72,2 тыс подписчиков

Ждала нас первая любовь - 3 ( Часть 8)

13 июля13 июл

1452

7 мин

Оглавление

Первая часть повести
Вторая часть повести

Служил Дьячишин преданно.

Старался держаться поближе к командирам «Айдара» – хоть вшивому, немытому и пьяному, но – к начальству.

Напоминал Пашка пса, что научен приносить хозяину тапки…

Только пёс своей сообразительностью и верностью вызывает уважение.

А Дьячишин был омерзителен – в своём стремлении выслужиться перед айдаровцами.

Из кожи лез… А хлопци-нацгвардийци своим его не считали. В Пашкином присутствии умолкали и многозначительно переглядывались. За стол – пить самогонку и закусывать отобранным по домам салом и пойманными во дворах курами, что у айдаровцев неизменно получались сильно недоваренными, – Дьячишина не приглашали.

Пашка изо всех сил пытался говорить с айдаровцами по-украински. Да – беда: хлопци и сами не сильно мовою володилы (хлопцы и сами не сильно языком владели).

Роман Мыронюк вприщур следил, как Дячишин угодливо суетится у стола. Пашка вовсю нахваливал самогонку деда Дмитрия Соколова:

- Лучшей, хлопци, вы точно не пили! Дед Соколов умеет! К нему за самогонкой даже из Луганска приезжали, – вот такая слава шла о ней!

Трёхлитровый бутыль самогонки в кухонном шкафу у Соколовых Дьячишин разыскал вчера. Дмитрий Иванович собирался делать вишнёвую настойку. Пашка ухмыльнулся:

-Не знаю, думаешь, дед?.. Самогонку-то для ополченцев припрятал?

Соколов закурил:

- Ополченцам некогда самогонку пить. Ополченцы, Пашка, воюют.

Дьячишин грозно сдвинул брови:

- Поговори у меня!.. Воюют!.. Сепаратюги кляти! (клятые) Не знаю, думаешь? Не знаю, что бабка твоя по ночам хлеб печёт, а потом ты его на своём «Жигулёнке» ополченцам на позиции отвозишь?

Антонина Петровна, рослая и крепкая, по-здешнему красивая, – до сих пор, хоть им с дедом уже за шестьдесят, – толкнула Пашку плечом:

- А ты, хренёныш, ждал, что мы у тебя разрешения спросим – кому нам хлеб печь?! А ну, – поставь бутыль на место!

Антонина Петровна – казалось, ещё совсем недавно Тонечка… – с самой юности работала поваром в шахтёрской столовой. И дома с кухонной утварью у Антонины Соколовой всё было в порядке. Дьячишин покосился на сияющие чистотой чугунные сковородки. А в руках у Антонины Петровны каким-то совершенно непостижимым образом оказалась скалка – большущая, тяжеленная… дубовая.

Пашка попятился. Предупредил:

- Пожалеешь, баба Тоня… что добром не отдала бутыль.

- Волчица тамбовская – и та тебе не баба Тоня! Выползень предательский!

Со двора Дьячишин погрозил кулаком в окно:

- Пожалеете!.. Считайте, что вы у меня выпросили!

На днях пьяный Мыронюк лениво бросил Пашке:

- Пошёл вон. Надоел.

И на этот случай, – чтоб выдобриться, – Пашке просто необходим был бутыль дедовой самогонки.

Самогонку Дьячишин просто украл. Ночи жаркие, окно в летней кухне у Соколовых приоткрыто: про воровство здесь, в шахтёрском посёлке, испокон веков не слышали…А с появлением борцов - за незалежную нэньку и европейские ценности - началась, видно, новая эра...

Из холодильника прихватил Пашка шмат сала: Антонина – известная мастерица солить сало. В огороде истоптал грядки помидоров и огурцов – пока в темноте нашарил, какие сорвать можно.

Бутыль самогонки выпили в момент. Мыронюк икнул:

-Было б тут что пить.

И похвалы от айдаровцев Пашка так и не дождался. Мытько задумчиво подпёр кулаком щеку:

-Тот, кто сэрэд москалив родился, – и сам москалём стал. Нет тебе, Дьячишин, нашей веры.

- Не москаль я, хлопцы! – горячо клялся Пашка. – Украинэць я, – и по матери, и по батькови (по отцу). Мать з батьком у меня з Хмэльныччыны. И я не здесь родился: трёх лет мне не было, как они переехали сюда, на шахту.

Мыронюк сладко потянулся:

-Пошёл ты… – со своей матерью. Самогонка самогонкой, а – скучно.

Дьячишин понял…

Вот когда можно рассчитаться с Викой Савельевой!

Вот когда ответит Викуля, – и за свою гордость, и за студента, за Игорька Гордеева!

Игорёк – в ополчении. И отец Викин, шахтный мастер-взрывник Савельев, и двоюродные братья, проходчики Женька и Денис, тоже в ополчении.

От радости сбивчиво Пашка предложил:

- А хочешь, Роман Витальевич… А хочешь,– такую приведу… Тебе одному. Такую… – цвет сорвёшь. Есть тут… дура одна.

Мыронюк с любопытством взглянул на Пашку, ухмыльнулся:

- В седьмой класс, что ли, ходит? Раз – цвет.

-Нет, не в седьмой. Одноклассница моя. Мы два года назад школу окончили. Говорю же: редкая дура. Для жениха бережёт себя. А жених – тоже здешний. В ополченцах сейчас. Такой же придурок… – не трогал её.

-Ты там знаешь, – двинул плечами Мыронюк.

- Знаю. Она… Викуля, с моей двоюродной сестрой дружила. Ну, и… делилась. А Оксанка мне рассказывала, смеялась: во дура!.. Зажимает коленями - для кого? Думает, Игорёк оценит! Так что – будет тебе, Роман Витальевич, цвет. Ты уже, наверное, и забыл – как это?.. Или вообще – не пробовал таких? А я тебе – с моим почтением! – подгоню.

Мытько оскорблённо возразил:

- Ну, цвет там… – ладно. А потом – по очереди. Я – следующий за Мыронюком.

-И чего ты стоишь? – поинтересовался Мыронюк. - Не видишь, - распалил хлопцив!

- Так это… Роман Витальевич… К вечеру привезу вам Викулю. Довольны будете.

…Настюшка Ивлева ещё раз взглянула на Полинкино свадебное платье и фату. Вздохнула:

- Не будет, значит, свадьбы в сентябре. До чего ж обидно, Поль!.. Я так ждала… Так хотела дружкой быть у тебя на свадьбе… И я бы сразу после тебя замуж вышла!

Полина Соколова улыбнулась: выйти замуж Настюшка ещё с пятого класса мечтала…

- Не веришь?.. Точно тебе говорю: я бы тоже вышла замуж – за Саниного дружка, Максима. Знаешь, как он на меня смотрел, – когда узнал, что я свидетельницей буду! Я сразу всё поняла. Да что теперь говорить: и Санька, и Максим – в ополчении. Какая ж свадьба.

- Ополчение – это не навсегда, Настюш, – заметила Полина.

- Не навсегда… А ты не боишься, Поль?

Полинка не спала ночами…

Только говорить об этом не хотелось.

Настюшка повторила:

- Не боишься, Полька? Там же… кроме ополченцев, ещё и ополченки есть. Знаешь, – какие ополченочки!.. Красивые и смелые. Медсёстры, поварихи… Мало ли! Фронтовая любовь… все дела… Не боишься?

Полина перевела дыхание: вот о чём Настюха…

Глупая.

Саня со своим батальоном – под Новосветловкой.

Не звонит: там бои, и давно нет связи…

Лишь однажды – СМС-ка… Единственное слово: люблю.

Полина поспешно написала в ответ: Саня, родной мой! Я люблю тебя… Очень жду.

Только сообщение это до сих пор не доставлено самому любимому ополченцу Сане Макарову.

Как-то… кажется, в конце седьмого класса…

Тогда в Светлодольском, в Шахтёрском парке, установили Колесо обозрения.

А Санька Макаров не пришёл в парк: им перенесли тренировку по футболу, и сборная школы уехала на стадион в Новопавловку.

Полинка Соколова расстроилась: договаривались с Саней, что весь выходной будут гулять в парке…

Колесо обозрения, конечно, здорово… Но – с Саней не виделись со вчерашнего дня… и так хотелось видеть его… с ним подниматься над посёлком… А его нет.

Девчонки восторженно визжали: высоко-то как!..

А Полина хмурилась: и ничего интересного. Не выше, чем террикон шахты «Заперевальная»… Они с Саней уже несколько раз поднимались на террикон. Ещё лучше всё видно, чем с Колеса обозрения.

И Саньки нет.

Санька пришёл в парк к обеду.

Футболисты только вернулись из Новопавловки, и Саня устало присел на скамейку под липами. Футболкой вытер разгорячённое лицо.

В простой девчоночьей обиде Полинка Соколова засобиралась домой: раз Саньке важнее тренировка…

А тут ещё… Данила Говоров из 8-го А привязался… Рассказывал, что скоро в Крым уедет, в кадетке учиться будет: у него в Алуште дядька преподаёт в кадетском училище.

А Санька сидел на скамейке и улыбался.

Данила сообразил сбегать за мороженым.

Макаров поднялся. Кивнул:

- Данька – хороший пацан. Только жалко мне его.

Полинка не поняла:

- Жалко?..

- Старается будущий кадет… За мороженым вот побежал. А замуж, Полинка, ты за меня выйдешь.

Полина заносчиво вскинула глаза:

- Замуж? За тебя?

-За меня. Ты же, Поль, меня любишь, а не Говорова. Я это ещё с детского сада знаю, – что ты будешь моей женой.

И о каких ополченках Настюшка говорит…