В произошедшем в тубблоке инциденте я решил разобраться самостоятельно. Мне, конечно, приходилось и ранее конфликтовать с пациентами, но то было больше похоже на какой-то спор, убеждение пациента в его неправоте. Здесь же был был явный конфликт, провокация. Причём, причина этого конфликта была настолько выдуманной и несуществующей, что я невольно задался вопросом: "Зачем это было надо? ЗАЧЕМ?"
В обычной жизни любого человека происходит множество мелких травм на которые практически не обращается внимание. Будь то ссадина, ушиб или мелкий порез. Но тут от ушиба пальца поднялся такой шум, что чуть ли бунт не случился.
А ещё, я сильно удивился поведению сотрудников, которые, вроде как, должны быть на моей стороне, ведь я поступил так, как и должен был. Я определился с характером повреждения (а если честно, то сильно сомневался, что повреждение вообще было), перелом я исключил, предположив ушиб. Я определился с дальнейшей тактикой: обезболивание, а утром, когда пришел рентгенолог, можно сделать снимок кисти. Сотрудники же, прекрасно понимая, что происходит провокация со стороны арестованного, требовали от меня разрешить этот конфликт, а когда я попытался объяснить, что в данном случае нет необходимости в медицинской помощи, как-будто не хотели принимать во внимание мои объяснения. Им просто надо было прекратить конфликт, создать спокойствие, тишину. И создать это спокойствие они намеревались моими руками. Я оказался между молотом и наковальней. Случись такая ситуация на скорой, я бы не стал заморачиваться — просто увез больного в травмпункт и всё. Даже без обезболивания. Коллективы, в которых мне приходилось работать ранее, будь то работа в селе или на скорой, были одной тематической направленности — медицина. Любой человек внутри тех коллективов так или иначе являлся медиком. В таком коллективе мы понимали друг друга с полуслова, а иногда и с полувзгляда. Это сближало. А в условиях следственного изолятора находилось множество различных отделов и служб, каждый из которых выполнял свою работу. Инспектор на посту у камер, что вызвал меня, делал свою работу. К нему обратился арестант по поводу боли в пальце. Значит, надо позвать фельдшера. Всё. Дальше не его забота. Если бы в камере перегорела розетка, он точно также вызывал бы электрика; забилась канализация - сантехника. Когда возник конфликт, то инспектор вызвал резервную группу. Всё. Дальше снова не его забота. Пришедший старший дежурный, тоже попытался решить конфликт при помощи моего поражения — "дай ему какую-нибудь таблетку!".
В итоге, я, не зная как поступить, поступил так, как посчитал нужным.
Утром, арестант как ни в чём не бывало вышел количественную проверку и зашел обратно в камеру. На боль он не жаловался. Я мельком осмотрел его руку - ни отека, ни гиперемии, ни дисфункции конечности не наблюдалось, за медпомощью он не обратился.
Все мои размышления и наблюдения тогда так и не дали мне ответа на главный вопрос: "Зачем был нужен этот конфликт?"
Я решил, что через некоторое время поговорю с кем-то из врачей по этому поводу.
...
Я зашел в ординаторскую. Справа сидел дерматолог Кирилл Викторович, слева инфекционист Петр Игоревич. Они, о чем-то переговариваясь, заполняли амбулаторные карты.
— Здравствуйте! — поздоровался я. — Как дела?
— Да нормально. Только вот простудился, горло заболело, — сиплым голосом ответил Петр Игоревич и кивнул в сторону стола. — Вот, «Люголем» лечусь.
На столе, стояла стомиллилитровая прозрачная банка с раствором Люголя на глицерине. Из банки торчал обычный деревянный шпатель, которым врач доставал густую массу раствора и смазывал свой больной зев. Уж не знаю, где он раздобыл этот раствор и сколько этому раствору было лет, но от постоянных размешиваний шпателем, стекло банки изнутри стало грязно-коричневого, фекального цвета.
— Ты, давай, лечись! — посочувствовал я. — Негоже инфекционисту с дифтерией какой-нибудь свалиться!
— Есть кто живой? — услышали мы в коридоре грозный голос начальника отдела охраны Заборова.
— Крикни, что никого нет дома! — сказал я инфекционисту. — У тебя лучше получится!
— К-хм… — кашлянул он, держась за горло.
В кабинет вошел начальник отдела охраны.
— Может мне давление кто измерить? — спросил он.
— Легко! — ответил я. — Садись!
— Садятся жулики, — ответил он, — а я присяду.
— Ну, присядь, тогда. Что беспокоит-то?
— Да, с утра что-то съел несвежее, что ли? Тошнит, мутит...
Заборов сел на кушетку.
Пока я измерял ему давление, он внимательным, и в то же время брезгливым взглядом рассматривал банку с раствором Люголя.
— Сто двадцать на восемьдесят! - сказал я. — Хоть в космос!
— А почему же тогда меня мутит?
— Может правда, что-то съел? — предположил я.
— А что это у вас такое на столе? — спросил он, кивнув на банку с раствором Люголя.
— Где? — спросил инфекционист, отвлёкшись от писанины.
— Вот.
— Ах, это... Это г@вно, — абсолютно серьезно ответил Петров.
— В смысле, г@вно? Чьё? — не понял Заборов.
— Заключенных.
Лицо Заборова исказилось ужасной гримасой, отображающей крайнюю степень брезгливости. Он до скрежета стиснул зубы, скривил губы, нахмурился и усилием воли подавил накатившую тошноту, громко сглотнув при этом.
— Зачем оно вам? — сдерживая накатывающую тошноту, как-то пискляво спросил он.
— На анализы берем, — снова уткнувшись в амбулаторную карту, отвечал инфекционист. - Зачем же еще?
Заборов посмотрел на меня. Его лицо выражало такое отвращение и недоумение одновременно, что даже мне стало противно. Если бы я не был знаком с инфекционистом Петровым, и не знал бы его тягу к жестоким розыгрышам, то я бы действительно поверил, что в банке чьи-то каловые массы. Поэтому сейчас я решил досмотреть до конца, чем же этот розыгрыш закончится. Я сделал невозмутимый вид, как бы соглашаясь с доктором. "Ну да, в банке кал для анализов, - говорил мой невозмутимый вид. — Что тут такого?"
— И как вы его исследуете? — неистово морщась, спросил Заборов.
— На вкус пробуем, — ответил врач.
Прежде чем Заборов успел что-то еще спросить, Петров сунул палец в банку, измазал его "Люголем", вытащил и лизнул. Сделал он это максимально противно, насколько позволяла его физиономия. Он причмокнул, закатил глаза вверх и, как опытный винный дегустатор, задумчиво произнёс, разглядывая облизанный палец:
— Говно, как говно…, ничего особенного…
Заборов схватился за манжету, последовал резкий звук срываемой липучки.
— Бу-э!
Раздувая щеки и сдерживая рвотные позывы, он выскочил из кабинета.
Я посмотрел на врачей. Их лица были совершенно серьёзны.
— Ну зачем ты так? — спросил, молчавший до этого дерматолог доктор Борисов. — Мне его теперь жалко...
— А вдруг, он правда отравился? — сказал инфекционист. — А при отравлениях показано промывание желудка...
Дверь распахнулась. На пороге, тяжело дыша, сверкая ненавидящим взглядом и вытирая рукой рот, стоял Заборов.
— Дебилы! Олигофрены!— крикнул он и хлопнул дверью.
— А нет, всё! Уже не жалко, — задумчиво и с долей какого-то облегчения сказал Борисов.
— Ладно, — сказал Петров, пойду посмотрю да успокою его, — всё же рвота была...
Петров вышел из ординаторской.
— Я теперь ординаторскую буду называть "олигофренической", — сказал я.
Борисов улыбнулся.
— Я ведь поговорить пришёл, — продолжил я.
— Про тот инцидент на тубблоке? — тут же спросил меня Борисов.
— Ну, да... — растерялся я. — Мне кажется, что это был какой-то спектакль.
— Верно. Тебя проверяли арестанты. Ты же человек новый тут. Неизвестный. Вот они и проверяли твою стрессоустойчивость, так сказать.
— Зачем?
— Чтоб изучить твой характер, чтоб понимать, на что ты способен.
— В смысле? — не понимал я.
— Поймешь, — уверенно сказал Борисов. — Со временем ты всё поймёшь. Главное, не ломайся. Ты молодец!
И тут вдруг я стал понимать. Меня действительно проверяли — сломаюсь я или нет? Создавая конфликтную ситуацию, меня оценивали, способен ли я пойти на поводу у арестантов.
— Ё-моё..., — протянул я.
— Не думай, что всё, что ты делаешь тут, — Борисов махнул рукой, имея ввиду весь следственный изолятор, — может остаться незамеченным. Мы тут все под колпаком.
— То есть, это был спектакль? — спросил я.
— На тубблоке?
— Ну!
— Да. Вся жизнь спектакль.
Мне стало немного легче от осознания того, что тогда я всё-таки поступил правильно, не сдался, не сломался, не пошёл на поводу.
— Ну и кто был кукловодом в этом спектакле? — спросил я.
— Со временем, ты разберёшься, — повторил Борисов.
— Волк и заяц, тигры в клетке,
все они марионетки..., — запел я.
Продолжение следует…
Выберите часть, которую хотите прочитать (нажмите на синие буквы):
Часть 1/ Часть 2/ Часть 3/ Часть 4/ Часть 5/ часть 6/ Часть 7/ Часть 8/ Часть 9/ Часть 10/ Часть 11/ Часть 12/ Часть 13/ Часть 14/ Часть 15/ Часть 16/ Часть 17/ Часть 18/ Часть 19/ Часть 20/ Часть 21/ Часть 22/ Часть 23/ Часть 24/ Часть 25/ Часть 26/ Часть 27/ Часть 28/ Часть 29/ Часть 30/ Часть 31/ Часть 32/ Часть 33/ Часть 34/ Часть 35/ Часть 36/ Часть 37/ Часть 38/ Часть 39/ Часть 40/ Часть 41 /Часть 42