72,2 тыс подписчиков

Ждала нас первая любовь - 2

17 июня17 июн

3316

6 мин

Оглавление

Первая часть повести
Третья часть повести

Андрей влетел в кабинет математики, оглянулся. Перевёл дыхание: успел. До конца перемены – три минуты.

Подошёл к третьей парте.

Светкин портфель приоткрыт.

Андрюха бережно достал из кармана чуть примятый букет степных ирисов, что ласково светились ясно-жёлтыми и фиолетовыми огоньками.

Растерянно свёл брови: из портфеля сияли точно такие же огоньки…

Думать некогда.

И Андрей опустил в Светланин портфель ещё один букет.

Прозвенел звонок.

Андрюха Макаров принял независимый вид – на случай, если встретятся взглядами со Светкой…

Танюшка Веремеева, Светкина подружка и соседка по парте, восхищалась:

-Ой!.. Ирисы!.. Красивые какие! Ой, Светка! Да много как – полный портфель!.. Знаешь, от кого?

Светлана пожала плечами, нахмурилась:

- Откуда мне знать.

Андрей быстро отвернулся к окну: если Светка посмотрит на него, – сразу всё поймёт.

А Светлана и не думала смотреть на Макарова…

Нашла глазами Игорька Званцова, улыбнулась ему.

Званцов сильно озадачился…

В контрольной работе по геометрии нет ничего хорошего. Но – хоть не ждёшь, что придётся идти к доске.

Раиса Александровна вежливо напомнила:

- Макаров! Оставшиеся до конца урока тридцать семь минут не являются вечностью.

Андрюха благодарно кивнул математичке.

Чтоб списать задачу и перекатать чертёж с доказательством теоремы, хватит и десяти минут.

А написать записку Светке Кружилиной – тут точно любой вечности не хватит.

И Андрей ограничился отчаянной краткостью. На тетрадном листе в клетку возникло:

- Света! Давай встретимся после уроков. Напиши, где.

Андрюха тронул за плечо сидящую впереди Галку Ланцову, – чтоб передала записку Светке. Галка молча подвинула тетрадь – так удобнее скатывать задачи второго варианта. Хорошо, конечно, что Галка такая догадливая… Но Андрей сейчас о другом:

- Гал!..

И тут его взгляд случайно упал на Димкину тетрадь…

Димка Соколов, казалось, забыл про геометрию… Смотрел в окно, следил за облаками, что медленно уплывали за террикон, в степь.

А на листе в клеточку, что лежал прямо на чертеже к задаче в Димкиной тетради, написано:

- Света! Давай встретимся после уроков. Напиши, где.

Галка оглянулась через плечо:

- Вторую задачу ещё не решила. Списывай пока теорему.

Андрюха поспешно сунул записку в карман:

- Угу. Спасибо, Гал. Ты настоящий друг.

-До звонка семь минут, – известила математичка. – Макаров! На каком этапе твоя контрольная работа?

-Так я, Раиса Александровна, заканчиваю, – бодро, как космонавт перед стартом, заверил учительницу Андрей. – Вот как раз семь минут мне и надо… чтоб всё дорешать.

Записка упала мимо кармана…

Димка Соколов наклонился – поднять. Глаза пробежали короткую строчку.

В явном недоумении Димка взглянул в свою тетрадь, где лежала его записка Светке Кружилиной.

Точно такие же слова.

Андрей сам поднял записку, положил её между страницами учебника.

Они с Димкой встретились взглядами, оба чуть заметно покраснели.

Домой возвращались молча.

Не сговариваясь, свернули к реке, уселись на сухие дубовые листья.

Андрюха прикусил стебелёк прошлогоднего донника:

- И… давно, Димка?

Андрей и Димка понимали друг друга не просто с полуслова, – с полувзгляда. Потому что дружат они не с детского сада, а с колясок – с тех пор, как мамы возили их на прогулку.

Их отцы работают на одной шахте: Андрюхин – машинист горного комбайна, Димкин – мастер-взрывник.

А с прадедами получилось так, как в стихотворении.

Андрюхин батя стихотворение это помнит наизусть:

Дружили ещё с гражданской,

Ещё с двадцатых годов…

Вместе рубали белых

Шашками на скаку,

Вместе потом служили

В артиллерийском полку…

Это – об Алексее Степановиче Макарове и Иване Михайловиче Соколове, Андрюхином и Димкином прадедах.

Они вместе учились в гимназии, оба воевали, – ещё в Первую мировую, а потом и в Гражданскую.

…Свадьба была ничуть не похожею на ту, о которой девчонки-гимназистки мечтали чуть ли не с первого класса.

Больше всего гимназисткам нравилось смотреть на подвенечные платья невест. И каждая представляла себя невестою – в самом красивом подвенечном платье.

Сестру милосердия Наденьку Терентьеву начальник санитарного поезда отпустил всего на трое суток.

А обвенчал Наденьку и Ивана Соколова отец Димитрий, бывший преподаватель Закона Божия в женской гимназии. Обвенчал в опустевшем полуразрушенном храме – в маленькой деревушке с очень светлым, весенним названием Ручьи.

Под венцом стояла Наденька в строгом сестринском одеянии, с красным крестом на груди белого фартука. И вместо фаты – апостольник сестры милосердия военно-санитарного поезда…

Перед входом в церковь Иван остановился. Взял Наденькину руку, посмотрел в большие серые глаза – в ожидании увидеть в них грусть… может, – сожаление о своём решении, о данном ему слове…

Что ж удивительного, если Наденькино сердце сжимается в эту минуту – оттого, что не сбылась её первая девчоночья любовь… И вот сейчас – волею судьбы… – отец Димитрий, первая Надина любовь, обвенчает их с Иваном.

А в родных глазах – лишь усталость: очень сложным выдался рейс, в каждом вагоне санитарного поезда – тяжелораненые солдаты.

На Иванову тревогу Наденька ответила просто:

- Я люблю тебя, Иван. Я стану твоею женой.

Голос отца Димитрия был серьёзным, а каждое слово – необыкновенно торжественным. Ему не впервые приходилось венчать, но эта свадьба была особенною… и самой важной – не только для молодых, а и для полкового священника.

А когда после венчания шли с Надей к маленькой бревенчатой избушке, что на целых трое суток стала их первым домом, Иван оглянулся. Батюшка Димитрий смотрел им вслед и осенял крестом – их самих, дорогу, по которой они шли, низкое хмурое небо над ними…

Увиделись Иван и Надя лишь через год после своей свадьбы, после этих самых счастливых трёх дней и самых счастливых трёх ночей.

Год этот вместил в себя целую вечность.

Становилась другою Россия – словно заново рождалась в пламени войны.

Мальчишечка родился позднею осенью, когда военно-санитарный поезд летел сквозь ночь, под вражеским огнём.

Роды у сестры милосердия Нади Соколовой принимала матушка Александра.

Солдаты, притихшие перед тем, что свершалось в тесном вагоне, за белой занавескою, услышали лишь негромкий стон. Молча крестились и молились о здравии сестрицы Надежды и младенца.

Сынок – Иваново повторение – появился на свет здоровым и крепеньким, и уже к рассвету Надя поднялась: сестринских дел не счесть…

А перед отъездом домой, в Луганск, обняла каждого солдата, каждого перекрестила…

Назвали мальчишку Алексеем – в честь лучшего друга Ивана.

На крестины в Луганск успели приехать оба, и Алексей стал крёстным.

Только не оправдались ни усталые солдатские ожидания, ни надежды жён и невест: одна война сменилась другою…

Весна 1919-го года выдалась горячей: огненная полоса одного из фронтов Гражданской войны пролегла по линии Мариуполь – Волноваха – Юзовка – Луганск. Белая армия активизировала свои наступательные действия на Южном фронте. В центре их атак оказался Луганск – СТОЛИЦА ПРОЛЕТАРСКОГО ДОНБАССА. С февраля 1919-го года Луганск являлся центром Донецкой губернии. Здесь находился знаменитый не только на всю Россию - на всю Европу и Америку патронный завод, который в Первую мировую войну выпускал полмиллиарда штук патронов в год, и поэтому вражеские стороны видели Луганский патронный завод своим трофеем. Только видение это осталось лишь в мечтах Германии и Австро-Венгрии.

А в 1919-м году белые окопались на юго-восточных окраинах Луганска и – в угоду своим германским и британским хозяевам – подвергали город массированным артобстрелам.

Потрясающе знакомо. Весной 2014-го артиллерийские обстрелы по Луганску повторились.