Осень сменила лето, но красивый осенний листопад в тот год прошёл еще летом, потому что листья с деревьев опали тогда из-за постоянных токсических выбросов завода. И без того серое от постоянных выбросов небо вообще вообще перестало показывать солнышко. Ночи стали длиннее и холоднее, поэтому в следственные изоляторы "потянулись" лица без определенного места жительства. Некоторые бомжи специально совершают легкие преступления, чтобы перезимовать в условиях СИЗО. Ну а что? Тепло, светло и почти сухо. Кормят, поят, в бане купают, на прогулки выводят, да ещё и лечат бесплатно! Учитывая, что альтернатива это зима лютая, да еще и на улице, то уж лучше в СИЗО. Терять-то особо нечего.
***
Смена началась с раздачи подзатыльников от начальника медицинской части. То есть для меня смена началась, а для фельдшера Светланы, которая дежурила перед моей сменой на сутках, она заканчивалась. То опуская глаза, то хлопая ими, как запуганная мышь, Светлана сидела в кабинете начмеда.
— Почему ты его не посмотрела?! — повышая голос, грозно спрашивал начмед. — Сейчас весь изолятор на ушах стоит из-за тебя! Все кричат, жалуются!
— Да я смотрела...
— Плохо смотрела! — стал срываться на крик начмед. — Я не успел подойти, так сразу же увидел!
— Он так вонял сильно..., — пыталась оправдаться Светлана.
— Тем более надо внимательнее смотреть, значит, если воняет!
— А что случилось-то? — спросил я.
— Света "бэ́тэров" напринимала! — яростно сказал начмед.
Речь шла о вшах. В армии их называют бэтэры, от слова БТР (бронетранспортёр) из-за какого-то сходства с этими машинами. Накануне, принимая новоприбывших, Светлана пропустила бомжа с педикулёзом. Когда он попал в камеру к другим арестантам, и его педикулез вдруг выявился, то жильцы этой камеры стали "кипишева́ть" (высказывать свое возмущение и недовольство).
— Березин! — переключился на меня начмед. — Новеньких смотреть внимательно! От ногтей до волос, ясно?
— Ясно, — ответил я.
— Заглядывать им везде: в рот, в нос, в трусы! Всем понятно?
— Да, — ответили мы со Светланой.
Видимо, наше хором произнесенное "да" начмеда не устроило, поэтому он весьма весомо и серьезно добавил:
— Не понравилось вам что-то, засомневались в чем-то, пишите акт об отказе в приёме в следственный изолятор. Выставляйте ближайший диагноз "под вопросом", и пусть "ивээсники" новеньких возят по больницам хоть до морковкиного заговеня! — закончил свои наставления начальник.
***
При приеме прибывающих действительно приходилось быть особенно внимательным. По сути, прием арестованного в следственный изолятор это первое знакомство с пациентом, с его болезнями и состояниями, возможными последствиями этих самых состояний. Наверное, именно тогда я впервые стал понимать врачей приемных покоев. От того, насколько внимательно я отнесусь к осмотру вновь прибывшего, зависит недалекое будущее нашего изолятора. Я уже неоднократно рассказывал про проблему алкогольного делирия, который развивается на третьи-пятые сутки после вынужденной отмены алкоголя. И как потом ночью, всем коллективом дежурной смены приходится что-то решать с этим делирием. Кажущееся смешным поведение делириозного больного на самом деле является грозным и даже смертельноопасным осложнением. Говоря простым языком, "от белки можно запросто кони двинуть". Инфекционные и паразитарные болезни тоже довольно-таки нередкое явление у прибывающих арестованных, особенно у людей без определённого места жительства. Пропущенные педикулез или чесотка, несмотря на кажущуюся безобидность, приносят много проблем. Представьте, что в одной камере содержатся несколько человек далеко не светского и интеллигентского воспитания. Один, например, украл самовар, чтоб пропить, другой наркоман, только и мечтающий хоть как-то кайфануть, третий вообще за неуплаченные алименты сидит. Ни о какой дружбе среди них и быть не может, и они вынуждены мириться с такой суровой реальностью. Терпеть. Терпеть на грани срыва. И тут к этой компании подселяют вшивого бомжа.
А ещё, и самое главное, от того, насколько внимательно фельдшер отнесется к первичному осмотру, зависит и здоровье самого арестованного. Всё-таки, следственный изолятор это не больница. Это место содержания под стражей. И если хронических или нетяжёлых больных худо-бедно получается лечить, то острые состояния все же приходится вывозить в обычные гражданские больницы, а это куча бюрократии, сотни проверок, сбор конвоя, которого вечно не хватает. В принципе, есть определённый приказ, в котором русским по белому написано, что лица, нуждающиеся в экстренной медицинской помощи или в оперативном лечении, в следственный изолятор не принимаются. Казалось бы, что тут сложного? Сиди себе на приеме, сортируй больных или здоровых, но не тут-то было. Важно не пропустить тот же самый делирий, какую-нибудь травму, о которой сам больной может и не рассказать, хроническое или инфекционное заболевание. Сотрудники полиции, доставившие арестованного, будут всеми силами пытаться сдать его (как скорая в приёмнике), потому как если не удастся, то в больницу арестованного повезут они. Как только СИЗО принял арестованного, то вывозы в больницу это уже проблема СИЗО. А виноват фельдшер, потому что пропустил такого больного. Даже если и не виноват, то все равно виноват, потому что фельдшер. И вот тут-то и начинается самое интересное, потому что одних медицинских знаний в таком случае недостаточно. В таком случае и надо проявлять особую внимательность, отмечая всё до мелочей во внешнем виде и поведении пациента. Мысленно делать для себя какие-то заметки, а уже потом, вот к этим самым заметкам и применять свои медицинские знания, чтобы обосновать тот предполагаемый диагноз, который является противопоказанием к приему.
***
В кабинете прозвонил телефон.
— Новенького привезли! Подходи до дежурки!
Взяв свою сумку с необходимым минимумом инструментов, я направился в дежурную часть. В обысковой комнате сборного отделения находилось несколько полицейских, дежурный, два младших инспектора и доставленный арестованный. Выглядел он неопрятно, одежда на нём была старой, грязной. Сам же он был сутулый, невысокого роста. На вид ему было около тридцати пяти лет. Смотрел он исподлобья взглядом холодным, колючим, как бездомный пёс, ожидающий, что его вот-вот пнут или прогонят. А ещё, где-то в глубине его взгляда была боль. Та самая боль, о которой мужик молчит, чтобы не казаться слабым и жалким.
— Вот вы почему такие люди, а? — сокрушался дежурный на полицейских. — Всё возите и возите мне бомжей! У меня тут ночлежка какая-то или что?
— Нет, конечно, — ухмыляясь, отвечал ему полицейский. — У тебя СИЗО!
— Ты только вслушайся: "Следственный изолятор"! — распинался дежурный. — Каким таким боком СИЗО стало вдруг ночлежкой?
— Ну а мне что делать? — спрашивал полицейский. — Суд его осудил, закрыли на два месяца, я привёз. Бери, пока я не передумал!
В голосе полицейского были нотки злорадства, он немного ликовал от осознания того, что, во-первых, сделал гадость, а во-вторых, что гадость эта по закону.
Когда я вошел в комнату, он не видел меня, поскольку стоял ко мне спиной.
— Здрасте! — громко сказал я.
Полицейский вздрогнул от неожиданности и резко обернулся.
— О! — расстроенно удивился он. — Тот самый доктор, что нам неприятности доставляет!
— Я тоже рад вас видеть, — ответил я, внимательно рассматривая поступающего арестованного.
При слове "доктор", в его глазах мелькнула какая-то надежда.
— Что у тебя болит? — сразу же спросил я у него.
— Ничего, — глядя мне в глаза, ответил он.
— Ну я же вижу.
— Душа болит у меня...
— Во! — снова стал куражиться полицейский. — Видал, какого душевного мы тебе привезли?
— Раздевайся, — сказал я, надевая перчатки и не обращая внимания на полицейского. — Одежду подавай мне.
— У меня бэтэров нету, — сказал арестант, снимая и протягивая мне одежду.
— Откуда ты знаешь, что вшей бэтэрами называют? — спросил я.
— Служил..., — ответил он.
— Где? — зачем-то спросил я.
— Сначала на Донбассе, потом в Сирии...
— Серьёзно?
— Да.
— А за что сел?
— Наркотики...
— Ломает?
— Да.
— Тебя как зовут?
— Кирилл Мотин.
— Слушай, Кирилл Мотин, я, конечно, могу тебе помочь каким-то обезболивающим, но не более, потому что ломку наркотическую не лечат, она не смертельная. Понимаешь, что здесь тебе придется "ломаться всухую"? — говорил я внимательно рассматривая швы его нательного белья в поисках вшей.
— Да.
— У меня, как у доктора, будут с тобой проблемы?
— Нет.
— Зато как отломаешься, так человеком станешь.
— Да, я всё понял.
Несмотря на неопрятный внешний вид, вшей у него действительно не оказалось. Все соматические показатели его были в норме.
— Что болит-то, — снова спросил я.
— Суставы выкручивает...
— Обезболивающее уколоть? — осмотрев его, предлолжил я напоследок.
— Не надо, — категорически ответил он. — Справлюсь.
Смена прошла спокойно. Утром начмед снова немного поворчал, что в СИЗО везут бомжей, но, понимая, что у Мотина на момент осмотра отсутствовали какие-либо показания для госпитализации, успокоился.
Через несколько дней я снова встретился с Мотиным. В то суточное дежурство около трех часов ночи ко мне в фельдшерскую влетели два запыхавшийся молодых инспектора.
— Там зэк.... — сказал один и стал переводить дыхание.
— Вскрылся! — продолжил другой.
— Где? — спросил я.
— В хате!
— Да ну, нафиг?! — деланно удивился я. — Кто бы мог подумать, что зэк в хате! В какой хате?
Инспекторы посмотрели друг на друга. Мне стало ясно, что номер камеры они не запомнили, либо вообще не посмотрели.
— Пойдем, — сказал я. — Дорогу покажете, если номер камеры не запомнили.
Подошли к камере, открыли форточку-кормушку. Запах курева, духоты, канализации и Дошираков вперемешку вырвался из камеры.
— Кто тут вскрылся? — крикнул я в камеру.
Из глубины камеры к кормушке подошел Кирилл Мотин. Ладонью правой руки он сжимал указательный палец левой кисти, держа его немного на расстоянии от тела. Между пальцев сочочилась алая кровь.
— Не вскрылся, — сказал он. — Порезался. Случайно.
— Покажи, — попросил я.
— Кровит сильно, — ответил он. — Я зажал, как учили на войне. Осторожнее, не запачкайтесь...
Кирилл разжал ладонь. Палец повис на лоскуте кожи, а из разреза брызнула кровь. Разрез пришёлся аккурат по суставу между проксимальной и медиальной фалангой указательного пальца* так, что две крайние фаланги держались только на уцелевшей коже ладонной поверхности.
— Ох, ё! — вырвалось у меня.
Мотин снова зажал палец, уменьшив кровотечение.
— Открывай, выводи, — скомандовал я инспекторам.
Мотин вышел из камеры, так же не выпуская пальца из сжатого кулака. Кровь капала на пол.
* Второй, третий, четвертый и пятый пальцы состоят из трех косточек-фаланг. Ближняя к ладони (к телу) — проксимальная. Медиальная — средняя, дистальная или ногтевая, соответственно, дальняя от ладони.
— Ты как так порезался-то? — спросил я.
— Колбасу "мойкой" резал...
— Колбасу говоришь..., — пробормотал я.
— Что теперь делать будем, доктор? — спросил Мотин. — Отрезать?
— Шить будем, — ответил я. — Отрезать никогда не поздно.
— Может, отрезать его? Мне кажется, что он не прирастёт уже.
— Вот и посмотрим, прирастет или нет? Давай, я тебе его хотя бы резинкой от перчатки перетяну, чтоб кровь остановить.
Прямо возле камеры я наложил импровизированный жгут на основание пальца, таким образом временно остановил кровотечение.
— Вот! Уже лучше! — я хлопнул Мотина по плечу. — Держи палец, пойдем в медчасть!
В процедурном кабинете медицинской части следственного изолятора мне в очередной раз пришлось поработать хирургом-травматологом. Остановив кровотечение и обработав раневую поверхность антисептиком, я уже более внимательно осмотрел рану. Суставная сумка была разрезана, виднелись хрящи суставных поверхностей фаланг. Сухожилие-разгибатель тоже было разрезано. Его белесый край виднелся со стороны ногтевой фаланги, со стороны кисти же сухожилие втянуло в глубину мясокостного кровавого месива.
— М-да-а..., — протянул я, осмотрев рану.
— Отрежешь? — спросил Мотин.
— Да что ты пристал со своим "отрежешь"?! — резко сказал я. — Успеем отрезать! В хирургию кисти надо ехать. У тебя там сухожилие перерезано и сустав.
— Не поеду, — вдруг сказал Мотин.
— Почему? — удивился я. — Другой бы на твоем месте с радостью на вольную больничку рванул.
— А что толку? Привезут меня туда среди ночи, всех разбудят и всё равно отрежут! Я же знаю, как там относятся. Что к солдатам, что к зэкам! Отрезай! — отчаянно крикнул Мотин.
Надо было успокоится, это во-первых. Во-вторых, надо что-то делать с такой травмой. Если он отказывается ехать в хирургию, то вариантов остается два. Либо попытаться зашить самому, либо, сделав перевязку, оставить до утра. Утром придет начмед, у него голова умнее, чем у меня, да и звезд на погонах больше, вот пусть он и решает, что с этим пальцем делать. Хотя к тому моменту уже будет понятно одно — ампутация и формирование культи.
Я сел напротив Мотина.
— Вот ты мне скажи, я к тебе как-то неважно отнёсся?
— Вы нет, — ответил он, вдруг перейдя на "вы".
— Ну так и не кричи, — сказал я. — Тут же медчасть всё-таки. Больные люди спят, наверное?
— Извините..., — опустив глаза, сказал Мотин.
— Ну, давай, пришьём тогда, что ли, твой палец?
— Давай.
— Ну вот! — как будто обрадовался я. — Я хоть потренируюсь! Пальцы мне еще пришивать не приходилось. Про результат я тебе сразу скажу, что если и не отгниёт твой палец, то работать толком он уже не будет.
— Но он будет?
— Он будет. Я ведь тоже однажды чуть палец не отрезал. Только на правой руке. Вот, видишь шрам? — показал я ему шрам на своём пальце.
— Где это вы так?
— На покосе косу точил. Лет пятнадцать мне тогда было.
— Шейте! — сказал Мотин.
Сделав местную анестезию, четырьмя мелкими швами я ушил рану, сделал перевязку с антибиотиком.
— Готово. Завтра на перевязку! Только сейчас напиши мне расписку, о том, что ты отказался от госпитализации в хирургию.
Мотин без разговоров написал расписку.
Утром начмед как всегда влепил мне дежурный выговор за то, что я не вывез больного, припомнил мне то, как я его принимал, но все же похвалил за смелость.
***
Кирилл Мотин, пока велось следствие по его делу, просидел в СИЗО еще почти год. Примерно три месяца он ходил на перевязки, и палец его прирос, лишь только полностью потеряв способность двигаться.
Продолжение следует...
Часть 1/ Часть 2/ Часть 3/ Часть 4/ Часть 5/ часть 6/ Часть 7/ Часть 8/ Часть 9/ Часть 10/ Часть 11/ Часть 12/ Часть 13/ Часть 14/ Часть 15/ Часть 16/ Часть 17/ Часть 18/ Часть 19/ Часть 20/ Часть 21/ Часть 22/ Часть 23/ Часть 24/ Часть 25/ Часть 26/ Часть 27/ Часть 28/ Часть 29/ Часть 30/ Часть 31/ Часть 32/ Часть 33/ Часть 34/ Часть 35/ Часть 36/ Часть 37/ Часть 38/ Часть 39/ Часть 40/ Часть 41/ Часть 42/ Часть 43/ Часть 44/ Часть 45/ Часть 46/ Часть 47/ Часть 48 / Часть 49 / Часть 50 / Часть 51 /Часть 52/ Часть 53/ Часть 54/ Часть55/ 56 /57 /58 /59 /60/