подала голос Дада, стараясь вложить в него все свои чары. — А я-то когда? А? Третий день...
— Тебе торопиться некуда. Потолкуем еще. Я так понял, ты не против...
Рыжий выпустил нас с Ричкой из камеры, запер дверь и повел по коридору.
Он шел быстро и молча, резко взмахивая полами камзола при каждом шаге. Правая нога его чуть тянулась за левой. В себя он меня не впускал. И мне показалось со страху, будто он слышит, как я стараюсь его прочитать, и даже тихо насмехается надо мной.
Когда мы добрались до выхода — огромной дубовой двери, запертой на несколько тяжеленных замков, рыжий махнул рукой охране, вытянувшейся по стойке смирно:
— Открывайте! Да велите мост опустить для нашей университетской делегации!
Молоденький гвардеец отдал рыжему честь и бросился отпирать замки. Ведьма побери! Гвардеец тоже его боялся. Да так, что замки не поддавались его дрожащим рукам.
Рыжий хмыкнул, наблюдая за юношей, а потом обратился ко мне, как бы между прочим, словно мы вернулись к прерванной беседе во время прогулки по саду:
— Поймите, леди. Мужчины — это вечные дети. И к тому же непослушные. За ними глаз да глаз. Шуточное ли дело — ничего-то им не страшно! А что в итоге? Глупые поступки, загубленные карьеры. Неприятности. К чему я клоню? Объясните парням своим пылким, что у них вся жизнь впереди. И Туон — не кружок самодеятельности. А столичный трактир, и уж тем паче королевская тюрьма — не балаган с циркачами. Понимаю, люди творческие, вдохновенные. Но держите их там уж как-нибудь, постарайтесь. Повлияйте по-женски. С умом и чуткостью...
И что-то еще в том же духе. Совершеннопотрясенная его откровенным тоном, я начала упускать мысль.
Трудно было поверить, что нас отпускают, без серьезных взысканий и последствий. Трудно было смириться, что я до сих пор так и не слышу ни одного чувства этого неприятного, и в то же время очень притягательного человека.
Не переставая кивать, как глупая птица лубь, я проворковала елейно все сразу, что только можно было выдумать в этой ситуации:
«Да, господин».
«Разумеется, господин».
«Конечно».
«Благодарю вас».
Двери распахнулись, молоденький помчался через двор передавать приказ дальше, а рыжий начальник указал нам с Ричкой на распахнутые тюремные двери так, точно выгонял вон.
— Надеюсь в этих стенах больше с вами не встретиться!
Пока мы шли через двор, я дважды оглянулась. Меня можно было понять. Никогда еще мне не встречались люди, способные тягаться с генами древних.
За воротами Арочки нас ждали дедушка Феодор и его внуки.
— А вот и тюремные феи, — просиял нам навстречу дедушка. — Спасительницы, не иначе!
Красная рубашка на его груди по-прежнему была расстегнута. Вот только на этот раз не потому, что он пожелал выглядеть браво, а потому, что растерял во время ареста большинство пуговиц. Однако седые бакенбарды топорщились щегольски, и вообще, в отличие от внуков, дедушка выглядел выспавшимся и вполне довольным.
— Доброе утро! — вежливо поздоровалась я.
— Охохонюшки хо-хо! — запричитал дедушка. — Живая? Погоняли тебя мои мальчики? Но ты молодчинка, просто молодчинка. И в огонь, и в воду! — Он приобнял меня. — Доброе утро, деточка! А еще добрее оно станет, если мы срочно поменяем дислокацию!
Первое, что сделала Ричка — бросилась Эмилю на шею и буквально повисла на нем.
— Эричек! Ты живой? Слава Солнцу!
— Это Эмиль, — не особо задумываясь, сообщила я.
— Эмиль? — Ричка недоверчиво уставилась на смеющегося парня, с сожалением расцепляя руки на его шее.
— Да. — Он по-дружески приобнял удивленную Ричку и отпустил. — Просто Эрик отдал мне свой свитер.
— Эмильчик такие трели зубами выводил, — осклабился Эрик. — Покруче, чем на флейте! Пришлось греть братишку. Зато мне рубашечка трофейная досталась. Ароматная! Духи «Река жизни»!
— Да кончай ты... — перестал смеяться Эмиль.
Чтобы братья не начали привычную перепалку, я поспешила крепко обнять сначала Эмиля, а потом Эрика.
— Ты как, кутила?
— Веселюсь, как могу, темная дева, — шепнул Эрик, прижав меня к себе быстрым неловким движением. Жарко выдохнул мне в шею и, разжав объятия,весело затараторил на публику: — Ну что, девчата, не скучный денек выдался? Королевские концерты — они такие. Я обещал!
— Молись, чтоб они в Туон не написали, — фыркнул Эмиль. — Вылетим с треском оба, вот и будет тебе нескучный денек.
— Делать им нечего! Чё ты начинаешь? Тебе, конечно, после дерьма не особо отплясывается, а я доволен. С королем стихами на брудершафт не всякому обломится. Плохо только, что башка болит. И во рту такие ароматы, точно я кота дохлого съел. Целиком, с хвостом. Пошли, что ли, куда-нибудь, пожрем горячей еды.
Эмиль не стал больше спорить. Видимо, побоялся, что Эрик снова поднимет тему купания в отхожей яме.
— Есть одно отличное местечко, — сказал он. — Мы покажем.
— Так показывай! Стоит, сиськи мнет! — Эрик хлопнул брата по плечу, а потом по-свойски обнял Ричку за шею и потащил ее к мосту.
Дедушка язвительно гаркнул: «Спасибо этому дому...» и тоже с энтузиазмом двинулся вслед за Эриком.
Мы с Эмилем оказались позади всех.
— Нас даже мама путала, — тихо сказал он. — А дед путает до сих пор. И вот интересно. Мы дружим пять месяцев и девять дней. Всякие были ситуации. Ты ни разу не ошиблась...
Я очень смутилась, потому что давно ждала от Эмиля чего-то подобного. Я понимала: полностью мою внутреннюю жизнь не скроешь, рано или поздно я себя выдам. С моей эмоциональностью трудно хранить тайны, а с внимательностью Эмиля трудно их не заметить. Что мне ему сказать?
— Итта, — забеспокоился Эмиль. — Ты словно не здесь. Я спросил лишнее? Ты сердишься?
— А? Нет... Вовсе нет... Эмиль, мне не за что сердиться... Я... тебе все расскажу. Просто не сейчас, чуть позже.
Эмиль кивнул.
Я все время думала о рыжем. Я не могла перестать о нем думать. О нем, и о том, что он не поддался моему дару. Все у меня как на ладони. И Эрик со своей бравадой и тайной страстью, и вольнолюбивая Ричка со своим страшным папашей, и веселый дед, мечтающий похмелиться, и растерянный, виноватый Эмиль, переживающий, что опозорился вчера передо мной. А этот рыжий... белый лист. Да кто он вообще такой?
Едва мы перешли мост и вышли на дорогу, как на нас с приветственным лаем выскочил пес.
— Пошел вон! — прикрыв собой Ричку, Эрик наклонился подобрать палку.
Пес подлетел к нему и встал как вкопанный, почуяв подмену.
— Расслабься! Это наш! — подбежал Эмиль.
Пес узнал его тотчас. Он принялся радостно вилять хвостом и даже ткнулся Эмилю в колени.
— Наш? — вылупился Эрик. — У нас теперь есть здоровенная бродячая собака? Да тебя ни на минуту нельзя оставить без присмотра, братишка.
— Наш — это, к сожалению, очень условно. Просто прибился вчера в городе. — Эмиль погладил лобастую башку пса. — Молодец, что дождался! Идем отсюда, дружок, тут больше нет ничего интересного...
Солнце припекало, дорога больше не пугала. Оказалось, что от тюрьмы до городских ворот росли не только липы и вязы, но и прекрасные нежно-розовые дикие вишни. Пахло будущим летом. Пес гордо шествовал рядом со мной и Эмилем. Эрик тискал Ричку и нарочито громко рассуждал о пользе купания в говне. Ссылаясь на то, что грязевые ванны еще не одному честному человеку не пошли во вред. Сначала дедушка Феодор его одергивал, а когда замаялся идти пешком, тоже принялся ворчать. В основном, по поводу узких тюремных лавок и бессовестно большого штрафа за невинное праздничное развлечение.
Выяснилось, что король помиловал только Эрика, за талант и юные лета. Так было написано в приказе. А с деда содрали пять золотых монет. Что и в самом деле было немало и составляло половину моей стипендии.
— Он с вами говорил? — спросила я Эмиля.
— Кто? Тот рыжий?
Я кивнула.
— Он говорил с Эриком. Наедине. Спроси его. Мне он дал только один совет.
— Какой? — насторожилась я.
— Перед тем как пить ром — съесть кусок мяса.
— Он очень странный.
— Да нет, он прав. Просто пить ром я не планировал. Глупо получилось...
Мне надо было его успокоить, надо было сказать что-то поддерживающее. Но я не могла. Ужасное чувства безвыходной ситуации буквально держало меня ледяной рукой за горло. Даже если вдруг предположить, что Эмиль не испугается моей природы, он все равно не сможет меня понять. Ему, гордому, полному сомнений перфекционисту, не справиться с тем, что девушка слышит его тайные чувства, что без спроса гуляет в его душе. Нет, я не расскажу ему. Моя тайна останется со мной. Иначе никак. Одиночество в любом случае. Зато хотя бы с возможностью видеть его добрые глаза.
Я посмотрела на него. Он был в отчаянии. Шел рядом, повесив голову, высоченный, лохматый. Свитер Эрика ему очень шел.
— Ты чего такой грустный? — спросила я.
— Тебе честно сказать? — покраснел Эмиль.
— Ну, можешь и соврать. Если красиво... — улыбнулась я.
— Завтра утром мы разъедемся на каникулы... — Эмиль пнул с дороги маленький камешек. — На все лето... А мы живем очень далеко друг от друга. По разные стороны королевства.
— Да, наверное, между Долиной Зеленых Холмов и Озерьем недели две пути.
— Четыреста семьдесят верст. Да, где-то так. Но если спешить, то и за десять-двенадцать дней можно успеть...
— Ты все посчитал? — Я не могла не улыбнуться. Конечно, четыреста семьдесят верст — это очень далеко. Но если Эмиль знает точное расстояние, может, все-таки я не так одинока?
— Погуляем сегодня по городу? Вечерком? — предложила я.
— С радостью! Если... у тебя остались силы. И если ты, — Эмиль провел рукой по волосам и посмотрел на меня чуть виновато. — Если ты, конечно, захочешь... после всего...
— Я же сама предложила, Эм! — Мне вдруг стало смешно. — Ты знаешь, как дорого мне стоило это предложить? Я же девочка. Мне не положено.
— Правда? Прости. Я просто очень плохо умею ухаживать за девочками. Из рук вон плохо. Мне казалось, что после вчерашнего было бы замечательно погулять по городу. Вдвоем. Но это не значит, что ты того же мнение на этот счет...
— Хочешь знать мое мнение? Вчерашний день был просто потрясающий. Эрик прав.
И я взяла его за руку. Сама. Он осторожно сжал мою ладонь и больше уже не отпускал до самой «Золотой антилопы».
Продолжение следует...
Автор: Итта Элиман
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58095-belaja-gildija-chast-17.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
