Палата Галины напоминала комнату в старинном доме – не из-за убранства, а из-за света. Утренние лучи, пробиваясь сквозь тонкие занавески с вышивкой в виде полевых цветов, ложились на пол теплыми золотистыми пятнами, словно солнечные зайчики из детства. В воздухе витал едва уловимый аромат лилий - их вчера принесла соседка по этажу, узнав, что у Галины день рождения.
Девушка лежала, почти не двигаясь. Ее лицо, когда-то румяное и живое, теперь было бледным, с тонкими тенями под глазами, подчеркивающими усталость. Длинные ресницы отбрасывали тень на щеки, а губы, обычно улыбающиеся, были плотно сжаты. Она смотрела в окно, где за стеклом медленно кружились листья -первые вестники осени. В их плавном танце ей чудились отголоски прежней жизни: как она бегала по парку с дедушкой, как собирала букеты для бабушки, как смеялась над шутками Сергея…
Бабушка Евгения Тихоновна сидела рядом, не отрывая взгляда от внучки. Ее руки, морщинистые, но все еще ловкие, то и дело поправляли одеяло, смахивали несуществующие пылинки с прикроватной тумбочки. На ней было ее любимое ситцевое платье в мелкий цветочек - то самое, в котором она встречала Галину из роддома. В глазах - бесконечная нежность и тревога, которую она изо всех сил старалась скрыть за мягкой улыбкой.
- Солнышко мое, - тихо говорила она, беря Галю за руку. - Сегодня такой хороший день. Ветер теплый, листья золотые… Ты помнишь, как мы с тобой в детстве собирали их в парке? Набирали полные карманы, а потом сушили между страницами книг.
Девушка медленно повернула голову. В ее глазах читалась усталость, но она попыталась улыбнуться - едва заметно, краешком губ.
- Помню, бабушка… Мы делали из них гирлянды. Ты приклеивала их к окну, и они шелестели от ветра.
- Да, - кивнула Евгения Тихоновна, легонько сжимая ее пальцы. - И каждый раз, когда я вижу осенние листья, я вспоминаю твой смех. Ты была такая счастливая…
В палате повисла тишина, наполненная воспоминаниями. За окном проехала машина скорой помощи, ее мигалки на мгновение свернули по стене. Галина закрыла глаза, но бабушка знала - она не спит. Она просто прячется в своих мыслях, как прячутся дети под одеялом, пытаясь укрыться от страшного сна.
*****
Каждый день Евгении Тихоновны был расписан по минутам. Утром - к Галине, потом - в соседнее отделение, где лежал Сергей Иванович. Состояние мужа оставалось тяжелым, но он держался. И не столько благодаря лекарствам, сколько молитвам жены и надежде увидеть внучку здоровой.
В коридоре больницы она всегда останавливалась у большого окна, смотрела на двор, где дети играли в догонялки, а пожилые люди неспешно прогуливались по аллеям. И каждый раз ее мысли возвращались в прошлое - к тому дню, когда Галина осталась без родителей.
Они погибли в аварии, когда Гале было всего пять лет. Евгения Тихоновна до сих пор помнила тот звонок, тот голос в трубке, тот момент, когда мир рухнул. Она взяла внучку на руки, прижала к себе и прошептала: «Я всегда буду рядом». И вот теперь - снова боль, снова страх потерять самое дорогое.
Она глубоко вздохнула, поправила платок на плечах и пошла дальше. В палате Сергея Ивановича пахло лекарствами и какао - его любимая медсестра каждый день приносила ему чашку, зная, что он терпеть не может больничную еду.
- Ну что, герой? – через силу улыбнулась Евгения Тихоновна, садясь рядом. — Как самочувствие?
Сергей Иванович попытался улыбнуться, но лицо его исказилось от боли. Его седые волосы, обычно аккуратно причесанные, теперь были растрепаны, а глаза, всегда такие живые, потухли.
- Ничего, ничего… Главное, Галочка… Как она?
- Держится, - ответила Евгения Тихоновна, пожимая руку мужа. - Мы все держимся. Знаешь, вчера она вспомнила, как мы осенью листья собирали. Улыбнулась даже.
- Это хорошо, - прошептал он. - Ты только не сдавайся, ладно? Я не могу… не могу потерять вас обеих.
Евгения Тихоновна почувствовала, как к горлу подступает комок. Она наклонилась, поцеловала его в щеку и сказала:
- Мы не сдадимся. Обещаю.
За окном медленно опускались сумерки. Тихий ветерок шелестел листьями, будто перелистывал страницы книги, в которой ещё не написана последняя глава.
*****
Дни тянулись медленно, словно вязкая патока. Галина почти не разговаривала. Иногда она закрывала глаза и представляла, будто лежит на траве в их старом саду, где яблони цветут, а бабушка готовит варенье, и запах его разносится по всему двору. Она слышала смех дедушки, его басовитый голос: «Галочка, иди сюда, солнышко, попробуй, какое сладкое!» Но реальность возвращалась резко - болью в спине, холодом простыни, звуком приборов, отсчитывающих ее пульс.
Евгения Тихоновна рассказывала ей истории из детства - как Галя впервые научилась кататься на велосипеде (и упала в клумбу с розами, но тут же вскочила, размахивая руками: «Я сама, бабушка, сама!»), как в школе получила пятерку за сочинение (и гордо несла дневник домой, боясь потерять его), как влюбилась в Сергея (и краснела, когда бабушка спрашивала, почему она так часто смотрит в телефон). Галина слушала молча, иногда кивала, но в глазах ее стояла тоска - глубокая, как озеро.
Однажды утром бабушка принесла маленький горшок с фиалками. Цветы были неяркие, с нежно-лиловыми лепестками и белыми крапинками.
- Смотри, какие красивые. Я подумала, тебе будет приятно видеть что-то живое рядом.
Галина посмотрела на цветы, и впервые за долгое время в её взгляде мелькнуло что-то теплое.
- Они похожи на те, что были у мамы на подоконнике…
- Да, - тихо сказала Евгения Тихоновна. — Я помню. Она любила их. Говорила, что они напоминают ей детство.
Они сидели, молча слушая, как за окном щебечут птицы. В этот момент мир казался чуть менее жестоким.
- Бабушка, - вдруг прошептала Галина. - А ты думаешь, мама и папа видят меня сейчас?
Евгения Тихоновна замерла. Она знала, что любой неверный ответ может ранить сильнее ножа.
- Конечно, видят, - сказала она мягко. - Они всегда рядом. Просто не могут обнять тебя, как я. Но они гордятся тобой. И молятся Там…
Галина закрыла глаза. По ее щеке скатилась слеза, но на губах появилась тень улыбки.
- Я хочу быть сильной. Для них. Для тебя. Для дедушки.
Эти слова прозвучали тихо, но в них была такая решимость, что Евгения Тихоновна почувствовала – что-то меняется. Медленно, едва ощутимо, но меняется…
*****
Сергей Иванович ушел тихо, во сне. Врачи предупреждали, что шансов мало, но Евгения Тихоновна все равно надеялась. Она держала его руку, пока он не заснул, и шептала: «Держись, родной, мы справимся», но он лишь слабо улыбнулся и закрыл глаза.
Когда все закончилось, она долго сидела у его постели, не в силах встать. Потом медленно поднялась, поправила одеяло, поцеловала его в лоб и вышла. В коридоре она прислонилась к стене, закрыла лицо руками и заплакала - тихо, без всхлипов, только плечи вздрагивали.
Ей предстояло сказать Галине. Но как? Как объяснить, что дедушка, который всегда был опорой, больше не придет? В палате внучки она заставила себя улыбнуться.
- Галюня, знаешь, дедушка сейчас в командировке. Он поехал к своему старому другу, в другой город. Сказал, что вернется, как только ты поправишься.
Галина смотрела на нее долго, молча. Ее глаза были полны невысказанных вопросов. Потом кивнула.
- Хорошо, бабушка.
Но в ее глазах была боль, и Евгения Тихоновна едва сдержала слезы. Она знала – Галочка догадалась. Просто не хотела ранить ее еще сильнее.
Вечером, когда Галина уснула, бабушка вышла на больничный балкон. Холодный ветер ударил в лицо, но она не стала закрывать дверь. Смотрела на звезды, которые мерцали сквозь облачную пелену, и шептала:
- Сереженька, помоги мне. Я не справлюсь одна.
Где-то вдали завыла скорая. Где-то в палате заплакал мужчина. А она стояла, обхватив себя руками, и чувствовала, как внутри что-то ломается. Но тут же собирается заново, потому что иначе нельзя. Потому что Галина нуждается в ней.
На следующий день она принесла в палату альбом с фотографиями. Они вместе листали его - смотрели на снимки родителей Галины, на старые семейные праздники, на дедушкины награды. Галина молча указывала на каждую фотографию, а бабушка рассказывала истории: как папа учил ее плавать, как мама пекла пироги, как дедушка мастерил скворечники.
- Он был такой умелый, - прошептала Галина, проводя пальцем по фото Сергея Ивановича. - Всегда знал, что сказать.
- И - что сделать…
*****
После выписки Галя и Евгения Тихоновна вернулись в опустевший дом. Тишина здесь была особенной - не уютной, как раньше, а тяжелой, пропитанной воспоминаниями. Каждый уголок напоминал о Сергее Ивановиче: его кресло у окна, трубка на столике, стопка газет, которую он не успел прочесть.
Галинка передвигалась на коляске. Каждое движение требовало усилий, но она упорно старалась делать все сама, даже если это занимало в три раза больше времени. Бабушка наблюдала за ней с тревогой и гордостью одновременно.
- Давай помогу, - предлагала Евгения Тихоновна, когда внучка пыталась достать чашку с верхней полки.
- Я сама, - отвечала та, стиснув зубы. - Если не попробую, то никогда и не смогу.
Это потом она начала выезжать. А в первые дни Галина почти не выходила из своей комнаты. Она сидела у окна, смотрела на сад, где еще цвели поздние хризантемы, и думала о том, как все изменилось. Иногда брала в руки старую фоторамку, снимок родителей, сделанный за месяц до аварии. Они улыбались, обнявшись, на фоне моря. «Почему жизнь так несправедлива?» - шептала она, но вслух не жаловалась.
Евгения Тихоновна старалась наполнить дом жизнью. Она пекла пироги, включала любимую музыку Галинкины, приносила книги, которые та любила в детстве. Однажды достала шкатулку с семейными реликвиями - бабушкины серьги, первый локон Галины, билет на поезд, на котором они когда-то ездили на море.
- Помнишь, как мы купались до посинения, а потом пили горячий чай с лимоном? - улыбнулась бабушка.
- Помню, - тихо ответила Галина. - Тогда казалось, что так будет всегда.
*****
Врачи не скрывали: шансы на восстановление минимальны. «Мы сделаем все возможное, - говорили они, - но вам нужно быть готовыми ко всему». Эти слова эхом звучали в голове Евгении Тихоновны, но она не позволяла себе сдаваться.
Читала книги о реабилитации, звонила знакомым врачам, искала специалистов. Однажды наткнулась на статью о центре восстановительной медицины, где работали с пациентами в схожих состояниях. Цена была неподъемной, но Евгения Тихоновна решила: «Попробую. Хотя бы попытаюсь».
Тем временем Галина все чаще уходила в себя. Она могла часами смотреть в окно, не реагируя на слова бабушки. Иногда плакала по ночам, но утром делала вид, что все в порядке.
- Галюня, - однажды сказала Евгения Тихоновна, садясь рядом с внучкой. - Знаю, тебе тяжело. Но ты не одна. Я всегда буду рядом.
- Бабушка, - Галина сжала ее руку. - Я боюсь. Боюсь, что никогда не встану. Боюсь, что ты устанешь от меня.
- Глупости, - решительно ответила бабушка, но голос дрогнул. - Я устала, когда ты в пять лет заболела ангиной и не спала три ночи. А сейчас… А сейчас я просто хочу, чтобы ты жила. И не важно - стоя или сидя. Главное, чтобы жила.
В тот момент в дверь постучали. На пороге стояла Аня. Та самая, чья машина сбила Галинку. Ее лицо было бледным, глаза - полными тревоги.
- Знаю, что вы не хотите меня видеть, - сказала она, не поднимая взгляда. - Но не могу просто уйти. Хочу помочь.
*****
После того первого разговора Аня приходила каждый день. Сначала просто сидела молча. Потом начала рассказывать о том, что нашла: реабилитационный центр, волонтеров, врачей, готовых взяться за сложный случай. Она показывала распечатки, телефоны, ссылки на сайты.
- Вот, - говорила она, раскладывая бумаги на столе. - Этот специалист работает с пациентами после травм позвоночника. Он не обещает чуда, но говорит, что прогресс возможен. А вот фонд, который помогает с оплатой лечения. Я уже написала им, они готовы рассмотреть заявку.
Вот с этого момента и поселились в этом скромном домике – вера и надежда… А когда Аня пришла снова, они поняли - все будет хорошо.
(Продолжение будет.)
Ссылки на предыдущие главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51