72,3 тыс подписчиков

Ждала нас первая любовь... (Часть 20)

14 июня14 июн

4230

6 мин

Оглавление

Вторая часть повести
Третья часть повести

Елена Васильевна заплетала косички Танюше.

Оленька виновато объяснила:

-Я лишь о том… я – о том, что так много дней и месяцев идёт война. И… так жалко, что проходит время, мы взрослеем…

- Разве можно не взрослеть? – грустновато усмехнулась Лена.

-Мы взрослеем, – без тех, кого любим… без тех, кого полюбили бы, если бы встретились. Они на войне, а мы – без них. И дни проходят…

От таких простых и наивных слов, сказанных в девчоночьей обиде, Леночкино сердце сжалось…

-И в зеркало не хочется смотреть, – вздохнула Оля.

Как бы не было грустно, Олино признание заставило Елену Васильевну улыбнуться:

-Оленька! Отчего же тебе, красавице, не смотреть в зеркало!

-Не для кого быть красавицей. Вот так вышло, что мы не успели встретиться: на войну он ушёл.

-Ты просто не знаешь, где и когда ждёт тебя первая любовь.

- Ждёт?.. – в горьком сомнении, но с надеждой спросила Оля.

- Ждёт. Так что не забывай смотреть в зеркало.

Может, другая ему встретилась…

Что ж…

Случается и такое.

Встретились же отец Димитрий и гимназистка Наденька Терентьева.

Только…

У них с Алёшей было… и есть то, чего не случилось у преподавателя Закона Божия и его Сашеньки, матушки Александры…

Гимназиста Алёшу Макарова…студента Екатеринославского Горного института, будущего горного инженера, на всех дорогах войны хранит первая любовь. Хранит его первое письмо гимназистке Леночке Макаровой, – те робкие и одновременно такие смелые мальчишеские слова, написанные на тетрадном листе… хранит их первое свидание в городском саду.

Хоть и совсем по-взрослому улыбнулась Лена в ответ на Оленькины слова… Но, как обычная девчонка, верила: их с Алёшей любовь хранит его – и в смертельном бою… и от встречи с другой.

А писем не было.

…Куришь?..

Даша подошла неслышно, остановилась за спиною Алексея.

Алёша оглянулся. Усмехнулся:

- Мы ещё гимназистами курили. Ох, и доставалось нам от классного наставника!

-Теперь ты взрослый. Ты солдат. И здесь нет классного наставника, – заметила сестра милосердия.

Алексей потушил папиросу.

-Иногда очень хочется, чтоб он был рядом.

В Дашином голосе – неприкрытая насмешка:

-Значит, не хочешь быть взрослым?

-Константин Павлович был нам не только строгим классным наставником, а и другом. Разве взрослым не надо, чтобы рядом был надёжный друг?

Даша пожала плечами. Повторила:

- Ты солдат. И должен сам принимать решения.

Даше хотелось задеть его мальчишеское самолюбие… А Алексей устало спросил:

- Решения? Какие же?

Дарья помолчала. В каком-то волнении вертела в пальцах колючий стебелёк придорожного осота:

- Ты не можешь признаться себе: всё, что было в гимназии, давно… и безвозвратно прошло. И… пора забыть, – потому что нынче всё по-другому, и рядом с тобой – другие люди.

-Война – другое, чем всё, что было прежде, – согласился Алексей. – Но есть то, что война не меняет.

-Меняет. Ты не получаешь от неё писем – думаешь, я не вижу?.. Раз не пишет, – значит, давно нашла другого. Зачем ей солдат?.. Зачем ей война, что длится уже целую вечность… и впереди такая же вечность – с сырыми окопами, самокрутками и дешёвой махоркой, с солдатской руганью, вшами, ранами, тифом, окопной лихорадкой… В её городе нет войны, и она ничего не знает про окопы со вшами… про всю твою теперешнюю жизнь. Вы с нею давно стали чужими. И ей надобно выходить замуж… А, может, она уже замужем. Ты же не получаешь от неё писем. И судить её за это не надо.

В кармане Дарьиного фартука – три Алёшиных письма… Три солдатских конверта с одним и тем же адресом… с любовью в каждой букве неровного мальчишеского почерка: Антипиной Елене Васильевне.

Про первое письмо Васька Авдеев помалкивает: кому ж охота, чтоб капитану Ивашину стало известно о ночных походах в деревню, где ждёт вдовушка Фрося…

А другие письма Дарья сама взяла – очень просто, когда проверяла, как в Штабе полка проводится уборка. Здесь же располагалась контора военно-полевой почты, и… конверты, подписанные Алёшиным почерком, сами бросились в глаза…

А ещё… В Дашином кармане – письмо Алексею от Антипиной Елены Васильевны.

Сейчас Даша коснулась его рукою.

Показалось, – обожгла ладонь…

А в Алёшином голосе - сдержанная нежность:

-Она ждёт меня. Я знаю это.

От его простой уверенности Даша растерялась…

- Она далеко. А мы с тобою здесь. За эти дни ты мне стал родным.

- Ты тоже мне – словно сестра.

Даша опустила на его плечи узкие красивые ладони:

- Сестра?.. Я люблю тебя. Хочешь, – стану твоею женою… сегодня. Нам неизвестно, что будет в завтрашнем бою. Может случиться, что мы никогда не узнаем… никогда не узнаем, как это: быть мужем и женою… У нас с тобой одна судьба: война.

- Закончится война, Даша. И встретишь ты своё счастье… и любимой женою станешь.

Конверт с письмом от Лены обжигал… Но Даша приподнялась на носочки, коснулась губами Алёшиного виска:

- А если… если ты больше не получишь ни одного письма от неё… Если она вышла замуж… забыла тебя…Ты полюбишь меня? Ты полюбишь меня, я знаю.

Алексей осторожно снял с плеч её руки:

- Нет. Ты хорошая, Даша. И я не смогу тебя обманывать. Никого, кроме неё, я любить не буду. Это так же невозможно… как невозможно то, чтоб завтра с западной стороны солнце взошло.

- Мальчишка! Гимназист! Ты ничего не знаешь о любви! Ты не знаешь, как это: я живу и дышу – потому что жду встречи с тобой!

- Знаю. Я жду встречи с нею.

-А если… я тебе понравлюсь – сегодня… ночью? Если случится у нас – впервые… Ты потом не забудешь меня…

-Что ж ты говоришь такое, Даша? Я сказал тебе: ты сестрою мне стала. И навсегда останешься ею.

От слёз, от горькой обиды и стыда Даша не помнила, как бежала к полковому лазарету…

…На рассвете неподалёку остановилась на короткий привал сотня казачьего кавалерийского полка.

Подхорунжий Кондрашов зачерпнул в котелок воды, поклонился артиллеристам:

-Здорово ночевали, ребята. С Луганки, с Северского Донца есть кто?

Ивашин нашёл глазами Алексея, окликнул:

- Алёха! Макаров! Тут вот земляк твой, – поздоровайся.

Григорий Михайлович обнял Алексея:

- Рассказывай. Как служится? Кто дома остался? Письма получаешь?

По сердцу – тёплая волна: будто брата родного встретил…

- Дома батя… Сестра замужняя. От них приходят письма, хоть и редко.

-Война… – кивнул подхорунжий. Улыбнулся, – как родной: – А от любушки?.. По глазам вижу: есть… и ждёт.

- Есть… и ждёт. Писем давно не было.

Кондрашов протянул Алексею пачку папирос. Закурили.

-Что веришь, – правильно. Нам без веры нельзя. Меня тоже ждёт – дочушка, Танюшка. Без матери она у меня растёт, в приюте. Молюсь я за них, – за женщин, за девушек, что работают там. Сколько ребятишек у них на руках! Чужие… а – роднее родных.

-Невеста моя тоже в детском приюте работает.

Сердце у Григория Михайловича забилось в неясном предчувствии:

- Невеста?.. Не Леною ли зовут?

-Лена. Елена Васильевна.

Подхорунжий Кондрашов снял фуражку.