216,8 тыс подписчиков

Белая Гильдия 2. Часть 24

15 минут

36 прочтений

3 октября 20243 окт 2024

Клюква и яблоко

К обеду день за окном нахмурился, свинцовые облака замерли над крышей архива. Но дождя я не чуяла. Только тревогу и пустоту.

Эмиль появился, когда я решила больше его не ждать, а взять себя в руки и начать читать книгу. Получалось плохо, взгляд все время скользил по странице, не цепляясь за строчки. Я подняла глаза и увидела перед собой Эмиля.

Он был аккуратно причесан на косой пробор, в белоснежной накрахмаленной рубашке с закатанными рукавами. Где он ее взял? Его единственная белая рубашка погибла в схватке с капитаном Чановым — порвалась, испачкалась смолой и кровью. Отстирать ее до такой снежной чистоты не смогла бы и Ванда...

— Привет. — Он сел на край моей кровати и положил на тумбочку бумажный сверток. — Это сушеная клюква. В ней много витаминов.

— Спасибо... — Я погладила его по предплечью и прислушалась к его чувствам. Сомнения, заботы и досадное раскаянье в каком-то важном решении.

— Ешь, я еще принесу. — Он поправил на моих коленях одеяло и добавил. — Госпожа Шток сказала, может быть завтра тебя уже выпишут. Я против. Ты еще не поправилась.

— Я бы уже сегодня сбежала, если честно...

— Даже не думай. — Эмиль посмотрел так строго, словно бы сразу поверил, что я не шучу.

— Лучше расскажи, что у вас там от меня за тайны?

— Тайны от иттиитки? — Глаза его стали чуточку лукавыми. — Нет. Никаких тайн, Итта. Просто не хотел тебя беспокоить. Мы собираем группу, чтобы учиться азам самообороны. Как только тебе станет легче, начнешь тренироваться со всеми.

— Мне уже легче...

— У тебя слабость. Тебе и меч пока не поднять. Вот неугомонная! Слышал, что ты устроила на свекольном поле. — Эмиль улыбнулся.

— Правильно устроила, — насупилась я. — Ты бы знал, что эта Лилия про нас говорила!

— Тебе не все равно, что про тебя говорят? — Удивился Эмиль. — Ты же умная и понимаешь, что у любого обидного слова есть скрытая причина.

— Понимаю. Но Эм... я... Очень, очень разозлилась.

— Получается, она тебя задела за живое.

— Ты знаешь, о чем шла речь?

— Все знают.

Назидательный тон Эмиля мне не понравился. Конечно, причинамоей злости была шита белыми нитками. Лилия сказала ложь, но попала в мое самое больное место. Я никогда бы не стала спать с обоими близнецами, но... в глубине души хотела обоих. И теперь Эмиль это знал. Так что стерва Лилия получила по делу. И получит снова, если еще хоть словом, хоть взглядом заденет меня и моих ребят...

— Не переживай, — Эмиль понял мой расстроенный вид по-своему. — Просто не показывай больше своих слабых мест. У тебя их немало.

— Постараюсь. — Внезапно мне захотелось забраться к Эмилю на колени и поплакать в плечо, но... это было бы и стыдно, и глупо. — Все в порядке. — Я выдавила улыбку. — Лучше расскажи главное. Ты вернул трофейный меч?

Эмиль торжествующе кивнул.

— Как?

— С приключениями. Пошел к проректору и говорю: я бы хотел взять со склада арбалет своего отца и меч, заработанный на поле боя. Он на меня смотрит, и вдруг багровеет, хватается за свой арбалет, с крыльца меня спихивает и начинает дико орать: «Травинский, да вы не охренели ли!» Вот прямо так... «Как у вас наглости хватает вообще глаза поднимать после всего?» Я объясняю спокойно, что первый раз его вижу и претензий не понимаю, тем более, поскольку он проректор, то странно было бы, если бы я обратился к кому-то другому с этой официальной и вполне законной просьбой... Мне многое пришлось сказать вразумительного, прежде чем у него усы трястись перестали и он перестал хвататься за свой арбалет. Мол, «Что значит в первый раз? Отпираетесь, молодой человек, от горячего... Скакали тут летом в петушином костюме...» И тут я начинаю понимать, в чем дело. Честно говоря, я тогда подумал, что прибью Эрика... Ему крупно повезло, что он сегодня не ночевал...

Я смеялась.

— Смешно, конечно, я согласен... — кивнул Эмиль, хотя по нему было видно, что ему совсем не смешно. — Я все уладил с проректором. Объяснил про брата, напомнил закон, подписал бумагу и получил разрешение забрать меч и арбалет. — Глаза Эмиля блеснули.

— Ты такой молодец... — я сжала его руку в своей и снова вспомнила страшный сон, в котором не могла к нему прикасаться и не способна была чувствовать ни запахи, ни тепло... — Наверное, оно того стоило, все это... — я обвела глазами палату, имея в виду все, что нам пришлось испытать. — Чтобы вернуть меч...

— Нет. — Эмиль покачал головой. — Оно того не стоило. Просто меч — это свобода.

— Когда мы познакомились, ты сказал, что совсем не интересуешься оружием... — я ласково переплела свои пальцы с его.

— Я все ждал, когда ты об этом вспомнишь... — Эмиль улыбнулся и приложил мои пальцы к своим губам. — Поправляйся уже, Итта. Я по тебе соскучился.

По моей спине пробежал озноб нежности. Но все мои порывы сегодня почему-то ударялись в эмоциональный настрой Эмиля, как в твердую воду того тыквенного озера из сна. Хотелось немедленно снять наваждение, крепко прижаться, поцеловать, увидеть в его глазах огонь страсти, ощутить на губах его дыхание, а на талии — горячие руки. Но я не посмела. Эмиль смотрел на меня очень робко, очень заботливо. Все его неприличные желания были надежно спрятаны глубоко-глубоко в подпол души, а на поверхности остался только решающий вопросы мужчина, по необъяснимым причинам сомневающийся в себе. Надо было дать ему облегчить душу. Пусть расскажет. Не о нас и не обо мне, а о том, что для него сейчас важно.

— Рассказывай сначала про гильдию... — попросила я, отпуская его ладонь и усаживаясь поудобнее. — Тигиль согласился вас тренировать?

И Эмиль стал рассказывать о том, как раздал друзьям мечи, о том, как Талески рванул гневом и четь не порезал Эрика, о том, что говорил о гильдии Дрош, и о том, как все уладилось. Теперь у Эмиля был забот полон рот. Распределить время и очередь тренировок, порядок дежурства в добровольной дружине, и решить, как и где организовать тренировки по верховой езде. Я слушала и смотрела в озабоченные глаза Эмиля, как завороженная. Я так им гордилась, что даже слов не находила.

Когда он уходил, я проводила его до двери и поцеловала в губы. Не по-настоящему, а просто потянулась и неловко чмокнула. его чувства плеснули в меня таким желанием, что чуть с ног не сбили, но Эмиль только на мгновение обнял меня, улыбнулся: "До завтра, Итта!" и ушел.

После долгого жара у меня действительно начались пониженная температура и слабость, от которой все время хотелось спать. «Последняя из рода» — книга, которую принесла Ванда, продвигалась медленно, хотя и оказалась интересной. В те часы, когда я не спала и не дремала, то читала о серьезной жизни взрослых людей, которые, несмотря на недетский возраст, тоже совершали глупости. Раз уж мне не судьба была присутствовать на ночных сходках в Графском Зубе, то хотя бы почитаю, как приключается кто-нибудь другой.

Глубокой ночью что-то толкнуло меня в плечо, бесцеремонно выдернув из грез. Оказывается, я все же задремала над книгой, и сюжет переместился в сон, полный нежных поцелуев и волнующих стеснительных обнажений, ласковых прикосновений, запахов тел и страстного шепота. Все было настолько же бесстыдным и сладким, как те любовные игры, о которых мне рассказала Ванда, а этот толчок оборвал удовольствие на самом интересном месте.

Раскрытая книга лежала на подушке, на тумбочке все еще горела свеча. Пламя так старательно тянулось к потолку лазарета, точно бы вставало на цыпочки, желая оторваться от фитиля.

Сначала я услышала близкое тепло другого сердца, такое же как пламя свечи — горячее и упрямое, а потом в раму что-то ударило.

Эрик! Да он совсем с ума сошел! Я вскочила, распахнула окно и зашипела в темноту:

— Тихо ты! Госпожа Шток голову тебе открутит.

— Посвети лучше свечкой. Ни бельмеса не видно, где тут что.

Я схватила свечу и сунула ее в окно. Свеча меня ослепила, и я уже не могла увидеть карабкающегося по стене Эрика, а только слышала его сопение и тихую ругань.

— Сволочи эти строители. — Перекинув, наконец, через подоконник ноги, сообщил он. — Ни одного нормального выступа в стене. Вот тем, кто строил гостевой дом, хочется руку пожать. А эти... как можно не думать о рыцарях, которым необходимо навещать дам.

Он спрыгнул на пол, не спеша прошелся по сумрачной палате. Карман его штанов топорщился от чего-то круглого.

— Где ты пропадал? — Я поставила свечку на тумбочку и присела на свою кровать. — Я тебя четыре дня ждала.

— Да, кстати... вот... — вместо того, чтобы ответить, Эрик полез в карман, вытащил большое красное яблоко и положил на тумбочку. — Было три, но два я извел на окно. О! — он взял в руки книгу. — «Последняя из рода». Хороший романчик. Я его лет в десять читал.

— Ври! — улыбнулась я.

— Ладно, в двенадцать. Не суть. — Он пошуршал страницами, точно умел читать в темноте, а потом захлопнул книгу и положил рядом с яблоком. — Да, хороший. О любви. Там одна сцена запомнилась... Сад, идиллия, птички поют. Он и она. Он перед ней на коленях... В кольчуге и латах, меч за спиной. Она, конечно, в платья, юбка как занавес в три обхвата и декольте такое, что грудь не помещается. — Эрик посмотрел на мою больничную пижаму и улыбнулся. — Ну вот. Она обнимает его голову руками. Слезы текут по ее бледному лицу. В ушах дрожат дорогие серьги... Красиво.

Он опустился передо мной на колени, и я сразу протянула руки, обняла его голову. Мне следовало его отругать за то, что он ползает по стенам, сказать, что когда-нибудь убьется по вине своих выпендрежей, следовало напомнить, что ничего не мешало ему прийти утром, а не ломиться в ночи к больной, спящей девушке. Следовало, да... Но я смотрела на него и понимала — ничего из этих глупостей я не скажу.

Свеча освещала его так красиво, что все черты лица стали контрастными, нестерпимо родными, ничем, совсем ничем не отличающимися от черт лица Эмиля, но то лицо мне любить было позволено, а это... нет. Как так? Почему? В чем разница? Ну подумаешь, у Эрика нет родинки под глазом, зато есть на шее. Да... и рисунок прожилок глаз, скорее всего, тоже разный. Но я этого не вижу. Я вижу родное лицо.

— Эрик... — Пальцы мои запутались в его кудрях.

— Да. Вот так.... — сказал он тише. — Так она и сделала. Они прощались тогда. Ее выдавали замуж за другого... Очень драматично.

— Я не помню такой сцены ... — голос мой плыл.

— Она в самом конце. В самом-самом... — он придвинулся ближе и произнес виновато. — Прости, что не приходил. Я не знал, что ты ждешь. У тебя же Эмиль тут торчит целыми днями. А я... Просто передал с Вандой халву.

— Спасибо...

— А что я ещё мог? — Он дернул кончиком носа, опустил взгляд, но тотчас снова поднял, посмотрел мне в глаза. Ничего в лице больше не улыбалось. — Я себе запретил к тебе ходить. Ходил к другой...

— Знаю... Какая-то опытная дама.

— Ага. Не важно. Я просто хотел отвлечься, подумать. Я обещал не лезть, не мешать вам с Эмилем, себе обещал. Поклялся даже. Но ты сказала — любишь обоих, а будешь с ним. И я не услышал уверенности в твоих словах....

Он смотрел прямо мне в глаза. И в них было столько пустой надежды, столько чувства — такого пламенного, искреннего, что я сползла на пол, на колени и стала осыпать поцелуями его лицо. Все, кроме губ. Он покорно подставлял мне лоб, щеки, подбородок, глаза. Точно понимал, что в губы я его больше не поцелую.

— Эричек. Милый. Прости. Ну прости. Я не должна была этого говорить. Я и сейчас не должна. Но врать... Врать еще хуже. Я правда люблю вас обоих. Но предназначена только ему.

— Это кто тебе сказал? — Эрик отстранился так резко, точно мои слова его ошпарили.

— Есть вещи, которые просто знаешь и все.

— Чушь! — Его прекрасные яркие брови нахмурились. — У нас с тобой все хорошо шло. Вот не отводи глаз и скажи, что у нас все шло плохо? Что мы не были влюблены? Что не были друзьями...

— Мы и сейчас друзья. Но, Эрик... Ты же... сам все понимаешь. У тебя полно девушек было, тебя разрывало на всех сразу. А я... Я не могла так... как они. Спать с мальчиком по первому требованию.

Плечи его поникли. Эрик вздохнул и посмотрел в сторону, куда-то в угол под дальнюю тумбочку.

— Никого у меня не было, — буркнул он. — Я и целовался до тебя только пару раз. Да и то, они сами предлагали...

— Погоди, как это никого не было? Я первая, к кому ты залез под кофту?

Эрик снова посмотрел мне в глаза, но теперь с трудом, точно бы заставил себя. Да я и сама понимала, что это признание дается ему непросто.

— Я с ума по тебе сходил. Может больше, чем Эм еще. Думал — если любишь — все можно. Что вот, если так любишь — сам черт не брат... Дурак был просто, да и все. Я еще долго так думал. Думал, что все, кто мне дают — меня любят. А потом я встретил Лору. Я знал, что она в меня влюблена, мне об этом весь год девчонки говорили.

— И она тебе не дала...

— И не собиралась...

— И ты убрал этот знак равенства...

— Я не знаю, что я убрал... Просто пришел к тебе, потому что хотел тебя видеть. Да и все. — Эрик пожал плечами и улыбнулся. — И вот я тебя вижу и мне хорошо. Так хорошо, что выложил даже то, чего не собирался. — Он помолчал секунду и со вздохом добавил. — Будь на его месте кто-то другой, я вызвал бы его на дуэль и убил. Но Эмиль мой брат.

— Никого бы ты не убил...

— Ну, тогда украл бы тебя и увез. Куда угодно. На дальний континент, например. Ты бы согласилась?

— Да...

— А если бы ты любила его? Того, не Эмиля...

— Ты разве еще не понял? Никого другого быть не может. Только ты и он. С первого взгляда. Навсегда.

— Фигня какая-то. Если честно... — выслушав, сказал Эрик. — А может, это из-за твоей двойной природы? Может поэтому ты любишь сразу двоих.

— Не знаю, может быть. Никогда об этом не думала.

— А ты подумай. Вдруг, в этом дело... К примеру — студентка второго курса — его, а иттиитка — моя. Или наоборот? Было бы хотя бы честно. — Он улыбнулся, положил ладони мне на лицо и ласково погладил щеки.

Было бы честно, да... А так, что ни сделай, что ни скажи, будет только хуже. Где-то возле моего сердца застрял ком. Запах его дыхания кружил мне голову. Я думала, что надо бы рассказать Эрику, как он мне снится, как я думаю о нем, и как любуюсь им, как само его существование озаряет мою жизнь радостью. Мне очень хотелось рассказать ему это... Но слова не рождались, я ощущала, как поток моих чувств сносит плотину приличия, и понимала, что вот-вот снова превращусь в воду.

По мере того, как руки Эрика спускались по моей шее к плечам и подхватывали под спину, чтобы обнять, мое тело теряло плотность, и сознание гасло, становилось равнодушным к условностям человеческих правил, вытесненных диким, первородным порывом. Я обвила Эрика за шею, прижалась. Мы соприкоснулись лбами и замерли. Он зашептал мне прямо в губы:

— Не бойся. Я ничего не сделаю больше плохого...

— Тогда плохое сделаю я... — Голос мой был хриплым.

— Черт! — Эрик отстранился, глаза его были почти белыми, дикими, золотые отсветы свечи полыхали в них. — Итта! Черт! У тебя глаза почернели. И кожа. Ооо! Теперь все будет куда сложнее.

Дикое желание, точно хлынувший из вулкана огонь, поджег мой разум. Я начала расстегивать пуговицы на его рубашке, расстегнула половину, бросила и принялась за штаны...

— Черт, черт, черт... — ошарашенно повторял Эрик, пока я, ломая пальцы, справлялась со шнурком на его ширинке.

А потом его руки взяли мои за запястья, с силой уложили на его плечи и продолжали держать, пока я снова не стала собой, пока мой животный инстинкт не погас, и я не уткнулась носом ему в плечо.

— Я очень этого хочу, — сказал он так тихо, и так мягко, что уху стало щекотно. — Но ты себе потом не простишь. Итта. Давай договоримся. Если я когда-нибудь сорвусь ударь меня снова, как тогда. Лады? Я постараюсь сделать так, чтобы он перестал трусить. Обещаю. Его просто надо как следует разозлить. Он будет хорошим любовником. Может даже лучше, чем я. Он способный.

Эрик осторожно снял мои руки со своих плеч, разжал объятия, медленно поднялся с пола, зашнуровал штаны и помог мне встать.

Я опустилась на свою кровать, не зная, что говорить, и что делать. Я понимала, что Эрик меня спас.

— Кстати. Ты в курсе, что Тигиль нам устроил? — Он сел на кровать напротив и улыбнулся. — Эм небось рассказал не все. Коротыш Талески втемяшил себе в голову, что его должны повесить за нашу с тобой маленькую шалость. Никто ведь не знает, что это твоя идея. Так что не проболтайся Эмилю.В общем, если бы не Дрош...

Он рассказывал то же самое, что днем рассказывал Эмиль, только смешнее, а я слушала, и все, что во мне дрожало, постепенно успокаивалось, утихало и тепло разливалось по душе так уютно, точно мне на плечи накинули пушистый плед. Я смотрела, как он подбирает под себя ноги, усаживается в позу мудреца Чо, как жестикулирует, демонстрируя удары мечами, смотрела и думала: «Как же с ним легко. Как легко и просто он признается, любит, травит истории...»

Все ночь мы болтали. Он больше не предпринимал никаких попыток объясняться. Только когда уходил, уже под утро, поцеловал меня в щеку и сказал:

— Люблю тебя ужасно.

— И я тебя ужасно, — честно ответила я.

— Я тебя больше... — Он подмигнул и исчез в утреннем тумане.

Я упала на кровать и не почувствовала никакого раскаяния. Только счастье. Большое и горячее, как солнце счастье и совсем немного огонь томящегося возбуждения. На тумбочке лежало и пахло прекрасное яблоко.

Я спала как дитя, уютно и тихо, никакие мысли не тревожили меня.

Мне снилась река, и как я плыву в ней, легкая и дикая. Зеленая искрящаяся пузырьками вода, черные водоросли, серебряные рыбки. Река была бесконечной, а движение не требовало никакого усилия.

Я проснулась уже к обеду, здоровая и полная сил. На тумбочке стоял прикрытый салфеткой завтрак и никакого яблока. Я заглянула под кровать, потом в ящик тумбочки — там лежали только халва и пакетик с сушеной клюквой. Яблоко исчезло.

Тогда я раскрыла книгу и дочитала роман до конца. Никакой драматической сцены прощания в ней не было...

Продолжение следует...