225 тыс подписчиков

Белая Гильдия 2. Часть 14

23 сентября 202423 сен 2024

13 мин

От забора и до обеда

— Смир-р-р-рна! — раскатисто орал зверомордый капрал.

Помеченные звёздами ребята и так стояли очень смирно, лишь слегка покачиваясь от усталости и осознания происходящего.

Вдоль их строя с обеих сторон бежали два солдата, умело накидывая на заклейменные шеи тройные петли.

— Сидеть! — скомандовал капрал.

Преодолевая удушье, гребаные звездочеты сползли задами на холодную брусчатку.

— Чего ждете?! Стирайте метки! — капрал склонился к Риру, звезда которого расплылась и смотрелась ярче прочих. — Мне плевать чем! Хоть травой, хоть песком, хоть соплями!

Звездочёты принялись оттирать от кожи розы ветров, но все попытки избавиться от татуировок привели к обратному эффекту. Верхний слой древнемирской краски скатался, а более глубокий въелся в кожу намертво. В итоге ярко фиолетовые рисунки на шеях стали еще более вызывающими.

Капрал орал и брызгал слюной, но это не помогло.

Из пришедших вместе с звездочетами девочек татуировка была только у одной темноволосой девицы. Это вызвало некоторое замешательство у зверомордого. Куда ее, эту дуру? Не лес же ей таскать? В итоге капрал разумно решил закрыть на кривую звезду глаза и отправить девушку под руководство прорабов, вот-вот отправлявшихся со своей паствой на общественные работы. Пусть Чанов сам потом решает ее судьбу.

Занимался жаркий, зрелый, августовский день. На совершенно чистое небо выползало большое, щедрое солнце, готовясь задать такого жару, чтобы никто не жаловался на плохое лето.

Не спавший двое суток, почерневший от самобичевания Эрик Травинский мрачно сверлил взглядом клумбу с маргаритками. Смотреть в сторону девочек он не решался. Один раз встретился с Иттой глазами. Ему хватило. Тоска, любовь и страшный стыд — вот что он в них прочитал. Тут не надо быть иттиитом.

Взгляда Лоры он и вовсе боялся. Все-равно если бы в такой позорный момент жизни испытывать на себе взгляд строгой матери.

Сам бы он выдюжил. Выдюжил однозначно. Но на этот раз он втравил в переплет всех, а значит облажался. И как! По полной! Со всех сторон сразу. Кретин...

Эрик скосил глаза в сторону брата, предполагая, что тот зол как черт и, конечно, физически и морально готов его растерзать.

Но брат даже не поднял головы. Эмиль чувствовал только усталость и пустоту. Не было сил злиться, не было желания выяснять, какого черта Эрику приспичило влепить ему эту татуировку ночью, пока он спал. Да и что тут выяснять? Новая форма сапожного крема. В отместку за Итту Элиман и за нравоучения по поводу Лоры Шафран. На самом деле, кто тебя просит лезть? Старше на две минуты — не аргумент вообще. И так получил все, о чем мечтал. Радуйся и захлопнись. Дай ему выбраться из этого треугольника как мужчине. Эмиль все прекрасно понимал, в том числе и то, что уступая брату во всем и всегда, в этот раз не уступил... он спорил с собой, тер рукавом шею и сглатывал тугую слюну. Ему жутко хотелось пить.

Рир Ключник глядел вокруг в полном изумлении, привыкая к мысли, что его-то, деревенского жителя, неизбежно за такое отчислят, и, вместо карьеры придворного музыканта и дамского любимчика, его ждет самой судьбою назначенная участь — лет до тридцати объезжать кобыл, а после принять управление конным хозяйством отца. Он совсем упал духом, и его шикарная белая челка тоже будто бы сникла.

Дрош Левич больше Эрика винил себя в случившемся. Кому многое дано — с того больше спросят. Это он отлично понимал. Как и то, что всему виной было его упрямое противостояние отцу и желании вставить индюку фитиль побольнее... Сын-каторжник просто идеальный фитиль, фитиль на всю жизнь. Папаша, возможно, даже потеряет госзаказы, а потом и другую клиентуру. Анекдот определенно удачный, таким чувством юмора даже сам Пастушка не мог похвастаться.

Так что Дрош Левич собирался терпеть.

Зато Тигиль Талески пребывал в зелёном бешенстве.

Что-то подобное ему иногда представлялось. Любые эти пьянки, гулянки, летние купания и прочие лесные забавы должны были закончиться и в итоге закончились чем-то по-настоящему нехорошим.

А если ещё его неосторожные свидания с Диной принесут долгоиграющие последствия, то он смело может записывать себя в компанию малолетних идиотов.

Да, собственно говоря, уже записал...

Вернулись получившие распоряжения коменданта прорабы и грубыми окриками погнали всех относительно вольных, потрясенных происходящим беспределом студентов по общественным работам. Установленный в Туоне порядок уже ничем не отличался от тюрьмы. Для большинства — общего режима, а для «звездочетов» — строгого.

— Встааааать! — приказал зверомордый.

Звездочетов подняли и, угрожая плетками, погнали с университетского двора по главной улице к Северным воротам.

Мимо учебных корпусов, столовой и библиотеки, мимо приземистого здания архива, куда так стремился попасть Эмиль Травинский, через мост — на лесоповал.

Они были вынуждены семенить короткими шажками и дышать друг другу в затылки. Любому нарушителю строя прилетало дубинами по плечам или хребту.

Похоже, штрафной отряд поступил под надзор не менее половины туонского гарнизона, да еще при полном караульном снаряжении — алебарды, короткие мечи, кнуты и дубинки полицейского образца. И мундиры — старые, выцветшие, застираные добела, такие, которые не грех запачкать смолой, землей и кровью из разбитых носов. Суровое намерение «не давать долбоклюям спуску», отчётливо читалось на всех выбритых по уставу гвардейских лицах.

Первый удар кнутом получил Динис. За то, что освободил голову из одного завитка петли, давящую ему на кадык. На его болезненный крик конвой ответил ревом в несколько глоток:

— Молчааааать!!!

Ванис попытался заступиться за брата и получил сразу два удара. Его вопль глушили точно такими же криками.

Это было что-то совсем немыслимое, невообразимое.

Эмилю казалось, что он попал в прошлое, в тот момент истории, когда Грегори сотнями вел пленных роанцев на рудники. Дед рассказывал, что встретил однажды такую шеренгу оборванных, избитых, полулюдей-полускелетов, которых плетками гнали гвардейцы по дороге из Северной Лэды в Кивид.

«Знамо дело, это были враги, сами убийцы, но как-то сердце ёкнуло, да. Все же живые люди. Если бы их в бою убили, понятно. А так...» — дед был слегка подшофе, когда его разморило на истории, он сидел под яблоней, держал в руке стопку, а по толстым щекам его текли не то пот, не то слезы. Где-то он сейчас? Дед... Эмиль почувствовал, как в нем зреет бессильный гнев. Не тот гнев, который он умел и привык прятать, а новый, неуправляемый, по-настоящему мужской.

Он размахнулся, попытался размотать петлю. На него тут же обрушился град ударов дубинами, несильных, но очень точных.

Пнув идущего перед ним Ваниса вперед, а идущего позади Герта — назад, Эмиля основательно придушили двумя завитками веревки.

— Пятьдесят плетей хочешь?! — Зверообразный капрал приблизил свой огромный подбородок к лицу Эмиля. -

ПЯТЬДЕСЯТ ПЛЕТЕЙ ХОЧЕШЬ? Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, жердь !!! ТЫ ГОТОВ? ГОТОВ???!!!

— Э-э-э, Памфлон, попустись, — сказали зверообразному гвардейцы. — Полегче, полегче. Не надо...

— Пятьдесят! Пятьдесят!!! Запомни эту цифру!!!

— Мне! — злобно прохрипел Эрик. — Мне дай пятьдесят плетей!

— Молчааааааать!! — Эрика ударили плетью так, что он вскрикнул точно раненый заяц — фальцетом.

Эмиль дернулся, было, на этот крик, но его намертво придушили веревкой.

Памфлон удовлетворенно отступил, любуясь на произведенный эффект и оценивая качество своей работы и работы сослуживцев. Полуповисший в петле, с подломленными ногами, хрипящий и держащий веревку ладонями Эмиль устраивал сержанта вполне.

— Ваше счастье, обсосы, что капрал Бабуля в отпуску. Ох бы вы при нем поплясали!! Я-то что, я вообще гуманист. А вот у капрала Бабули вы бы раком шли на развод! Как вам со мной повезло — вы и представить себе не можете!... Впереооооод!!!

Вереница наказанных возобновила медленное движение в сторону Северных ворот.

— А где Комарович? — шепотом спросил Левон идущего впереди Тигиля.

— Плевал я на него... — прошипел тот в ответ. Но весь строй принялся переглядываться. Где этот чертов Комарович? Легенда Туона, лучший студент всех времен и народов ... Куда он испарился?

И тут они увидели летящую навстречу процессии лошадь, несущую самого этого Комаровича — назначенного ответственным за весь их гребанозвездочетский отряд.

Сержанты дернули строй к обочине. Памфлон сначала отпрянул с дороги, а когда лошадь на всем скаку промчалась мимо него, обдав облаком пыли, то взревел и зачем-то взмахнул плетью. Комаровича уже и след простыл.

— Гад... — прошипел Тигиль.

И гребаные звездочеты с ним согласились. Гад, да. Всего час назад Василь Комарович выступал тут за все хорошее, против всего плохого, а теперь бежит. Уматывает. Сваливает. Конвоиры заулюлюкали, закричали, засмеялись.

— Хорошая лошадь — залог здоровья, — сказал один из гвардейцев.

Эрик понял, что вот теперь он готов заплакать. Эмиль покраснел как рак от гнева и стыда за знаменитого аспиранта, бросившего их тут на растерзание. Эмиль понимал, что Василь Комарович по большей части бежал не от плетей, а от необходимости участвовать в беспределе и командовать вчерашними друзьями. Но разницы уже не было. Струсил!

Прибежали запыхавшиеся толстые стражники Северных ворот, которым не удалось догнать аспиранта, поравнялись со строем наказанных.

— Сбежал! Увел свою кобылу и деру! — наперебой заговорили они, обращаясь к Памфлону. — Надо погоню... погоню организовать!! Но кобыла у него хорошая. Очень хорошая...

— В жопу его. Пусть уматывает на фронт. — ответил им зверомордый. — Он вообще аспирант приблудный. Звёзды на его шее нет. Так что все вопросы к капитану Чанову. Он пусть решает, погоня или не погоня.

— А где капитан??!

— Занят важным делом, — Памфлон осклабился. — Час-другой велел не беспокоить.

Его товарищи похабно заржали и пинками погнали студентов дальше — на лесоповал.

Солнце ползло в зенит, начинало припекать...

На делянке звездочетов наконец-то развязали, после чего усадили в пыль и в щепу ласковыми ударами дубин.

Поодаль несколько рядовых совместно с деревенскими жителями туонских окрестностей дружно рубили жидкую кривую полустепь, чуть ближе другие обтесывали бревна. По концу готового бревна тихий покорный поселянин в старой заношенной гвардейской курточке без знаков различия и в простых ситцевых килотах набивал топориком круговую манжету.

Гребаные звездочеты черными глазами смотрели на это все, не готовые поверить, что это происходит в реальности, хотя реальность ревниво не позволяла в ней усомниться.

Сержант Памфлон вывалил перед штрафниками кучу веревочных арканов.

— Показываю один раз. Кому будет мало, штраф десять плетей! Так что смотреть внимательно. Эту хрень, — он показал на петлю, — цепляете на бревно. Эту хрень, — он вытянул свободный кусок веревки, — оборачиваете себе через хребет... ну или через жопу, смотря по росту... Вот эту хрень, — он показал вторую петлю, — тоже цепляете на бревне, туда же куда и первую хрень. Обе хрени на бревне подтягиваете как нужно. И дальше — копытами-копытами в город тащите бревнышко к административному корпусу. Сгружаетесь, снимаете аркан, вешаете его себе на шею и возвращаетесь сюда! Все ясно?

Звездочеты тяжело молчали. Все было так ясно, что даже ломило в затылке.

— Ну или можете пойти и повеситься на первой же осине, на любой дверной ручке, на первом же гвозде, — добавил Памфлон с пугающей мерой добродушия. — Мне насрать!

Нет, не такие уж и тяжелые были эти бревнышки... Длинные и относительно тонкие или короткие и толстые, с цепляющимися за всё обрубками веток и корней. В принципе, не смертельно. Однако, сделав первую ходку, Эрик уже ощутил желание лечь и умереть.

Его живой ум сложил план побега с этого праздника жизни еще до вывода на развод. Но не тут-то было: хитрый Памфлон расставил гвардейцев вдоль пути вроде бы и редко, но друг друга они видели хорошо и возвращающихся на делянку звездочетов — превосходно, как на ладони. Четверо конных гвардейцев неспешным шагом ездили вдоль дороги, держа арбалеты на взводе. Вряд ли, конечно, стали бы стрелять на поражение, но даже такой юный гений, как Эрик, начисто и сразу же передумал делать ноги. Он очень быстро сообразил, насколько все серьезно. По всей вероятности Чанов слетел с нарезки полностью, раз организовал себе этот полевой театр. Эрик весьма быстро осознал, что Чанов велел устроить им показательное выступление, со всеми этими дубинами, плетками и прочей каторжной хренью.

Он вспомнил июньское приключение с петушиной гильдией на этой дороге... как будто из прошлой жизни, или вообще было не с ним. Как будто сказка из детской книжки, в которую сейчас и поверить-то не поворачивался ум.

Солнце пекло теперь вовсю, близился полдень.

Второе бревнышко не запомнилось Эрику. Не так трудно было таскать бревна, как сосредоточиться после бессонной ночи. Конечно, саднили руки (прощай, лютня, как минимум до осени), кровавые волдыри выскочили на плечах и спине от верёвки.

Пятки и икры, попадая под волочащееся сзади бревно, насобирали заноз, ушибов и порезов. Но это все было вполне переносимо, лишь бы никого больше не били плетьми. Он готов был таскать эти чертовы бревна целый день и не сказать больше никому ни слова. Он действительно так думал.

Вернувшись после второго бревна, он сразу полез под третье, ни на кого не смотря и ни с кем ничего не обсуждая. К черту все разговоры. Это третье оказалось больше, тяжелее и толще, и на полпути Эрик остановился, качаясь словно речной камыш. Упасть или нет? Стоять или идти? Еще несколько секунд и начнутся крики «Вперед» и щелканье кнутами издалека... Даже получить кнутом по шкуре не так гнусно, как слышать это отдаленное щелканье, намекающее на сами удары. Видит Солнце, Эрик с радостью бы сейчас превратился в огромного петуха и насмерть заклевал бы всех.

Навстречу ему, со стороны города, шел Эмиль, Дрош почти вел его под руку. Пустое лицо Эмиля тоже выражало стремление обойтись без любых разговоров.

— ...У них в караульном уставе записано, — говорил ему Дрош. — На странице 19... «Боец Гвардии да не будет использован в качестве тягловой силы помимо лично согласия. Закон Грегори от 295 года...» Именно потому мы этим и занимаемся... да-с...

Его голос звучал слегка фальшиво, а выражение лица Эмиля красноречиво давало понять, что он готов прямо сейчас ударить Левича, лишь бы тот замолчал...

«Ну да, чисто с историко-архивной точки зрения наша выходка была не проработана как следует, это нельзя не признать...» — решил Эрик и с усилием сдвинулся с места.

Он едва доволок это третье бревно до административного корпуса и буквально сполз без сил, думая, что уже не сможет встать, когда его ноздри ощутили запах супа, тянущийся из столовки. Приближался обед. Обед!

О-бед...

Какое счастье! Теперь следовало грамотно рассчитать дорогу на делянку так, чтобы не успели запрячь под четвертое бревно, чтобы начался обед и можно было отдохнуть. Вот оно, благородное применение высшей математики. И скорость ветра, и точное положение солнца на небосклоне тут могли сыграть должную роль. А так же то, встанет он сейчас или через пять минут....

— Встааааааать!!! — заорали над самым ухом.

Продолжение следует...