"Боже, как он лебезит перед Евреями! До чего он подлизывается к ним! До какой жалости заискивает!"
![Пётр Дми́триевич Боборы́кин (15 [27] августа 1836, Нижний Новгород — 12 августа 1921, Лугано, Швейцария) — русский писатель, драматург, журналист, критик и историк литературы, публицист, театральный деятель, мемуарист, переводчик. Почётный академик (1900).](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/271828/pub_68f54c84aa50dd16f973cf00_68f54ccb00aefd3868ce15db/scale_1200)
21 августа 1911г.
На днях П. Д. Боборыкину исполнилось 75 лет. Еврейские газеты почтили старого русского писателя вставанием, то бишь сочувственными характеристиками,—а русские газеты не догадались этого сделать. Неловко это... Всё же г. Боборыкин очень известный романист, хотя и не первой величины. Даже, пожалуй, и не второй величины: к второстепенным, т.е. очень почтенным и заслуживающим долгой памяти беллетристам следует причислить таких художников, как, например, Писемский, Лесков, Крестовский-псевдоним, Успенский и т.п. П. Д. Боборыкин, конечно, уступает им в таланте, а стало быть, и в значении. По справедливости его следует считать в третьем или даже в четвёртом ряду писателей, т.е. в тех рядах, которые собственно уже не делают литературы, подобно тому, как плохо видимые звёзды уже не делают неба. В институтских курсах истории словесности такие писатели только перечисляются по именам, и их институтки зовут «спетками».
Умирая очень быстро для потомства писатели, подобные П. Д. Боборыкину, всё же имеют заметное значение для современников. Хоть с некрупным талантом, почтенный юбиляр необыкновенно долго,—что-то больше полустолетия —пишет и печатается, всё пишет и печатается, и если пошлёт Бог здоровья, то будет, очевидно, писать и печататься до какой-нибудь новой геологической эпохи.
Один из биографов г. Боборыкина, г. Измайлов, говорит, что «по подсчёту С. А. Венгерова, сделанному ещё 12 лет назад, П. Д. написал 900 печатных листов, т.е. 70—80 томов. За последние 12 лет эту цифру надо увеличить ещё на целую треть. Напечатать за полстолетия более 100 томов удобочитаемого текста - это не шутка! Во всяком случае, подобный печатный материал—кафедра, чему-то учившая, положившая некоторый след на умственную жизнь нескольких поколений. Из 30 или 40 романов и повестей г. Боборыкина я лично прочёл четыре-пять, и нахожу это вполне достаточным. Помню, ещё в ранней юности, я начал было читать роман «В путь-дорогу». На первых страницах наткнулся на подробнейшее описание одной комнаты, чисто инвентарное и показавшееся мне скучным. Я, однако, одолел это описание. Затем следовало описание второй комнаты барского дома. Я и его одолел. Затем, к моему смущению, следовало описание третьей комнаты... Этой марки я не выдержал и уже очень долго не возвращался к г. Боборыкину.
Из позднейших романов юбиляра помню «Василия Тёркина» и «Перевал». Их я читал с значительным интересом. Мне казалось, что именно так должны писать романы не лишённые дарования публицисты. Ведь писание романов бывает и тонким искусством, и простым ремеслом, вроде вязания чулок.
Всему этому научиться при известной интеллигентности не трудно. Грешный человек,—когда я читал г. Боборыкина, мне казалось, что это хорошее ремесло—удовлетворительные сочинения на заданные публицистические темы. Этим грешил и Французский Золя,—этим щеголяет и русский его подражатель. В общем, я думаю, это не манера настоящего искусства. Идея должна вытекать из произведения, а не предшествовать ему.
Романы г. Боборыкина похожи на выставку конкурсных проектов какого-нибудь идейного памятника. Смех берёт, до чего изощряются недостаточно даровитые художники в проведении заказанной им мысли, как безжалостно они подчёркивают её, как грубо подсказывают её и напоминают зрителю. Идея у них вопит благим матом, а художества нет как нет.
Известно, что П. Д. Боборыкин долгое время считал себя русским Золя, а за смертью Тургенева думал, что очистившаяся генеральская вакансия властителя дум и сердец может быть занята им, тогда уже заслуженным беллетристом.
Тургенев действительно, по моде того времени, давал идейные романы, т.е. каждый раз наводил точно электрический прожектор на ту или иную загадочную область русской жизни. Не говоря о безсмертных «Отцах и Детях», и «Рудин», и «Дворянское гнездо», и «Дым», и «Новь» в самом деле заставляли волноваться образованное общество, заставляли размышлять—хотя бы иногда, и совершенно безплодно.
Роль возбудителя столь сильного одушевления в обширном кругу читателей очень лестна, и г. Боборыкин начал выпускать один идейный роман за другим. В этом он долгое время опирался на необыкновенную журнальную добросовестность Стасюлевича.
Тот ухитрялся при всех строгостях тогдашней цензуры выпускать свой журнал с астрономическою точностью. Благодаря этому, каждый год «Вестник Европы» начинался г. Боборыкиным, т.е. по плану издателя каждый год делал бы в литературе эпоху, если бы это было перо Тургенева.
Увы, более или менее интересным романам г. Боборыкина всегда чего-то недоставало и всегда в них было что-то лишнее.
Недоставало, может быть, волшебства, называемого талантом, а лишнею была предвзятость идеи, поспешность обобщений, некоторое легкомыслие в трактовке наблюдений, очевидно, весьма поверхностных. В обществе иной раз ещё не успевало сложиться явление, а П. Д. Боборыкин ставил на нём свой штемпель.
Читая его, часто вспоминаешь новый в обществе, но несносный тип официального фотографа, без которого теперь не обходится ни одно публичное торжество. Пусть это будет парад, блестящие похороны, закладка храма, молебен, открытие выставки—какой-то штатский господин с ящиком и треножником непременно спешит вперёд, проталкивается весьма безцеремонно, прицеливается аппаратом в генералов и архиереев, и затем—щёлк! Картину события, отпечатанную точно сковородой, на другой день вы видите уже в газетах.
Само собою, нельзя отрицать и за фотографией некоторых достоинств, и даже за полицейским протоколом, но как искусство, всё же это, что хотите, не первый сорт...
Из живой действительности русской жизни г. Боборыкин уловил немало отдельных точек, но насколько можно назвать это собрание точек картиной—большой вопрос.
Тот же г. Измайлов пишет, что «персонажами Боборыкина можно бы заселить целую губернию»,—настолько «им захвачено всё разнообразие человеческих типов,—идеалисты и остывшие, ренегаты и фанатики, дельцы и карьеристы, эстеты и богоискатели и т.д. без конца».
Мне кажется, из всех безчисленных героев Боборыкина самым интересным оказался бы всё-таки сам автор. Он несомненно взят из боборыкинского эпоса, из боборыкинского стиля, и даже в высочайшей степени. Прочтите его биографию хотя бы у Н. И. Афанасьева («Современники. Альбом биографий», т.1). Из скромных рамок биографического портрета глядит необыкновенно типичное лицо либерального российского дворянина, чуть ли не последнего могиканина крепостной эпохи.
Прежде всего, у г. Боборыкина хорошая фамилия, хотя Б. П. Буренин создал из неё обидный глагол «боборыкать», в применении к известной манере письма.
Затем у г. Боборыкина очень богатые предки. Затем, начиная с университета—ряд безчисленных, чисто дворянских прихотей и «увлечений».
Будучи на юридическом факультете, П. Д. «увлекается» химией,—да как!
Работает под руководством Бутлерова, переводит целый учебник химии, мало того: сам переводит себя из Казани в Дерпт, чтобы прослушать химика Карла ІІІмидта. «Увлечение химией сменилось увлечением биологическими науками»,—г. Боборыкин перекочёвывает на третий факультет—медицинский. «Новое увлечение продолжалось недолго», — пишет биограф: «ознакомившись с немецкой поэзией и с европейской литературой, П. Д. оставил изучение медицины и решил посвятить себя литературной деятельности». Итого—чисто по-дворянски—перепробованы, одно за другим, чуть не сразу четыре призвания.
По словам другого биографа г. Н.М.—г. Боборыкин «прослушал полный курс медицинского факультета, но, отказавшись от докторского экзамена, переселился в Петербург, где выдержал экзамен на кандидата административных наук».
Вы думаете, он решил посвятить себя администрации? Ничуть не бывало! И химию, и медицину, и администрацию он изучал уже в твёрдом намерении, будучи ещё студентом, заняться драматургией. Ещё студентом он написал три драмы: «Фразёры», «Ребёнок» и «Однодворец».
Совершенно в стиле крепостных баронов, порхавших от одного увлечения к другому, юноша-Боборыкин в промежутках между юриспруденцией, химией, медициной, и администрацией, не только пишет драмы, но ставит спектакли, режиссирует их и играет на сцене.
Вы скажете—широкая натура. Несомненно, но именно дворянская широта натуры, расточительная, разбрасывающаяся на все стороны.
Основным фундаментом тут было то, что г. Боборыкин «получил наследство, обезпечивавшее ему безбедное существование».
Заметив страсть к писательству у г. Боборыкина. Писемский пригласил его писать фельетоны в «Библиотеке для чтения». «Это приглашение окончательно определило будущую деятельность Боборыкина»,—пишет биограф.
Далеко нет: фельетоны надоедают, г. Боборыкин берётся за роман, затем покупает журнал и пробует себя в качестве редактора. Увы, ничего и из этого не вышло. Несмотря на таких сотрудников, как Глеб Успенский, Левитов, Щапов, Энгельгардт, Лесков, и др., журнал всё падал. Так и бросить бы его? Куда тут!
Совершенно в стиле тогдашних российских дворян, г. Боборыкин продаёт имение и, наконец, влезает в крупный долг, который преследовал его 20 лет. Журнал, конечно, подобно «вишнёвому саду» предков, пошёл за безценок. Но гений сословия не дремлет: подоспело новое наследство, как у Плещеева, и П. Д. опять воскрес.
Правда, колоссальная по объёму работа давала ему, вероятно, достаточный доход и помимо наследства, однако без наследственного «Сезам-отворись» едва ли жизнь русского Золя сложилась бы в темпе столь пёстрых умственных увлечений. Как ни приходилось круто, но совершенно à lа Тургенев г. Боборыкин не мог жить без ежегодных и продолжительных паломничеств в Париж, Баден-Баден, Ниццу и т.п. Даже теперь, когда престарелому писателю уже 75 лет, если верить г. Измайлову, «по обыкновению он за границей в своём излюбленном Баден-Бадене, где витает тень старого Тургенева». Все признаки большого барина, но уже не тургеневской, а несколько более легкомысленной эпохи.
Послушайте, как предательски подхваливает г. Боборыкина по случаю 75-летней годовщины названный сотрудник еврейской газеты:
«Добролюбову он был ровесник, Писарева знал, когда тот ещё был студентом. Да кого он не знал! Среди русских литераторов мне легче назвать тех, кого я не знал, чем перечислить тех, с кем я встречался,—рассказал он пишущему эти строки.—К каким именам он подходил, греясь в их лучах! Он был слушателем Вирхова, Моммзена, Шарко, Бертло, Клода Бернара! Он лично знал среди сотни других Дюма, Ренана, Тэна, Гастона Буасье, Литтрэ, Сарсэ, Виктора Гюго, говорил с Гамбеттой, Луи-Бланом, Спенсером, Стюартом Миллем, двумя римскими первосвященниками... Когда говоришь с ним и слышишь:
— Стюарт Милль сидел против меня вот так, как сидите вы...
или
—Ренан мне однажды сказал вот что...
или:
— Когда Моммзен всходил на кафедру... — точно чувствуешь веяние крыльев времени и думаешь: «Боже мой, какой век, какая сокровищница воспоминаний, какой удивительный уникум человека, вольно и прекрасно летевшего навстречу всему, что есть интересного, великого и прекрасного на земле! И сейчас этот старик моложе многих из нынешних молодых. Сейчас он летит на огни всех маяков, какие продолжают светить человечеству».
Старый вундеркинд.
Автор этих строк, г. Измайлов, не подозревает убийственной характеристики, какую он делает г. Боборыкину, записав (ещё раз!) известную слабость нашего писателя хвастаться знакомством с знаменитостями. Разве эти фразы: «Стюарт Милль сидел против меня», или: «Ренан мне однажды сказал» и пр.—не напоминают известного диалога из «Ревизора»: «Ну что, брат Пушкин?»—«Да так, брат»...
Скажите, что же тут удивительного, при настойчивой страсти вертеться около генералов науки и литературы, со всеми ими перезнакомиться? Это доступно любому газетному интервьюеру, любому русскому джентльмену, разъезжающему «по заграницам».
Знаменитости вовсе не так недоступны. Напротив! Некоторые знаменитые старички даже очень скучают без посетителей, даже садятся ежедневно у окна, как делал Гюго, чтобы на улице собиралась хоть маленькая толпа.
К двум «римским первосвященникам» попасть было несколько труднее, однако и это доступно тысячам народа, за известную мзду.
Удивительно. что г. Измайлов не замечает этой крайне суетной черты г. Боборыкина—«летать» в его почтенные годы «на огонь всех маяков», точно в самом деле он морская птица какая-то, которая никогда не видала огня. Ведь именно то обстоятельство, что г. Боборыкин летал по самым разнообразным и ничего общего не имеющим между собою знаменитостям, свидетельствует, что он летал к ним без серьёзной цели, без настоящего уважения к их таланту. Разве можно быть серьёзным слушателем дюжины великих учёных по совершенно чуждым отраслям знаний, каковы Моммзен и Вирхов, Бертло и Тэн, Клод Бернар и Ренан и пр.?
Ясно, что г. Боборыкин с его женственной душой гонялся только за сенсациями à la madame de Курдюков; он объезжал сенсационных людей просто из чувства дамского честолюбия, ради права сказать: «я говорил с А.», «у меня был Б.». Серьёзный искатель истины, напав на великого учителя, будь это Вирхов или Моммзен, уже не изменяет ему, и такому просто некогда объезжать остальных Миллей, Спенсеров и римских первосвященников.
Г. Измайлов пишет: «П. Д. (Боборыкин) исколесил Европу великое число раз. В Риме ему известна каждая плита».
Опять-таки—что же это за достоинство «исколесить Европу великое число раз»? Это скорее недостаток, притом забавный, обнаруживающий слепое идолопоклонство П. Д. перед «Европой»—только за её в своём роде генеральское в сравнении с нашей Россией звание.
Как выходит жалок Лев Толстой в сравнении с Боборыкиным: он был только один раз за границей!
Как жалок Пушкин, не бывавший в Европе ни разу!
Как ничтожен Кант, никуда не выезжавший из Кёнигсберга!
В этой смешной гордости «исколесить Европу великое число раз» и знать каждую тумбу в Риме, так и видишь российского дворянина pur sang (с французского «чистокровный»), который, получая одно наследство за другим, живёт как герои «Дыма»—«высшей» кочевою жизнью по Европе, причём из отдалённых отелей и Ривьер они учат Россию, как ей жить, улавливают все течения в глубине России и пророчествуют о будущем...
Послушайте, чем ещё хвалится г. Боборыкин на старости лет: «Он знает семь языков. Безукоризненно говорит на пяти. Не дальше, как в этом году он занялся языком эсперанто и осилил его в одну неделю. Известный русский лексикограф Михельсон говорил как-то, что от Боборыкина в свой словарь он ввёл до тысячи новых слов».
Просто вундеркинд какой-то, г. Боборыкин. В 75 лет это удивительное дитя знает столько, сколько иной не знает и в 25 лет! Не всякий может похвастаться тысячью иностранных слов, которыми г. Боборыкин засорил русский язык!
Знание иностранных языков безспорно хорошая вещь, но оно вроде танцев: хорошо лишь при условии им пользоваться.
Скажите, есть ли физическая возможность кроме родного языка пользоваться сколько-нибудь серьёзно ещё семью языками? Конечно, нет,—и стало быть тяжёлый труд на изучение большинства этих языков был сделан нашим героем опять-таки из суетного тщеславия, из поверхностного дилетантизма, из желания кому-то пыль в глаза пустить. «Он и швец, и жнец, и в дуду игрец»,—он и юрист, и химик, и медик, и драматург, и философ, и критик, и лингвист, и что там ещё?
Но может быть, потому именно он плох во всех этих отношениях и слабоват даже в единственном, где заметен,—как романист. Расхваставшись своим будто бы невероятным образованием (которому без таланта грош цена), г. Боборыкин сообщил другому интервьюеру, г. Кауфману, между прочим, такую вундеркиндовскую черту: «Я много читаю, изучаю новые языки при посредстве довольно оригинального метода: зная наизусть Библию, я читаю её на совершенно незнакомом мне языке и таким образом быстро и легко усваиваю его».
Далее говорится, что П. Д. читает теперь Библию на 15-ти языках. Напрашивается вопрос: если г. Боборыкин знает Библию «наизусть», то зачем же ему читать её на 15-ти языках? И стоило ли великую книгу учить наизусть, чтобы в конце концов сделать из неё руководство для изучения иностранных языков?.. В хвастовстве подобного рода удивительно чисто женское, почти детское легкомыслие.
Остаётся добавить ещё одну черту, свойственную легкомыслию—нравственную трусость г. Боборыкина, как писателя. Прочтите его фельетон в «Русском Слове» на днях, под заглавием «Нечто и ничто».
Фельетон подогнан, видимо, к своего рода именинам, к юбилею 75-летия, и написан, как всегда у г. Боборыкина, гладенько и чистенько, с знанием газетного ремесла, но не в этом дело. Суть в содержании, в нескрываемом замысле автора сказать нечто важное на закате жизни. Что же он говорит?
Он говорит множество самых льстивых комплиментов Евреям, и, одновременно сравнивая с ними Россию, бросает ей в глаза чисто еврейское презрение. Передать содержание большого фельетона я не берусь, но, читая его, я не раз думал: Боже, как он лебезит перед Евреями! До чего он подлизывается к ним! До какой жалости заискивает!
И «великая»-то это раса, и такая раса, что «прежде всего страстно и глубоко любит жизнь, всё земное, красивое своего народа, его «пакт» с божеством» (без боборыкинского словечка г. Боборыкин обойтись никак не может).
Вы думаете, о чём хлопочут Евреи? «Все его (еврейского народа) самые высшие и дорогие упования держатся за выполнение своею великого назначения здесь, на земле. Ему обещано спасти весь мир в лице того Избранника, который родится в лоне Авраамовом. Это ли не Нечто, это ли не положительное содержание самого жизненного credo, какое когда-либо создавалось в истории религиозных учений?»
Итак,—вот национальная мечта Евреев: спасти мир, ни более, ни менее. И еврейская вера—самое жизненное «credo» из всех религиозных учений. Но в таком случае, зачем было почтенному П. Д. Боборыкину ездить к двум римским первосвященникам и целовать знаменитую туфлю? И почему на старости лет не принять обрезания вместе с самой «жизненной» религией?
В доказательство смехотворной мысли о спасении мира Евреями, г. Боборыкин припоминает все еврейские знаменитости, которые самими Евреями принято выдвигать в подобных случаях: Бёрне, Гейне, Карла Маркса, Лассаля, Макса Нордау, и уж конечно и всенепременно—Спинозу.
«Какое роскошное,—говорит г. Боборыкин,—разнообразное и трепетное Нечто!»
Ну-с, а Россия что? Россия, видите ли, по г. Боборыкину, совсем Ничто. Ровно ничего г. Боборыкин не нашёл ни в истории нашей, ни в религии, ни в поэзии, ни в философии, что можно было бы противопоставить таким гигантам, как напр. Лассаль или Нордау.
У нас почтенный юбиляр нашёл только самоубийц, раскольников, сжигающих себя на кострах, нигилистов, да монаха Илиодора царицынского. «Какое,—говорит он,—мироразумение, какую «этику» способны сочинить те дикие изуверы мракобесия, которые на наших глазах, в десятых годах XX века, водят по русским городам полчища хулиганов, грязных баб и приказывают им бить всех и кричать: «Русь идёт!»?
Вот какою представляется Россия современному, подлизывающемуся к Евреям дворянину, живущему в Баден-Бадене.
Отнюдь не сочувствуя монаху Илиодору, я спрошу: неужели же это серьёзный приём—противопоставлять Спинозе Илиодора?
Если требовалось духовное лицо, то одновременно с 75-летием г. Боборыкина праздновалось 50-летие открытия мощей св. Тихона Задонского.
Ещё недавно сошёл со сцены о. Иоанн Кронштадтский. Давно ли опущены в могилу Лев Толстой, Менделеев, Достоевский, Тургенев? Были же у нас, наконец, и Пушкин, и Лермонтов, и Тютчев, и Глинка, и Карамзин, и Лобачевский, и школа славянофилов.
Неужели всё это совсем ничто в сравнении с Марксом, Лассалем, Бёрне и Спинозой?
Не зная, чем только унизить великорусскую расу, г. Боборыкин выделяет из русской расы «хохлов», которые, видите ли, позитивны и здоровы душой, а мы, Великороссы, стало быть, ничтожны и больны.
Прослышав о каких-то психопатах, «любовниках смерти», воспевающих смерть в стихах и прозе, г. Боборыкин надрывается от негодования и кричит: «Это—наш продукт! Тут наша «подоплёка», наша всеразъедающая и разрушающая «закваска»... Таких завзятых любовников смерти вы не найдёте нигде в Европе и в Америке среди самых махровых экземпляров «упадочного» модернизма»...
О, легкомысленный г. Боборыкин! Если бы он имел время серьёзно проследить хоть что-нибудь на свете после занятий безчисленными пустяками, то увидел бы, во-первых, что все наши упадочничества—невинное подражание Западу; увидел бы также, что какая-нибудь сотня повреждённых, воспевающих смерть на бумаге, вовсе не характеризует стомиллионной русской массы, даже не знающей о существовании этих повреждённых.
Наконец, он увидел бы, как неприлично хотя бы по случаю 75-летия своего рождения покупать популярность у Евреев оскорблениями народа русского.
В этой его выходке последнее, но зато решающее доказательство крайней незначительности почтенного юбиляра. Чувствуя, что он тонет в заслуженном забвении, чувствуя, что никакими выкрутасами и надёрганными отовсюду словечками не возместить недостатка таланта, г. Боборыкин цепляется за еврейскую рекламу, расшаркивается пред "великой нацией", превозносит её дутых гениев и плюёт в лицо матери-России...
Жалкий г. Пьер Бобо!
===================================
Статьи М.О.Меньшикова 1911 года, впервые опубликованные на канале ALMA PATER начиная со 2 августа 2025 года.
Тарас Шевченко - кувалда в руках русофобов https://dzen.ru/a/aI3wE9Hh4W0VOAhj
Народоубийство https://dzen.ru/a/aI9CUHyoKmvtpFPl
Нужен сильный https://dzen.ru/a/aJGBepyFGmuo3iSx
Разбитый крест https://dzen.ru/a/aJGC0TXYOSnJ4A23
На панихиде (по Столыпину) https://dzen.ru/a/aJGD2xqEyU-rAyhM
Посмертная сила https://dzen.ru/a/aJGFl8WmjnGUdO_T
Политика захватов https://dzen.ru/a/aJhkJlJq1nTSpLVG
Охраны нет https://dzen.ru/a/aJonRzw2ZjKX-WCJ
Еврейское нашествие https://dzen.ru/a/aJusggp9E2mcXYGp
Тайны Талмуда https://dzen.ru/a/aJ24hXUjKUEfpiQs
Коленопреклоненная Россия https://dzen.ru/a/aKeMjRWcfwt-J8R7
Крупные люди https://dzen.ru/a/aLDDnNJqNm2-A6qZ
Злая сила https://dzen.ru/a/aLDEd1aKkRMN_Ywg
Красота и вера https://dzen.ru/a/aLDGaLtcORy6Pg1U
Памяти Ф.М.Достоевского https://dzen.ru/a/aLSTIYKTAFg8qzb5
Потеря Москвы https://dzen.ru/a/aLSVIoRPByMxzL6Y
Враги человеческого рода https://dzen.ru/a/aMH1vpdLcCOe1nlD
Вредоносцы. Музей Александра III https://dzen.ru/a/aMJ9a6EmvWT_Si--
Загадочное предприятие. Великому народу - национальную власть https://dzen.ru/a/aMJ__fD7ynIdKHQw
Новый пуп земли. Замученный ребенок https://dzen.ru/a/aMKA117oe2kBctOI
На прогулке https://dzen.ru/a/aMKEyZQr7Ew9zOrH
Язык славянства https://dzen.ru/a/aMKLNlrqckqO_GUj
Для кого воевала Россия. И что изменилось? https://dzen.ru/a/aMfAywIoCRUyC7Bh
Политика церкви. Письмо хасида https://dzen.ru/a/aMkkHH9Irmayo6YK
Мера за меру https://dzen.ru/a/aMnGDvPUrkP6X0Ve
Национальная политика https://dzen.ru/a/aMxuBMV1LBroeETW
Откуда земли у армян и азербайджанцев https://dzen.ru/a/aMxuBMV1LBroeETW
О тайном безразличии https://dzen.ru/a/aM0d0OKReACQd4g2
Прирождённые рабы https://dzen.ru/a/aM0X-uc8QHbUBmOZ
Кочевая кровь. Развал культуры https://dzen.ru/a/aNJnOmpN9289Sq2F
Тост адмирала Баджера https://dzen.ru/a/aNJvHKbUvDVRU4O_
Гений и пьянство https://dzen.ru/a/aNJ1dkHjOAchfokI
На рауте у американцев. Англосаксонская душа https://dzen.ru/a/aNeeQUth3lPbP36q
Летний разъезд https://dzen.ru/a/aNehIXFtWxdyQAUe
Царство добросовестного труда. Молоко Юпитера https://dzen.ru/a/aNeh8CZVHF-yyZT3
Несильные https://dzen.ru/a/aNzNtu-TnyOpTA7m
Долой стеснения https://dzen.ru/a/aNzRmocINV83zXph
Фиговый лист военной бюрократии https://dzen.ru/a/aOA-pW8MvhaoqkqA
Вмешательство власти https://dzen.ru/a/aOBAMH4ER1wNY4PE
Вера и карьера https://dzen.ru/a/aOBBHG8MvhaorFvX
Сомнительная родня (о "братушках"-славянах) https://dzen.ru/a/aObPT98nZkVhUQ6T
Мир всем https://dzen.ru/a/aObileeuIUGEdLcv
Конгресс народов. Теория вражды https://dzen.ru/a/aOeGq_gLqQm4uAzE
Великая экспроприация https://dzen.ru/a/aOecoveuZU010WRZ
Молодая Россия https://dzen.ru/a/aOev6zaCfBYhSyBF
Орден св. Ольги. Идеал женщины https://dzen.ru/a/aOe3Um7O5lVBH5K6
Очистка нации https://dzen.ru/a/aOkIIqJ8pC9o4Hbv
Они возвращаются. (Управляемый хаос) https://dzen.ru/a/aOzH00LzGDeoCyCz
Борьба с сумасшествием. Великий переворот https://dzen.ru/a/aOzKPo6-WWVWAgtO
Финляндская операция https://dzen.ru/a/aO6aBO9570wextrK
Мнение о генералах https://dzen.ru/a/aO6cogEztw-GWh3
Секта жидовствующих https://dzen.ru/a/aPPdOi6qvQ4tPCSH
Гальванизируют труп https://dzen.ru/a/aPPknMQ7DQpOLeuy
В гостях у Мавра https://dzen.ru/a/aPVIs7gT1ij34rpn
Очеловеченные люди. Цинизм и лень https://dzen.ru/a/aPVKnC_PslN5f-MQ
Наступательная борьба https://dzen.ru/a/aPkH3Og9v3s4RwTz
П.Д.Боборыкин. Старый вундеркинд https://dzen.ru/a/aPVMhKpQ3Rb5c88A
Униженная старина. Культуры прдков. Ублюдочная душа https://dzen.ru/a/aPkI4LMqPHUSP082