Отряд «Гребаные звездочеты»
Многое мог представить себе капитан Чанов относительно службы, пока учился в Королевском колледже и старался добиться во всем лучших результатов, зарабатывал шрамы, награды и повышения. Многое мог... Но такое!
Стать не просто тыловой крысой, — нянькой для пубертатных балбесов, суровым дядюшкой для избалованных сопляков, именно тогда, когда его друзья-одногодки вовсю отрываются на передовой и зарабатавают себе долгожданные медали и славу!
Нет, это не укладывалось в начисто лишенной сантиментов, неглупой голове капитана. Кто?! Кто придумал это назначение? Кого за такое благодарить? Перебирая за вечерней рюмкой одну за другой кандидатуры тайного недоброжелателя, Чанов дал себе зарок после войны найти каждого, подпаивать в притворном панибратстве и таки выведать, найти мерзавца. А после спровоцировать его на дуэль и проколоть насквозь. Бывают шутники, и они даже нужны, но это — нет... За подобную гнусную подлость следует расплачиваться...
Капитан ненавидел Туон, дурно спал и тяжело справлялся с депрессией вплоть до сего доброго, на удивление приятного утра.
Четырнадцатого августа Чанов проснулся с чувством умиротворенного потепления в области груди и, спутав с непривычки свое состояние с жаром, громко потребовал у денщика градусник. Температура у Чанова держалась нормальная, пульс не шалил, однако тепло в груди только разрасталось.
Хотелось немедленно кофе и не хотелось делать зарядку. Просто лежать, размышлять над делами, а, может, даже, вспоминать шелковые трусики инспектрисы...
«Выкусят! — одернул себя Чанов. — Все от меня только этого и ждут!»
Капитан был «старый солдат» и слабины не дал: встал, умылся холодной водой, побрился, размялся и подтянулся на свежесколоченном между яблонь турнике привычное количество раз. Затем позавтракал, надел форму и направился в университетский кремль на утреннее построение.
Сегодня он собирался вызвать к себе завхоза и потребовать от него полного доклада о расходе продовольствия.
Студенческий паек следовало укоротить сразу наполовину, не то через пару месяцев кормить этих прожорливых детей будет нечем, а полноценного урожая в этом году не жди. Юг горит. По той же причине необходимо инвентаризировать все запасы, завхоз здесь вроде приличный человек, совершенно чуждый наживе, — хоть с этой стороны спокойно. Свечи, опять же. Не будет в этом году свечей. Единственная в Допле свечная мануфактура превратилась в пепелище стараниями гостей с юга. А местные поселяне, конечно же, не поделятся своими запасами. Потому — экономия и еще раз экономия. Да, кстати, о местных... Их намеки на то, что пора бы повысить закупочную цену на мясо, очевидно, указывают на то, что по старой цене они теперь намерены сдавать только конину и старье. И это тоже следует решить — отрядить в местные леса пару гарнизонных стрелков в качестве охотников, пусть совершенно бесплатно добывают свежую оленину. Пресечь это деревенское рвачество в корне, совсем оборзели.
Ах да, еще же банный насос вышел из строя. Кто его починит? Пока что можно мыться в Клячке, но ведь скоро осень. Новый банный насос так просто из столицы не выпишешь. Сейчас никто этим не будет там заниматься, хотя чем, черт бы их побрал, они там занимаются, эти индюки — отдельный вопрос.
Студенты все прибывали и прибывали, незнакомые лица смешивались со знакомыми и произвольно чередовались, доводя до изжоги. Личные их дела заполнили все столы и полы в штабной комнате, неконтролируемо утолщаясь и заполняя пространство. Ротный писарь осунулся и уже стал втихаря попивать на рабочем месте. И капитан Чанов понимал, что это только самое начало ожидающих его проблем...
По дороге в административный корпус Чанов попал под моросящий дождик, и с удивлением заметил, что от дождя все запахи становятся острее... Август пах хвоей, пылью и георгинами, а от студенческой столовой приносило аромат ванили...
Вот! Что и следовало доказать. Завхоз опять балует этих бездельников блинами. Каша — оно бы куда экономичнее и полезнее. Ну ничего, сегодня этому празднику щедрости придет разумный конец.
Капитан Чанов поднялся в свой кабинет с мыслью о том, что надо будет сопроводить мадам инспектрису на объекты общественного труда. Пусть полюбуется, как он тут все организовал без всяких новомодных глупостей, для нее это будет не без пользы... Поприще неблагодарное, дашь поганцам слабину — сразу сядут на шею. Женский педагогический состав далеко не всегда это понимает, тут нужен особый склад ума...
Мадам Виола пришла к коменданту перед самым построением. Сегодня она была еще привлекательнее, чем вчера: румяная, слегка заспанная и особенно ароматно надушенная.
Капитан Чанов нарочито по служебному пожал инспектору руку, вдохнул духи и снова поплыл.
— Доброе утро, господин комендант, — дама лукаво улыбнулась, не отпуская при этом его сухой, жесткой руки. — Прекрасный гостевой дом. Все удобства, я отлично отдохнула, и готова приступить к своим обязанностям.
Чанова бросило в пот. «Своим обязанностям!» Да, черт побери, хотелось немедленно приступить к этим самым обязанностям, прямо здесь, на его рабочем столе. Но в соседнем кабинете крутился ротный писарь и уже трижды подносил бумаги. Запереться здесь вдвоем означало бы пустить слух и тем самым пошатнуть его авторитет, а, следовательно, и дисциплину. Черт бы их всех побрал! И в первую очередь этих малолетних дебилов, общий сбор которых теперь проходил по утрам, то есть уже вот-вот.
Чанов строго откашлялся и не без сожаления высвободил свою руку из нежной руки мадам, указав этой своей, уже вспотевшей рукой на кресло.
Мадам Виола с удовольствием присела, манерно поправив юбку и сложив колени чуть боком, при этом край ее строгого платья зацепился за башмачок, и капитан Чанов увидел затянутую в чулок розовую крепкую лодыжку, такую беззащитную, неприлично притягательную, что задержал на этой лодыжке взгляд и дёрнул щекой. Когда он опомнился, дама уже давно что-то мягко говорила:
— ...и после, конечно, опрос и долгая беседа о чести и умеренности. Если вы не возражаете, разумеется, то я бы хотела начать именно с него. По свежим следам... нарушений.
Чанов кивнул, он задним умом уже заподозрил, что речь шла о том кудлатом дегенерате, которого он собирался ещё не раз бить поперек зубов, но отказывать мадам причин не было, да собственно и пусть попробует вразумить этого негодяя... пусть увидит собственными глазами, как разбивается в мелкую щепу утлая лодчонка лояльной педагогики. Пусть этот мерзавец при полном параде хватанет ее разок за роскошный...о, выше всяких похвал... зад под одобрительный хохот своих безмозглых дружков. Ей полезны такие впечатления, чтобы побыстрее развеять всякое благоглупостное дерьмо из этой очаровательной... хм... головушки.
— Не возражаю, — благодушно ответил Чанов, садясь в кресло. — Однако... прежде... не угодно ли мадам инспектору ознакомиться со всем, хм, коллективом? Общий сбор перед отправкой на работы... — Чанов глянул в окно, — вам посетить будет весьма полезно.
Инспектриса сощурила красивые, сочные глаза и как-то заискивающе улыбнулась:
— Вам ведь не по сердцу эта работа, господин капитан?
Чанов несколько смешался.
— Мадам. Я не на работе, я на службе. И не привык к подобным вопросам. В королевстве война. Что мне по сердцу, а что нет никого не должно касаться.
— Простите, — мадам инспектор опустила ресницы, но тут же подняла их, чтобы посмотреть прямо в глаза капитана. — Я вижу, вы сожалеете, что оказались здесь, а не на передовой. Вы доблестный, горячий человек. Позвольте мне вам помочь...
Капитана снова бросило в пот. «Позвольте помочь!» Да она издевается!
— Мадам... хм... Вы уже мне очень помогли. И уверен, мы поможем друг другу вновь. Но в эти ваши новомодные методы... в них я не верю. Этого засранца исправит только сама жизнь! Педагогика тут совершенно бессильна.
— Ммм... — мадам инспектор с чувством вздохнула. — Я бы заключила с вами пари, господин капитан. Но мы на одной стороне. Извольте! Познакомьте меня с подопечными. Буду рада на них взглянуть...
***
Теплый дождик дружески постукивал по плечам мрачных студентов, построенных капралом Денежко перед памятником признанному словоблуду.
Несколько дней физического труда отразились на их позах равнодушным принятием, и Чанов с удовольствием отметил, что с заспанных лиц молодежи начисто улетучилось желание дерзить, петь песенки, забивать голову всяким вздором и ползать по соседям до собачьей вахты. Поспали, теперь можно и поработать. Поработали, теперь можно и поспать. Красота, гармония. По-ря-док.
Восемь утра, они такие, да, детишечки. Благословенные восемь утра, и ведь никто никому не дерзит. Ага. Даже в ум не приходит. А вы говорите, педагогика. Чушь свинячья ваша педагогика!
Однако после переклички по рабочим группам, настроение Чанова слегка качнулось в сторону бури. Не хватало двадцати двух человек, а именно, всех, высеченных за драку, их девиц и недавно явившегося с корабля на бал выскочки-аспиранта, как его... Комаревич? Макаревич? Чорт бы побрал всю эту сволочь, со всеми аспирантами, педагогами, выпускниками и абитуриентами....
— Смир-р-рно! — прорычал капитан, багровея и обращаясь не то к гвардейцам, не то к студентам. — Где... эти... дегенераты?!!!
Гвардейцы выправились в струну и побледнели. Капрал Денежко судорожно схватил брошенный ему в лицо список. Инспектор по воспитанию молодежи, не находившая в толпе торчащей головы Пастушки, с трудом сдерживала улыбку. Обстановка накалялась.
И тогда они явились. Всей толпой. Нетвердой походкой втекли в арку, напустили на себя гонору и нагло вперлись в первый ряд, как штрафники перед раздачей баланды, нарушив красивое, прилежное построение.
Мадам Виола, наконец, увидела своего Пастушку, а он увидел стоящую рядом с капитаном Чановым Виолу, и широко ей улыбнулся.
— Отста-а-а-авить! — проревел капитан в лучших традициях Королевского колледжа, где умели орать на курсантов так, что некоторые даже могли обмочиться в короткие курсантские штанишки.
Гнев ударил ему в голову не только потому, что мерзавцы опоздали, и даже не потому, что от них за два метра разило алкоголем, бессонной ночью, расхлябанностью и всем прочим непотребным.
На шее каждого из этих подонков черной тушью было, черт побери, что-то нарисовано! Проклятая черная не то снежинка не то звездочка. У каждого!
Крича и по-армейски ругаясь, Чанов сбежал по ступенькам прямо к этим оболтусам, с целью прямо сейчас смертным боем бить каждого собственноручно. От гнева он совсем позабыл, что студенты — не гвардейцы.
— Отряд гребаных звездочетов у нас тут появился, да?!? Я вас правильно понимаю, уроды??? Или у вас есть еще что-то, чем вы меня удивите?!!!
Звездочеты, сбледнувшие с лица уже от его первого окрика коменданта, порядком струхнули. Хоть и предполагалась в их богатой гильдейской фантазии ситуация, когда «барбос слетает с нарезки», но чтоб так быстро, и сразу же лицом к лицу с барбосом непосредственно — об этом никто всерьез не думал.
И тут Чанов резко замолчал. Заткнулся так, точно подавился или налетел лбом на стену, и точно из глаз его брызнули реальные, уже не нарисованные звезды.
Гребаная не то снежинка, не то звездочка на шее самого бесячего долбоклюя, при близком рассмотрении оказалась... Розой Ветров... Чанов разом вспомнил все во всех отвратительных подробностях.
На последнем курсе в колледже явился как-то лысоватый субъект в несвежем белье, и весь выпуск прогнали буквально по три человека к нему на специнструктаж. Секретность, понятное дело, неразглашение, подпись.
И, в числе прочего, на этом специнструктаже была эта звездочка-снежинка, была. Наряду с... кхм, об этом пожалуй в другой раз... а вот снежинка-звездочка была. И сказано было в связи с нею: «Буде обнаружится такая татуировка на теле при осмотре... буде обнаружится такой рисунок в публичном месте... буде обнаружится данный символ в литературе, не связанной с топографическими и навигационными изданиями...
Не медля доложить вышестоящему, и сопроводить личным рапортом в Особый Отдел»
Вот так так!
Если бы Чанов мог в тот момент говорить, то это были бы только непроизносимые при дамах слова, но говорить Чанов не мог секунд тридцать. Он хватал воздух побелевшими от гнева губами, он дышал носом, он сверкал глазами. Но молчал. Шеренга звездочетов ни жива ни мертва наблюдала за ним, морально приуготовляясь к экзекуции.
Чертовы паскудники! Сволота! Бить, бить и бить — вот что с ними надо делать, по идее. Вот прямо по этим звездно-снежиночным шеям, в первую очередь. Буквально ничто другое им не может помочь.
Если бы не инспектриса, с ее достойным всякой похвалы роскошным экстерьером, но, черт побери, и с надзорными полномочиями тоже, он бы, черт побери, не смог отказать себе в этом удовольствии.
Роза ветров! Чертова роза ветров! Малолетние идиоты сами лепят себе каторжную статью на шею, а он при них как клоун на детском утреннике, теперь он это понял.
Ну хорошо. Будет вам, конечно, и рапорт, обалдуи. Не сейчас, сейчас это никого не заинтересует. Потом, после войны.
А вот сейчас... сейчас вам будет... по вере вашей...
Он поднял руку, требуя полной тишины, хотя тишина и так стояла гробовая. Все смотрели на него и на «гребаных звездочетов» и понимали, что тучи сгущаются вот прямо сейчас и вот-вот грянет гром.
И гром грянул.
Раскатисто и внятно:
— Итак! Прошу любить и жаловать! Новый отряд «Гребаные звездочеты»! Построиться!
Гвардейцы бросились расставлять гребаных звездочетов в шеренгу. Ноги плохо слушались гребаных звездочетов, но гвардейские кудесники криком и древками алебард достаточно споро выровняли их.
Особый отряд медленно расширяющимися узенькими зрачками прозревал свое, звездочетское, будущее.
— Переписать!! — рявкнул комендант ротному писарю, и тот послушно подступил к новому отряду, резко и громко выкрикивая: «Фамилия! Имя!» Никому из гребаных звездочетов почему-то не пришло в голову в ответ на это поиграть в молчанку. Все быстро и без всяких экивоков называли свои имя и фамилию.
Их траектория определилась более чем наглядно. Студенческая толпа все-еще-вольняшек испуганно расступилась вольным строем.
— Вот, уважаемая! Полюбуйтесь! — тщательно подбирая слова сказал Чанов Виоле, он уже обуздал свой гнев, хоть было это нелегко, и щека его периодически дергалась, как от боли. — Уверен вы ощущаете, как вкусно от них разит свободой? А именно - выпивкой, девками и табачищем... Поздравляю! Это и есть тот... кхм... материал, с которым вам придется работать. Предложите нам какой-нибудь... кхм... модный... педагогический метод. Нальете им теплого молока с овсяным печеньем? Подотрете им зады..., пардон, носы кружевным платочком? Обнимите их и поплачете?
Чанов делал страшные глаза, желая как бы постелить инспектору по воспитанию молодежи ковровую дорожку под ноги, но мадам Виола молчала.
Педагогика, хоть и не была ей совершенно чужда, но однако же не в этом смысле...
Опасаясь смотреть на Пастушку, она благоговейно смотрела в рот капитану и понимала, что только в ее силах хоть немного снять напряжение с этого ... гм... чересчур горячего человека. Мужик-хозяин должен реализоваться, и чем быстрее, тем для Пастушки спасительнее.
Поэтому она еще раз молча и преданно посмотрела коменданту в глаза и, опустив ресницы, взялась за верхнюю пуговицу своего, уже другого, еще не растерзанного жакета.
«Вот и правильно... — подумал капитан Чанов. — Твое место в койке, голубушка.»
Убедившись, что прямо сейчас, в течение часа, перепадет, капитан удовлетворенно ухмальнулся и браво вскричал:
— Смирна-а-а!!!
Гребаные звездочеты натужно выпрямились.
— Так стоять! - А затем тихо добавил только для ушей инспектора по воспитанию молодежи: — Я предупреждал - такому вы не готовы. Ничего, привыкните. И чтобы они вас не съели, я считаю необходимым заранее выбить из них дурь. Считайте это... кхм.. моим подарком вам на вступлении в вашу должность... Учитесь!
Сложив руки на причинном месте, как настоящий военачальник, полководец и отец всем подчиненным, комендант встал перед строем и раскатисто заговорил:
— Некоторые полагают, что они умнее всех, если начитались запрещенной литературы, жирно кушали и сладко жили. Некоторые считают, что рисовать на рожах знаки давно не существующей организации — это остроумно. Некоторые считают, что им все должны. И все эти некоторые ошибаются. Реальность совсем другая. И состоит она в том, что вы — ничтожества, совершенно бесполезные в труде, в бою, и в любом другом деле. На данный момент вы сродни животным в Алъерьском зоопарке, с той разницей, что они умеют себя вести, а вы нет. Милостивый король обеспечил вам безопасность, кров и еду. Собираетесь ли вы это ценить? Нет. Потому что вы молокососы и идиоты, начитались книг, ни ведьмы правильно не поняли, и возомнили о себе черт знает что. У меня для вас плохие новости, детишки. Жизни вы не знаете. И не моя задача вас с ней знакомить. Но я буду добр. И окажу вам такую услугу. За южной стеной у нас примерно тридцать гектаров несортового леса. Бойцы гарнизона уже начали вырубку, с целью заготовить дрова на зиму. Университет ведь надо чем-то топить, не правда ли? Угля в этом году не будет. Впереди зима. Я, было, думал, каким образом и за какую цену подписать местных крестьян возить бревна в Туон.. И, признаться, никак не мог свести баланс. Но теперь, когда у нас появился новый героический отряд «Гребаные звездочеты», проблема решается сама собой!
Толпа на площади ощутимо выдохнула, услышав, что телесных наказаний пока не предвидится. Никто еще не успел осознать как следует, что такое тридцать гектаров бревен.
— Тридцать гектаров — месяц работы, ерунда для тех, у кого есть силы паясничать! — комендант оглядел онемевших студентов: — Когда закончите, тогда мы с вами обсудим розу ветров и прочие небезопасные рисунки более подробно. А сейчас — все стереть. Немедленно. Увижу еще раз — шкуру с вас спущу... Прорабы — ко мне в кабинет... Мадам... — Чанов подал инспектрисе локоть властным, не терпящим возражения жестом.
Виола взглянула ему в глаза взглядом захваченной в набеге наложницы и Чанов внутренне порадовался ее сообразительности.
Комендант уже примерился отвести даму обратно в гостевой дом, дабы забыть к чертям весь этот бешеный детский сад и больше не видеть этих наглых мерзавцев как минимум до вечера, но тут вперед выступил этот, как его... Комарович.
— Это неслыханно, что вы здесь творите... — пылко заговорил Василь Камарович. — Вам доверили детей! А вы... Лесоповал — не детская работа... Они не пленные и не преступники, они даже не взрослые... Мы оба с вами знаем, что за этим стоит прямой садизм... Вы позволяете себе уничтожать умы следующих поколений!
— Умы? Черт бы вас побрал, Комарович! — капитан Чанов остановил свой триумфальный уход и на полпути обернулся, чтобы отхлестать этого негодяя, эту заграничную шавку хотя бы словом. — Вы, что, не понимаете? В королевстве война. Разуйте глаза, Комарович! Эти умы следующих поколений не годятся буквально ни на что! Распустили! Избаловали! Полный провал! Педагогическая катастрофа! Ни одно предыдущее поколение не было так бестолково!
— Это не вам решать! — возразил коменданту «заграничная шавка». — Я буду жаловаться в королевское министерство образования!
Чанов, который вел под руку инспектрису этого самого министерства, и уже едва дышал от желания разорвать ее изнутри, устремил взгляд своих покрасневших от гнева глаз прямо в красные от бессонной ночи глаза Комаровича и прорычал, на этот раз не переходя на крик:
— Жалуйтесь сколько влезет, господин выскочка! Но сначала докажите ваше рвение делом! Примите личное участие в воспитании этих раздолбаев. Назначаю вас командиром отряда "Гребаные звездочеты". Это значит, что с этой минуты за любое нарушения дисциплины с их стороны не они, а вы, Комарович, получите пятьдесят плетей. Пятьдесят! Подайте мне только один единственный повод, и я с наслаждением сам вас высеку. Пользы ради и науки для!
Продолжение следует...
Автор: Итта Элиман
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58892-belaja-gildija-2-chast-13.html
Содержание:
- Часть 27
Книга 2. Новый порядок капитана Чанова
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: