Эрл
Я догнала Эмиля у дверей нашей университетской больнички, гордо называемой лазаретом.
Мы влетели по лестнице на второй этаж, встретили сопроводивших Эрика гвардейцев, обогнали шушукающихся медсестер. Эмиль резко распахнул дверь в палату стационара и сразу наткнулся на госпожу Шток. В половину его роста, полная и очень строгая фельдшер решительным напором вынесла Эмиля назад, в коридор:
— Эт-т-то еще что?! А ну! Марш отсюда!
Она вцепилась в наглеца грозным взглядом, заметила сходство с только прибывшим избитым студентом и сердито раздула мясистые крылья носа. — Брат? А ну, покажи спину, брат! — И госпожа Шток бесцеремонно, за локоть, развернула высоченного юношу к себе спиной, задрала его рубашку и, оценив увиденное, снова, как куклу, повернула Эмиля лицом к себе. — Замечательно! Великолепно! И сколько вас таких?
— Таких только двое. — Эмиль поправил рубашку и сглотнул. — А наказанных всего девять. Госпожа Шток. Пожалуйста! Можно мне к нему?
— Нет, — от вежливой просьбы Эмиля голос фельдшера немного потеплел, и она участливо тронула его за рукав рубашки. — Ты ему сейчас не нужен. Только мешать будешь. Ему обработают раны и дадут снотворное. Завтра приходи... А, погоди минутку... — Я слышала, как всегда сдержанная и строгая госпожа Шток кипит от справедливого негодования, и это негодование адресовано вовсе не Эмилю. — Постойте тут... Герои, прости Солнце... — фельдшер ушла в палату, вернулась с двумя банками и с одним пузырьком, и все всучила Эмилю.
— Мазь для спин. Пустырник чтоб спать. Поделишься с остальными. После отбоя к вам зайду. Все! Выметайтесь. Постельный режим. И рот на замок. Вроде бы учат вас, учат, а дураки дураками!
Мы поблагодарили госпожу Шток и ушли восвояси.
В комнате близнецов Эмиль, едва разувшись, сразу упал лицом в подушку. Я присела рядом, подала ему воды. Он жадно осушил стакан и снова уронил голову.
— Болит? Давай намажу. Я осторожно. Может, будет полегче.
Он послушно снял рубашку, лег на живот. Сволочи! Мерзавцы! Такая красивая спина, нежная юная кожа... и вся покрыта вздувшимися бордовыми змеями... Я сжала зубы, чтобы не всхлипывать и не позориться, открыла банку с мятным вазелином и принялась накладывать мазь на пунцовые отметины. Эмиль старался не дергаться, но я чуяла, что каждое мое слабое прикосновение доставляет ему еще каплю адской боли.
Наконец он поймал мою руку за запястье и попросил:
— Хватит. Лучше... ляг рядом.
И он, освобождая половину подушки, слегка потянул меня к себе.
Я скинула ботинки и легла рядом с ним.
Наши лица оказались напротив друг друга, а не так как обычно: его где-то на недосягаемой высоте.
— Знаешь, я твердо убежден, что жизнь берет с нас плату буквально за все прекрасное. И я точно знаю, за что заплатил.
— За что?
— За то, чтобы ты лежала рядом со мной. На моей подушке. — он улыбнулся.
Сердце мое разрывалось от любви и жалости. Я запустила пальцы в его кудри и поцеловала в губы, а он поцеловал в губы меня. Очень робко и очень осторожно, потом еще раз, уже чуть смелее, а потом в его натянутых нервах что-то оборвалось, он поднялся на локте, навис надо мной и начал целовать по-настоящему — не отпуская моих губ своими, топя меня в нарастающей нежности.
Ушли все прочие мысли, тяжелые чувства, и даже боль притупилась. Не было в мире больше никого, кроме нас. Не было больше в мире ничего, кроме его губ и рук.
Мы целовались наверное целый час, стерли губы и так извелись в этом томлении, в этом «хочу и нельзя», в этом смущении и возбуждении, что Эмиль перешел с моих губ на подбородок, потом на шею, и наконец попросил разрешения расстегнуть верхнюю пуговицу моей рубашки.
Сначала дрожащей рукой погладил мою грудь через ткань, а потом взялся за костяную пуговицу и спросил:
— Можно? Одну!
— Можно, — улыбнулась я. — Можно даже две пуговицы. Три или четыре... Ты же топлес. С этими жутко привлекательными шрамами на спине. Надо уравновесить силы.
Он не дослушал мою длинную, глупую реплику. После слова «можно», сел на колени, и все остальное я говорила уже, пока он разбирался с пуговицами, снимал с меня синюю рубашку Эрика, а потом, путаясь в крючках, расстегивал и снимал лиф матери близнецов.
Я так волновалась и так смущалась, что мне обязательно надо было говорить хоть что-то. И я говорила, а он меня раздевал...
О Борее я вспомнила, только когда застегивала рубашку и сворачивала растрепанные Эмилем волосы в узел, то есть за пять минут до начала комендантского часа.
Обругав себя дрянью и предательницей, бросившей друга одного в такой день, позабывшей обо всем, кроме любви, я тотчас провалилась в яму презрения к себе, попрощалась с Эмилем и, пообещав прийти утром, бросилась бежать по коридору к лестнице. Общежитие уже закрывали. Господин Пал Палов скрежещущим басом призывал засидевшихся гостей немедленно «покинуть объект».
Мне было плевать на эти призывы. Тут хоть режь, хоть бей, а к Борею зайти было необходимо. Так что я слетела вниз на один этаж и побежала в сторону противоположную от выхода.
Стучать в дверь было некогда, да и думать о том, что неприлично врываться в комнату даже к хорошим друзьям, тоже было некогда. Пару минут, и дружина закроет входы и выходы. К счастью, есть пожарка. Так что главное — выйти и не попасться на глаза охране.
Одним словом, я влетела в комнату к Борею без стука и замерла на пороге, споткнувшись о полную тишину.
Борей спал лицом к стене, укрытый одеялом только по пояс. Багровые полосы от розог расположились на его мощной спине, как закрученные ленты, а на кровати Чеса лежал раскрытый саквояж из гобеленовой ткани, в котором рылся какой-то белобрысый, взрослый юноша.
Едва я вошла, как он обернулся, и на породистом, холеном лице появилась гримаса презрительного раздражения.
— Кышь, — едва слышно произнес он одними тонкими губами, манерно махнул на меня рукой, перебирая кончиками пальцев так, точно стряхивал прилипшую к ним паутину. На мизинце блеснуло кольцо, — не золотое и не серебряное, а из редкого озерного янтаря, который добывали только у нас — в Каго и Таго.
Его эмоциональная палитра донеслась до моего дара раньше, чем я увидела кольцо, и мгновенно пришло понимание, кто он такой.
Выглядел он эффектно. Взрослый юноша, даже уже вполне мужчина был одет в сурово приталенный сюртук нараспашку и в расстегнутую на белой груди белую рубашку. На шее красовался шелковый платок, на ногах были узкие обтягивающие штаны. Но при всем этом никакой обуви. Даже носков. Просто длинные босые ступни с поджатыми пальцами, на первый взгляд напоминающими щупальца белого осьминога.
Он походил на вождя ойёллей. Такой же ослепительно белый, что ночью можно освещать им дно глубокой реки.
Я слегка наклонила голову в сторону приоткрытой двери:
«Выйдем? Поговорим?»
— ...Прысь отсюда! — вновь прошипел он, сморщив тонкий горбатый нос, и жеманно замахав на меня уже обеими руками. — Шифо!
Его белесые человеческие маски-глаза демонстрировали множество достоверных масок-чувств, таких как раздражение, страх, беспокойство за лежащего с израненной спиной мальчика. Все это отлично действовало на людей, но не на меня. Я чуяла совсем другое истинное нутро. Внутри белобрысого франта жила хладнокровная молчаливая рептилия, совершенно безразличная ко всем этим игрушкам человеческого ума. И что у этой рептилии было в планах, лучше было бы не выяснять...
Ушла я злая и раздосадованная. Понятно, почему он меня избегал на протяжении всего первого курса. И понятно, почему он здесь. Не проглотит ли моего Борея этот бледнокожий тритон? И куда подевался Чес? Жив ли бедняга, или новый сосед надежно позаботился, чтобы он никогда не вернулся?
Одна за другой приходили ужасные мысли... Такие, какие появлялись почти всегда, когда представители прячущегося среди людей моего племени попадались мне на глаза...
На выходе уже дежурила дружина, так что пришлось ломиться к Паулу, который единственный из нашей компании жил на первом этаже, извиняться, вылезать через окно, а потом, ободрав в кустах кулиягоды ноги, мышью красться к женскому общежитию.
Я забралась по пожарной лестнице к себе в комнату. Ванда плакала на своей кровати, уткнувшись в подушку лицом так, чтобы ее рыдания не были слышны в соседних комнатах.
Скинув ботинки, я легла рядом с Вандой и обняла ее. Не переставая всхлипывать, она обвила мне шею руками и положила мне голову на плечо. Я погладила ее по голове. Она пахла лавандой, моя верная, дорогая подружка. Ее кипящие чувства боли, обиды и разочарования бились в мою душу, точно девятый вал в портовые доки.
— Ну поплачь! — сказала я ей. Обычно так мне говорила бабушка. И это всегда помогало. Ванда действительно постепенно успокоилась и затихла. — Ну? Ты чего? Что случилось? — осторожно начала спрашивать я. — Все это конечно ужасно, но что поделать... Поправятся...
— Мало ему... — Ванда снова всхлипнула и запричитала. — Козлина... Чертов блядун...
— Ооо... — только и смогла выдохнуть я.
— Я пришла... К нему... Вечером... Ходила за мазью. Не надо было вообще от него отходить... Не надо было вообще с ним связываться. Сволочь! Пришла... А у него девка. И кто?! Лилия Вырк! Знаешь такую? У нас на факультете, самая сиськастая шалава. Вот она! Сидит на нем, как на лошади, и сиськами своими голыми ему по спине елозит... — Ванду передернуло всем телом, и она снова зарыдала мне в плечо.
— Ну, погоди... — не переставая гладить подругу, начала я. — Может, недоразумение. Он спиной вверх лежал? Может не заметил, как она разделась? Это же Рир. Он всем нравится! Она могла сама...
— И ты туда же! — Ванда вырвалась из моих рук, села на кровати и гнев полыхнул в ее заплаканных глазах. — За дуру меня держите?! Сама?! Он также мне сказал! «Да я вообще не понял, как она сняла лифчик. Она просто пришла и предложила помазать шрамы вазелином... Тебя не было, а все болело. Знаешь, как оно ноет и горит? Вот просто не переставая!» Тряпка! И нытик! Пусть она ему и дальше мажет, дует и даже лижет! Близко к нему не подойду! Слышать про него ничего не хочу! Ясно?! — Ванда легла на подушку, отвернулась от меня и демонстративно закрылась одеялом. — Ни слова про него больше! Все!
Я перебралась на свою кровать и долго еще слушала, как всхлипывает Ванда, чувствовала ее обиду, боль и злость. Странный это был день, страшный и длинный. И все происходящее в нем никак не укладывалось в голову. Было ужасно жалко всех ребят, и главное чувство, с которым я в ту ночь засыпала, была ненависть к капитану Чанову и страстное желание ему отомстить. Мне снилась толпа у памятника, а четче всех прочих лиц — постаревшее, серое лицо Картофельного Глаза, и его мешковатая, сутулая фигура, к которой никла заплаканная мадам Мил. Снились темные аллеи парка, и как я убегаю от кого-то, снова голая, но не иттиитка, а белокожая девочка. И только под утро мне наконец-то приснились поцелуи Эмиля, и все стало хорошо. Тут то Ванда меня и разбудила.
— Итта! Завтрак проспишь. — Она слегка тормошила меня за плечо. — Тебе еще ребятам еду относить... вставай, ну же!
Я села на кровати, с жалостью глядя на Ванду. Но она была уже красиво причесана, аккуратно одета, и ни следа от ночных рыданий не было на ее привлекательном, умном лице.
— Ты как? — на всякий случай спросила я, хотя видела и чувствовала — Ванда в порядке. Взяла себя в руки и настроилась очень решительно.
— Я отлично. — Она выдавила вполне убедительную улыбку. — Подумала и решила, что это подходящий повод раз и навсегда закончить эти бесперспективные отношения.
— Ну... — я не нашлась с разумным ответом. Ванда меня впечатляла, восхищала и вызывала постоянное желания ей подражать.
В столовой пахло блинчиками и чистой посудой и было так светло и уютно, что мне на мгновение показалось, что вчерашний день — только сон, ничего не случилось. Вот тут все, едят, разговаривают, даже смеются. Немного тише обычного, ну а так, все, как раньше. Только вот никого из наказанных в столовой не было. Я позавтракала, забрала три порции блинчиков у мадам Мил, первую отнесла Эрику в лазарет. Подождала, пока из палаты выйдет медсестра и вошла.
Он спал. Я увидела, что завтрак ему уже принесли без меня. Прикрытые салфеткой свежие блины дымятся на тумбочке возле кровати. Я поставила рядом вторую тарелку. Два завтрака всегда лучше, чем один, особенно для Эрика.
Он глубоко дышал во сне, ребра его поднимались и опускались высоко и медленно. Кровь запеклась на ранах от гвардейской плети. Это были не просто пунцовые змеи, это были секущие порезы, кровавые и местами глубокие, черные от йода и блестящие от мази. Останутся шрамы. Сволочи! Вот же сволочи! Ну за что? Зачем? Я не понимала... В королевстве война. Мало им смерти и боли. Мало страданий.
Я тяжело вздохнула. Надо было уходить, а я все рассматривала Эрика. Никак и никому, кроме меня, нельзя было бы сейчас отличить его от Эмиля. Даже мне на мгновение показалось, что эти плечи и эти спутанные отросшие за лето кудри склонялись вчера надо мной, и эти, накрест сложенные на подушке руки ласкали мою грудь и перебирали мои волосы. Хотелось подойти и погладить его по голове. Бедный... Милый мой друг...
Я пошла к Эмилю с тяжелым сердцем, и, уже поднимаясь по лестнице мужского корпуса, услышала грустную и пронзительную флейтовую мелодию.
Эмиль играл. Он был аккуратно причесан, но рубашку так и не надел, потому что спина болела от любого прикосновения. Увидев меня, он отнял ото рта флейту и улыбнулся:
— Привет!
— Уже играешь? — Я поставила завтрак на стол.
— Два месяца не играл. Соскучился. — Он аккуратно положил инструмент на пустую кровать Эрика. — Надо же как-то отвлечься от мыслей. Вот, решил подождать тебя, чтобы сходить в лазарет вместе.
— Не спеши. Он все равно пока спит.
— Была уже у него?
— Завтрак отнесла. Но там и без меня справились.
— А это кому? — Эмиль кинул взгляд на вторую тарелку с блинчиками.
— Бору. Кстати, ты не знаешь, куда подевался Чес?
— Нет. Я немногое успел узнать за время, пока сидел в тренировочном. — Взгляд Эмиля скользил по мне, по моему лицу и плечам, и я поняла, что он не уверен, можно ли ему снова обнять меня и поцеловать, как вчера.
— Эм... — нежность тронула мою душу, и в горле встал ком. — Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально. Терпеть можно. Вот, так за лето зарос, что расческу сломал. Надо подстричься.
— Тебе помочь?
— Не обязательно. — Он нетерпеливо сглотнул. — Лучше поставь тарелку.
Я поставила завтрак Бора на стол, и Эмиль обнял меня так неловко и жадно, точно очень стыдился того, что мы делали вчера на его кровати, но при этом желал немедленно все повторить. Я обвила руками его спину и случайно задела рану. Он дернулся, я отпрянула:
— Прости, прости...
— Все в порядке. Я от неожиданности.
Он снова обнял меня, склонился, и Борею пришлось дожидаться завтрака еще двадцать минут...
На этот раз я постучала. Борей сказал: «Войдите». И я вошла. С этой самой дружеской тарелкой. Как дура...
Борей сидел у стола и ел блины. Блинов было очень много. Явно не одна и не две порции, заботы было проявлено с избытком.
Банка с мазью стояла рядом с полупустой тарелкой, а этот белый тритон с тонкими губами деловито зашнуровывал модные ботинки... Так и ходил босой, ну надо же.
— Привет, Итта, — с улыбкой сказал Борей и положил вилку на стол. — Познакомься. Это Эрл. Мой новый сосед. Пока будет вместо Чеса...
Повисло молчание.
Эрл педантично аккуратно завязал ботинок, потом принялся за второй.
За эти пару минут мы все успели обсудить.
«Какого черта ты здесь? Ты же аспирант, тебе вообще положено жить в третьем корпусе».
«Тебе-то что здесь нужно? Ты же знаешь что девиц у него не бывает, так чего трешься около него?»
Он довольно споро закончил с ботинками, выпрямился, протер похожую на осминожье щупальце ладонь платочком и протянул ее мне с кривой улыбкой:
— Эрл. Очень приятно.
В его взгляде сквозило легкое пренебрежение, — из всех пренебрежений наиболее правдивое и самое, пожалуй, обидное. Впрочем, на меня это не действовало, я знала — это тоже маска.
— Итта, — сказала я и пожала эту ладонь вполне благожелательно, передавая кожей равнодушное принятие. — Спасибо, что накормил Борейчика. Ему нужно хорошо кушать, он тренируется...
«Что ты хочешь с ним сделать, жуткое ты чудовище? Признавайся немедленно. Мне страшно стоять рядом с тобой. И куда, во имя Солнца, ты подевал Чеса? Ты собрался играть в такие игры здесь, где живу я?»
— Да не за что! — Эрл широко улыбнулся.
Ах, эти заостряющиеся иттиитские зубки. Он, очевидно, нечасто улыбается, но мне улыбнулся намеренно, чтобы показать, что не из лужи вылез. За чистокровного хочет сойти передо мной, выпендрежник.
«Ах Ах Ах....Какие мы нервные. Не волнуйся, Чес жив. Если тебя это интересует... И вообще, я умею себя вести в приличных домах. А то, что ты тут живешь — подумаешь, проблема. Всем нужно где-то жить...»
Я ощутила, как мои зубы тоже заостряются сами собой, а за ушами раскрываются жабры.
«Он мой друг. Так что я никуда не денусь, учти. Буду за тобой присматривать».
«Присматривай сколько угодно, может, чему научишься...»
— Был рад познакомиться! — Эрл бодро кивнул белой головой, затем взял с кровати портфель и игривой походкой направился к выходу. Борей проводил его благожелательным взглядом.
На пороге Эрл обернулся, улыбнулся Борею и очень мягко и очень покровительственно сказал:
— Я вернусь через пару часов, надо будет еще раз тебя... намазать...
И ушел, будто оборвав мысль на середине.
Я села на стул напротив Борея, и кивнув в сторону двери, спросила:
— Что это за чудо?
Борей допил чай, постучал ложкой в пустой чашке и заговорил слегка виновато:
— Его ко мне поселили. Он любезно намазал мне спину. Я очень ему благодарен... Вчера тут какой-то кошмар творился, девочки приходили каждые пять минут. Он всех выставлял вон. Как и не устал...
— Он не устанет выставлять твоих девчонок, Бор, — я вздохнула. — Что известно про Чеса?
— Эрл сказал, Чес лежит в столичном госпитале. Вроде как ранен во время эвакуации с юга.
— Хм А он-то откуда знает? — поджав губы, спросила я.
— Гвардия отчиталась в ректорат, — объяснил Борей. — Эрл там летом на практике работал. Бумаги через него проходили. Так и узнал. Да какая разница? В этом семестре Чес вряд ли вернется. Вот думаю, надо бы его навестить.
— Мы тут в тюрьме, забыл?
— Ну, это же не навечно.
— Мне уже кажется, что навечно.
— Брось. Все будет хорошо. Расскажи лучше, как там ребята...
И я принялась рассказывать Борею про ребят. Рассказывала, а сама думала, надо ли вмешаться, предупредить Борея, или он и сам во всем разберется. Вон какой большой, красивый и сильный, так себя ведет, будто бы у него спина не исполосована розгами, и будто бы нет никаких серьезных проблем, кроме того, как попасть в столицу, чтобы навестить Чеса. Но что будет дальше? Ведь Эрл уже выставил сети и разложил приманку.
Эрл, конечно, был существом особого порядка, и многие бы наверное хотели попасть к такому на обед. Но та его часть, которую могла видеть только я, пугала меня до обморока. Я не смогла бы спокойно заснуть, даже если бы эта тварь была в соседней комнате, не говоря уже о соседней постели.
Я не стала ничего говорить Борею. Никому ничего говорить не стала. Обсудить волнующую меня ситуацию было не с кем. Все, что касалось тайны Борея, должно было умереть вместе со мной.
***
После публичной порки ребята проснулись не только избитыми, но и знаменитыми.
Девушки всех факультетов, впечатленные подвигом девятерых полуобнаженных студентов, выбрали себе героя по вкусу и принялись наведываться в комнаты избранников с предложениями своей заботы. Они приносили гостинцы, справлялись о самочувствии, не пренебрегая возможностью поухаживать за пострадавшими спинами.
Первым на удочку женской страсти попался Рир. Его непристойная сцена с Лилией Вырк стараниями самой Лилии стала всеобщим достоянием. Ванда порвала с ним громко и публично. Прямо на кухне второго этажа мужского общежития. Обозвала его грубо и грязно и велела к ней больше не приближаться на десять метров. Драму свидетельствовали многие. Но одобрили не все. Остряк Паул тут же заявил во всеуслышание, что готов еще месяц другой терпеть боль и спать на животе, лишь бы за ним так же заботливо ухаживали нежные руки круглобокой медсестры Алишы. В первый же день знаменитой порки, блондинистая Алиша Грачевски принесла Паулу витаминную настойку из кулиягоды. Тот не растерялся. Не переставая постанывать от боли, тут же выдал пару свежайших анекдотов про врачей, после чего Алиша, конечно, осталась.
Тигиля с его эффектным хвостом и кожаным обмундированием, и Левона с его красивыми плечами и черными усами вообще растащили по нитке.
В итоге Тигиля на время прибрала к рукам звезда с четвертого курса. Причем по версии девочек, Талески повелся на нее потому, что его пытался припугнуть бывший парень красавицы. Такое Тигиль спустить судьбе не мог и парень остался с носом. Честный Левон отбивался от девочек, но тоже, говорят, с переменным успехом, в итоге вернувшись к привычной роли вздыхать по Дамине, которая как и прежде не давала ему надежды ни на что, кроме дружбы.
Даже Герт нашел себе пару. Милую, скромную первокурсницу, такую худенькую и домашнюю, что рядом с ней он наверняка чувствовал себя крутым.
И только у Эрика возникли некоторые сложности.
Он пять дней провалялся в лазарете животом в матрац, мучаясь от боли.
Я навещала его каждый день, специально убегая от Эмиля на полчаса пораньше. На третий день я принесла банку с особой серой и вонючей лошадиной мазью, которую врачи берегли, и которую девочки с медицинского утащили из лазарета специально для пострадавших ребят.
У Эрика в палате был посетитель. Немудрено. Был и был. У Эрика часто кто-то есть. Я постучала, вошла и увидела Лору. Ту самую, которая подшивала ребятам концертные штаны и ту, которой пьяный в стельку Эрик сделал предложение в столице.
Лора сидела на краю его кровати, как у себя дома и заботливо мазала Эрику спину из точно такой же банки с серой лошадиной мазью.
Ее волосы, оттенка древесной коры были собраны в аккуратный хвостик, а несколько прядей упали на мягкие щеки. Эта была такая особая красота, которая больше, чем красота Тихая женственность, мирный уют, «царь к голове», «золотые руки»...
— Заходи... — Эрик отлепил щеку от подушки, улыбнулся, а Лора перестала его намазывать и посмотрела на меня с некоторым испугом. Я почуяла ее напряжение, неприязнь и ревность. Видимо, у этой серьезной Лоры, действительно были на Эрика очень обстоятельные и далеко идущие планы.
— Я могу позже прийти, — я остановилась на пороге.
— Заходи, заходи. Знакомься. Лора, это Итта. Итта, эта Лора.
— Привет, Лора, — кивнула я. — Мы знакомы.
Повисла неудобная пауза.
— Вообще, я пришла узнать, как ты... — проговорила я неуверенно.
— Уже лучше. У Лоры золотые руки... — нарочито вежливо ответил Эрик.
— Эм заходил? — чтобы заполнить неловкость спросила я, хотя отлично знала, что заходил.
— Угу, — кивнул Эрик. — С трудом его выгнал. Он пил мой мозг маленькими, вот такими вот малюсенькими глоточками. Ну ты знаешь, как он умеет...
— Ясно, — вздохнула я. — Ну, раз ты в надёжных руках, я, пожалуй, пойду.
— Погоди, — Эрик сел. — Темная дева. Могу я попросить тебя об услуге? Ты могла бы принести мне мою гитару? А?
— Зачем тебе сейчас гитара?
— Очень нужно. Пойми, — он лукаво посмотрел на меня. — Мужчина постоянно должен что-то держать в руках. Меч, женщину, ну или хотя бы гитару...
Намек был более чем прозрачный. Лора по-прежнему отказывается от близости с ним, но своим присутствием отгоняет других желающих. Посему Эрик собирается скрасить себе жизнь музыкой и просит поучаствовать в этом именно меня.
— Поняла, — не скрывая своего торжества, улыбнулась я. — Поправляйся. Будет тебе гитара.
Пока Эрик лежал в лазарете, Эмиль жил в комнате один. Вернее, со мной. До восьми вечера, разумеется. За десять минут до комендантского часа начиналось всемирное переселение общежитий. Девочки выкатывались от мальчиков, а мальчики от девочек.
Установив этот идиотский комендантский час, капитан Чанов добился совершенно противоположного результата. Намереваясь таким образом блюсти нравственность детей от пятнадцати до двадцати лет, сидящих без дела на одной территории, когда небо усыпано звездами, лето на исходе, где-то война, и неизвестно сколько той жизни осталось... В этой ситуации «знаток» детской психологии Чанов потерпел полное поражение.
И раньше благоволивший юной любви Туон, теперь словно с ума сошел.
Именно в этот момент всеобщего сексуального помешательства на горизонте нелегкой жизни моего Эмиля появилась большеглазая Валена Браско. Грустная томная девушка, посылающая ему засушенные лепестки дикой розы в конверте, вместе с бездарными стихами, написанными пером на обожженной по краям бумаге. Ответы на эти послания Валена не получала, а потому взяла в привычку дежурить у него под окном. Вот просто стояла под березой, не сводя с окна глаз. Я ее чуяла. И меня это бесило. Валена училась на сельскохозяйственном, потому я попросила Ванду осторожно поговорить с ней, сказать, что у Эмиля уже есть девушка, и что своим стоянием под окном она очень нас смущает. Валена передала мне через Ванду много всего интересного, суть которого вкратце заключалась в следующем: я могу подавиться его ремнем, а она будет делать, что считает нужным, потому что знает, что Эмиль — ее судьба.
Впрочем, с самим Эмилем она пока не разговаривала. Он был занят мной.
Это был великий прорыв тех безнравственных дней, длившихся пока Чанов не догадался, что если он немедленно не пристроит детей к делу, то королевской казне придется оплачивать не одну повитуху. Но пока комендант Чанов не прозрел, Эрик безуспешно подкатывал к Лоре Шафран и терзал принесенную мной гитару, а мы с Эмилем сколько душе угодно могли заниматься мучительными и упоительными ласками топлес.
На пятый день нашего пребывания в комендантском Туоне, я вернулась от Эмиля, по обыкновению опоздав и забравшись к себе домой по пожарке. Шел дождик, ступеньки намокли и скользили, я забиралась с большими предосторожностями, отвлеклась, наверное поэтому не успела почуять, что в нашей комнате находятся двое.
Ванда с Риром лежали на кровати Ванды и целовались. При этом одна рука Рира шарила у Ванды под юбкой, а рука Ванды делала что-то совершенно неприличное в расстегнутых штанах Рира.
Ну, офигеть! Я так и замерла одним коленом на подоконнике. Значит, не слова о нем! Значит, давно пора было его бросить! Отлично! А мне куда деваться? Под дождем сидеть? Славно!
Конечно, я ничего не сказала. Осторожно сползла обратно по пожарке вниз, постояла, вслушиваясь в густой вечерний парк. Сверебы просыпались и выходили на охоту. Там, под корнями каштана у них была уютная благоустроенная нора. Спали девочки за стеной. Одной снилось что-то очень страшное. Другой приятное. Все как обычно.
Ванду и Рира я не слушала. Злилась. Пусть делают, что хотят. Контролируя всех людей, кто только был на расстоянии полусотни метров от меня, я без опаски вернулась к мужскому общежитию, постучала в окно к Паулу и попросила скинуть мне стул на веревке.
— Ты бессмертная что ли? — весело спросил Паул, спуская мне стул, привязанный на пояс от большущего халата.
— Наверное, — неубедительно сказала я, забралась на стул и таким образом смогла подтянуться и влезть в окно. — Спасибо!
— А если вас застукают?
— Не застукают. Я буду следить.
Мы втянули стул обратно в комнату, я еще раз поблагодарила Паула и вышла в коридор первого этажа мужского корпуса.
Было еще только девять, никто не спал. Дежурные в холле внизу играли в вершики и ржали. Я сунула длинные волосы под ворот рубашки, чтобы при беглом взгляде моя прическа сошла за мальчишескую, а штаны и рубашка на мне и так были братьев, и пошла по лестнице на третий этаж. Мне встретился только Луку с тренировочным мечом в руке. Увидев меня, влюбленный в Ванду мальчик поднял брови, я приложила палец к губам, он понимающе кивнул.
— Ей, что вы там шляетесь?- крикнули с первого этажа. — Комендантский час не только для девочек. Вам тоже по койкам и спать.
— Слушаюсь, господин начальник! И даже ускоряю шаг!
И Луку, подмигнув мне, быстро побежал по ступенькам вниз, готовый при необходимости отвлечь дежурных.
Эмиль открыл дверь сразу, едва я поскребла по ней ноготочками.
Никогда еще не видела, чтобы его теплые, карие глаза становились такими большими. Впрочем, он соорентировался мгновенно и буквально втащил меня внутрь, а потом закрыл дверь на замок и спросил:
— Ты с ума сошла?
— Немного. — Я его обняла. — У меня там Ванда и Рир занимаются любовью. И мне совершенно негде ночевать.
— Ты могла бы остаться у Ами. У нее лишний матрац. Нет, я очень рад. Просто мне совсем не хочется... чтобы тебя... пороли...
— Чтобы попасть к Ами, надо было пройти мимо них. Поверь, это был бы плохой вариант.
— Считаешь, этот лучше?
— Они не станут пороть девочек, Эм. У женщин все-таки есть некоторые преимущества.
— У женщин полно преимуществ! — Он улыбнулся, потянул меня к себе за талию и поцеловал в лоб. Потом оглядел комнату и, недолго думая, придвинул кровать Эрика к своей. — Так лучше. Иначе я тебя уроню во сне на пол.
Продолжение следует...
Автор: Итта Элиман
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58725-belaja-gildija-2-erl-chast-4.html
Содержание:
- Часть 27
Книга 2. Новый порядок капитана Чанова
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: