Андрей толкнул дверь. Та отозвалась знакомым скрипом, будто предупреждала: «Ты входишь в место, где все осталось прежним, а ты уже другой». В прихожей пахло воском для мебели и ванилью: мать, как всегда, пекла что-то к обеду. Этот запах, теплый, обволакивающий, раньше успокаивал, а теперь лишь подчеркивал разрыв между прошлым и настоящим.
Он не стал разуваться. Поставил сумку у стены, машинально провел ладонью по зеркалу в резной раме. Оно чуть дрогнуло, отразив его лицо: осунувшееся, с темными кругами под глазами, но с непривычной для него твердостью во взгляде. «Хм, друг, а ведь так выглядит человек, который перестал прятаться», - обратился он сам к себе. И, что интересно, мысль эта не испугала, а придала сил.
Из кухни доносился звон посуды, приглушенный шум воды, легкий скрип половиц. Он знал каждый звук этого дома, каждую трещину на штукатурке, каждое пятно от солнца на паркете. А вот сейчас все казалось чужим. Нет, не враждебным, а просто не принадлежащим ему целиком.
Мать появилась в проеме, вытирая руки о фартук. На мгновение ее лицо осветилось облегчением и радостью, сын вернулся! Но оно тут же исказилось тревогой. Женщина замерла, словно боясь подойти ближе, будто он мог рассыпаться от прикосновения.
- Андрюша?! Ты! Почему здесь? Тебе нельзя было уходить из больницы… - голос Раисы Борисовны дрогнул, а пальцы судорожно сжали край фартука.
Он шагнул вперед и, к своему удивлению, обнял ее крепко, как в детстве, когда искал защиты. Но теперь он сам должен был стать опорой. Ощутил, как материны плечи дрогнули, как она на секунду прижалась к нему, а потом отстранилась, всматриваясь в его лицо.
- Мам, я в порядке. Мне нужно поговорить с тобой, - сказал он тихо, но без колебаний.
*****
Они прошли в гостиную. Мать машинально поправила скатерть на столе, разгладила несуществующие складки - привычка, выработанная годами. Андрей сел в кресло, где обычно мечтал по вечерам. Теперь оно казалось чужим, будто принадлежало другому человеку. Он огляделся: фотографии в рамках, вышитая салфетка, часы с маятником. Все на своих местах. Все привычно. Но он знал: это иллюзия.
За окном накрапывал дождь, тихий, монотонный, как биение сердца. Капли стекали по стеклу, размывая очертания деревьев во дворе. Он вспомнил, как в детстве, а потом и в юности любил смотреть на дождь, укутавшись в плед, а мать приносила чай с медом. Теперь этот звук, стук капель, казался ему метафорой времени: оно течет, но не возвращается.
- Слушай, я не вернусь в больницу, - сказал Андрей спокойно. – Во всяком случае, не сейчас. У меня есть дела, которые нельзя откладывать.
- Какие такие дела?! - голос Раисы Борисовны поднялся на полтона. - Ты болен! Ты должен думать о себе, а не о…
- О других, ты хотела сказать? - перебил он мягко. – А я, чтобы ты знала, именно об этом и думаю.
Женщина замерла, ничего не понимая. В ее мире сын всегда был эгоистом. Обаятельным, легким, но живущим только для себя. Сейчас он говорил иначе, смотрел иначе. Это пугало. Она опустила глаза, будто искала опору в знакомом узоре скатерти.
- Андрюша, ты ни кому ничего не обязан…
*****
Андрей не стал ждать, пока мать задавит его своими аргументами, и начал с самого начала. С того курортного романа, который считал просто летней историей. Вспоминал, как Катя смеялась, когда он рассказывал ей глупые анекдоты, как они гуляли по набережной, держась за руки, как вкусно ели в ресторанах, танцевали ночами, как он обещал «что-то серьезное», но исчез, не дождавшись и трех дней, когда не закончился отпуск.
В памяти всплыли ее глаза, светлые, доверчивые, и то, как она спросила: «Ты ведь не бросишь меня?» Он тогда кивнул, не задумываясь.
- Я думал, это не имеет значения. Думал, она поймет, что не для нее я создан, - голос Андрея снова дрогнул. - Но она не поняла. Более того, мам, она родила. У меня есть дочь, Иришка. Ей около пяти лет.
Раиса Борисовна молчала, но ее лицо стало жестче. Он видел, как в ее голове складываются привычные обвинения: «Сама виновата», «Не надо было рожать от такого». Она всегда судила строго - не людей, а их поступки, будто забывая, что за каждым решением стоит чья-то боль, страх, надежда.
- Когда я увидел ее там, когда приехал в клинику, - продолжил он, - я не поверил глазам своим. И понял, что не могу просто уйти. Девочка смотрит на меня, как на чудо. А я… я даже не знаю, как быть отцом.
Он вспомнил, как Иришка протянула ему ладошку... «Папа, ты придешь?» - шепотом спросила она, и в этом звуке было столько доверия, что ему захотелось плакать. Ее маленькая рука в его ладони, такая хрупкая, такая теплая, доверчивая, стала для него символом чего-то нового, чего он не мог объяснить словами.
- Она не просит многого.Да вообще ничего не просит. Только чтобы я был рядом. И я буду. Даже если придется учиться быть отцом с нуля.
- Твоя Катя сама выбрала этот путь, - сказала мать тихо. – Ты не просил ее рожать. А значит, не обязан…
*****
Андрей ничего не ответил. Он знал, что надо теперь делать. И не мог долго рассказать матери про Лену, про беременность. Когда рассказал вкратце, испугался взгляда матери.
- Ага, Лена, значит. Еще одна охочая до чужих денег, - сказал Раиса Борисовна резко. - Ты и ее бросил, как Катю… А и правильно сделал. Им только денежки твои нужны.
Андрей вздохнул. Не так это было. Ни одна из обманутых им девушек понятия не имела, каким состоянием он владеет....
Что до Лены? Она была другой - яркой, уверенной, с улыбкой, которая могла растопить лед. Их роман тоже длился не более трех дней: рестораны, ночные прогулки, смех, поцелуи и близость. Но когда при встрече с ней Катя сказала о ее беременности, он почувствовал не радость, а панику. В тот момент он хотел исчезнуть. Опять исчезнуть.
- Знаешь, я же хотел убежать, - признался он. - Опять. Но потом понял: если убегу, это будет еще одна сломанная жизнь. Еще одна девочка, которая будет спрашивать: «Где мой папа?»
- Девочка? - переспросила мать, хмурясь. – Хм, ты даже знаешь, кто это…
- Нет, не знаю. Но это и неважно. Я буду рядом, независимо от того, мальчик или девочка.
Раиса Борисовна громко фыркнула.
- И что ты собираешься делать? Жениться на ней!?
- Не знаю. Но не оставлю ее одну. Она не просила этой беременности. Но это моя ответственность.
В глазах Раисы Борисовны мелькнуло презрение, но Андрей не отвел взгляд. Впервые говорил не как сын, оправдывающийся перед матерью, а как мужчина, принимающий решение. И вдруг ощутил, как внутри что-то меняется - будто старая оболочка трескается, освобождая место для чего-то нового.
*****
- А про ту, про Галину, ты бы не хотела узнать? - спросил Андрей тихо. - Та девушка, которую я сбил… Ты знаешь, что с ней?
Мать вздрогнула. Эта тема всегда была запретной - напоминанием о том, что ее сын не идеален.
- А что с ней может быть? Лежит где-то, лечится, наверное…
- Лечится? - Андрей горько усмехнулся. - Она не может передвигаться сама. Дедушка с горя покинул их, а бабушка продает последнее, чтобы оплатить реабилитацию. Да и этого не хватает. А я? Я, как скотина последняя, просто уехал, сбив ее.
Он закрыл глаза, вспоминая тот вечер: дождь, скользкая дорога, ослепительный свет фар, крик. Потом - тишина. Он не остановился. Убедил себя и Аню, что «все в порядке», что «сбитый сам виноват». Но теперь он видел другое: сначала больничную палату, где Галина лежала, не чувствуя ног, потом бабушку, которая, по словам Ани, продает фамильные украшения, потом и саму Аню, которая пришла просить у него помощи для девушки, хотя могла бы ненавидеть его.
- Я должен помочь ей, - сказал Андрей твердо. - Не из жалости. Из долга.
- Долг? - мать повысила голос. – Что ты знаешь о долге! Твоя забота – о себе заботиться. Ты не можешь нести на себе весь мир!
- Могу, мама. И буду.
Молодой человек достал из кармана блокнот, открыл страницу с именами и с задачами. Против имени Катя было написано - оформить отцовство, предложить компенсацию и алименты. Для Лены он планировал найти врача, устроить ей анализы и поддержку. Для Галины – все, что понадобится, чтобы девушка поднялась на ноги. А Аня? Встать перед ней на колени, поблагодарить за помощь и предложить поддержку.
- Вот, это мой список, - сказал он. - Каждый пункт, это человек, которому я должен.
В этот момент Андрей, глядя на мать, мысленно сравнил ее с бабушкой Галины. Евгения Тихоновна - строгая, тихая и беззаветно преданная внучке. Его мать - тоже строгая, но ее защита всегда была направлена на него, а не на тех, кому он причинил боль.
- Как же она не поймет… Хотя понятно все, ведь она никогда не стояла перед таким выбором, - подумал он. Но то, что она сказала ему сейчас, вообще испугало его.
*****
- Ты всегда был эгоистом, - сказала та. - Даже сейчас. Ты думаешь, что спасаешь их, но на самом деле просто пытаешься заглушить вину.
Андрей замер. Эти слова ранили, но в них была доля правды. Он опустил взгляд на свои руки. Они слегка дрожали, будто отражая внутреннюю борьбу. В детстве он всегда искал у матери защиты; теперь же понимал: ей самой нужна опора.
- Может, и так, - признал он тихо. - Но если моя вина может кому-то помочь, пусть будет так. Я не оправдываюсь. Просто… меняю правила.
Раиса Борисовна подняла глаза, и он увидел в них то, чего боялся больше всего. Одиночество. Обреченность. И не гнев, не обиду. Тихую, всепоглощающую пустоту.
- А обо мне ты подумал? - ее голос дрогнул. - Я одна. Отец умер. Ты… ты тоже уходишь.
Андрей подошел, взял ее руки в свои. Они были холодными, морщинистыми, но все еще сильными. Теми самыми руками, что держали его в детстве, когда мир казался простым и понятным.
- Мама, я не ухожу. Просто… учусь быть другим. Не тем, кого ты растила, а тем, кем я должен стать.
*****
За окном дождь усилился. Капли стучали по стеклу, будто отбивая ритм их спора. Где-то рядом проехала машина, ее фары на мгновение осветили мокрый асфальт. В воздухе витал запах сырости и опавших листьев. Осень окончательно вступила в свои права.
Андрей поднялся, взял сумку. В коридоре отчетливо пахнуло старенькими коврами и мамиными духами. Запах детства, безопасности. Но сейчас он знал: безопасность осталась в прошлом. Этот дом, эти стены, этот запах - все теперь лишь часть истории, которую нельзя переписать, но можно продолжить.
- Мне нужно идти, - сказал он, направляясь к двери.
- Куда? - спросила она без надежды, не поднимая глаз.
- К Кате. Потом к Лене. Потом… ко всем. У меня есть обязательства.
- Ты не вернешься? — в голосе Раисы Борисовны прозвучала не угроза, а тихая мольба.
- Вернусь. Но не сейчас. Мне нужно время.
Она стояла в дверях, сгорбившись, будто внезапно постарев. В ее позе было что-то беспомощное, непривычное. Так выглядит человек, который понимает: он больше не может защитить того, кого любил больше всего на свете.
- Если ты решишь… - она запнулась, подбирая слова, - если ты решишь вернуться домой, ну, сюда, а не к себе, я буду ждать. И помни, что твое здоровье в опасности, хорошо?
Он улыбнулся впервые за много лет – по-настоящему. Не натянуто, не из вежливости, а искренне, с теплом, которого она давно не видела в его глазах.
- Спасибо, - сказал он просто.
Дверь закрылась. В кармане лежал блокнот с именами. Дождь стучал по асфальту, а Андрей шел вперед, зная, что пути назад уже нет. В голове крутилась мысль - та самая, что пришла в больничном храме: «Бог, прощая, дает силы не для того, чтобы мы стояли на месте».
*****
Он остановился на перекрестке, вдохнул свежий, влажный воздух. Впереди - неизвестность, но теперь она не пугала. За спиной остался родной дом, где все было знакомо и безопасно. Впереди - жизнь, которую он собирался построить заново.
Не для себя. Для них. Пусть и короткую...
И впервые за долгое время он почувствовал не страх, а странное, почти забытое ощущение - надежду.
(Продолжение будет.)
Ссылки на предыдущие главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52