Анна смотрела на мать и понимала, что это еще не конец истории.
- И что? Что Паленый сказал?
Валентина Петровна сделала глубокий судорожный вдох.
- Он прочитал, похвалил. А потом нажал кнопку на селекторе и приказал: «Заводите».
Валентина Петровна снова замолчала и смотрела в одну точку.
- Кого заводите? Мама, говори! – закричала Анна.
- В кабинет ввели того человека с фотографии. И Паленый… протянул ему мой отчет. И сказал: «Читай. Это написала на тебя вот эта милая женщина.»
Мертвая тишина воцарилась на кухне.
- Он стоял, - продолжала Валентина Петровна, - в идеальном костюме, растерянный, ничего не понимал. Видимо, его выдернули прямо с какой-то важной встречи. – ее голос перешел на шепот. – И Паленый… Он не кричал… Он улыбался. Он протянул тому человеку мой отчет. «Тут про твои фирмы-однодневки. Очень интересно. Думаю, налоговая не откажется от такого материальчика. И твои новые партнеры в Москве тоже узнают.»
Валентина Петровна замолчала и смотрела отстраненно.
- Мама, что случилось дальше? – Анна держала на руках Матюшу.
- Тот человек побледнел, потом покраснел. Он начал что-то лепетать. А Паленый просто сидел и смотрел, как он рушил всю свою жизнь прямо у меня на глазах. А потом Паленый изрек: «А теперь ты пойдешь и сделаешь для меня кое-что. В отношении нашего общего друга Виталия Сергеевича».
Она закрыла лицо руками.
- Этот человек смотрел на меня. Без ненависти, но с ужасом. И он понял, я тот инструмент, которым его только что уничтожили. Я сидела и осознавала, что я погубила его. Не физически, хуже. Я растоптала его жизнь своим умом, опытом и руками.
Плечи Валентины Петровны мелко и беззвучно задрожали.
Прошел час. Рассказ Валентины Петровны оставил после себя выжженное поле. Дети, напуганные и притихшие, давно ушли в свою комнату, а трое взрослых остались сидеть на кухне. Каждый думал о своем. Анна представляла незнакомого мужчину, чью жизнь только что уничтожили. И ее мать, ее родная мама стала частью этого механизма. Андрей Николаевич размышлял о своей жене. О той сильной, властной женщине, которую он любил и немного боялся всю жизнь. А сегодня увидел ее сломленной. А Валентина Петровна, казалось, просто сидела и глядела в одну точку. Ее лицо непроницаемое, и она отогнала от себя все мысли.
- Валя… Ты не ходи больше туда. – тихо, почти умоляюще попросил Андрей Николаевич.
- Это исключено. - Валентина Петровна не повернула головы.
- Но зачем? – не понял Андрей Николаевич. – Они же сделали тебя соучастницей, они подставили тебя.
- А ты думал, будет по-другому? - Валентина Петровна повернулась к мужу. В ее глазах нет слез, только ледяная усталость. – Думал, мне скажут «спасибочки» и отпустят? Они никогда не отпускают. У них два пути – уничтожить или взять в услужение. Мне повезло, мне предложили второй вариант.
- Мама, но это не жизнь. – всплеснула руками Анна. – Каждый день ходить туда, знать, что ты помогаешь им, это же ад.
- Да, это бездна. - Валентина Петровна обвела взглядом кухню. – Но это там, в офисе. А здесь… Мой дом. Место, куда я могу вернуться. Здесь мои внуки спят спокойно, и ради этого я готова ходить в этот ад каждый день.
Она встала.
- И я не хочу говорить об этом больше никогда. Моя работа не обсуждается. Вы живете своей жизнью. Аня, ты завтра идешь в столовую. Андрей, ты с детьми. А я – к себе. И мы никогда не говорим о том, что я делаю там, за стенами дома. Это понятно?
Она произнесла это так, что спорить бесполезно. Она снова строила непробиваемую стену. Валентина Петровна ушла укладываться спать. Анна и отец остались вдвоем.
- Пап, что же нам делать? Мы не можем ее так оставить.
Андрей Николаевич тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.
- А что мы можем, дочка? Она приняла решение за нас всех. Она всегда так делала.
Он посмотрел на дочь, и в его глазах промелькнула бесконечная тоска.
- Твоя мать – очень сильная женщина. Иногда… Даже слишком. Сейчас все, что мы можем для нее сделать, быть тихим, надежным тылом.
Утро после откровения Валентины Петровны выдалось беззвучным, но покоя не ощущалось. Это тяжелая, гнетущая тишина, она давила со всех углов. Анна проснулась разбитая. Она словно не спала и таскала камни. Она вошла на кухню. Мать уже сидела за столом, одетая в свой строгий рабочий костюм и пила чай с бутербродом. Ее лицо непроницаемое, как будто вчерашнего срыва и не было. Валентина Петровна снова возвела вокруг себя стену. Андрей Николаевич молча готовил завтрак для детей. Его движения медленные, а плечи ссутулились. Анна принялась помогать ему, и их молчаливое слаженное взаимодействие – единственное, что напоминало о былой семейной близости. Дети появились на кухне, и атмосфера стала еще более напряженной. Лера смотрела испуганно. Она жалась к Анне, искоса поглядывала на бабушку, словно боялась ее. Никита сел за стол и не поздоровался. Его лицо угрюмое, почти враждебное. Он демонстративно отодвинул от себя тарелку с рисовой кашей, которую поставил перед ним дедушка.
- Поешь, внучок. – тихо попросил Андрей Николаевич.
- Не хочу.
- Не капризничай. – строго сказала Анна. – Нужно поесть перед школой.
Никита резко поднял на нее глаза.
- Я не пойду в школу.
- Это еще почему? – удивилась Анна.
- Не хочу и не пойду. Останусь дома.
Это сопротивление отчаянное, но от этого не менее опасное.
- Ты пойдешь в школу. - Валентина Петровна не повернула головы от своей чашки, а ее голос непреклонный. – И не доставляй матери лишних хлопот. Мы договорились обо всем вчера.
Эти слова подействовали на Никиту как искра на порох. Он вскочил и опрокинул стул.
- Я с тобой ни о чем не договаривался! – он смотрел на бабушку с ненавистью и страхом. – Ты, ты теперь такая же как они! Ты работаешь на бандитов! Ты помогаешь им делать плохие вещи!
- Замолчи, как ты смеешь! – Анна тут же вмешалась.
- А что, это неправда? – он кричал, и слезы выступили на его глазах. – Папа оказался трусом и предателем! И бабушка… Стала такой же как они! Вы все врете мне! Вы говорите, что это ради нас, а сами… Я не хочу жить в такой семье, где все врут! И все… Все плохие!
Он развернулся и выбежал из кухни, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в шкафу. Лера зарыдала в голос. Андрей Николаевич закрыл лицо руками. Матвей проснулся и требовательно позвал к себе. Этот пронзительный и испуганный плач младенца стал последней каплей. Он словно вобрал в себя всю боль, весь страх, всю несправедливость этого утра. Анна вскочила. Она разрывалась между желанием броситься за Никитой и инстинктом бежать к Матюше. Она повернулась к матери. Валентина Петровна сидела абсолютно прямо, а ее лицо побелело. Она смотрела на свои руки на столе, и ее пальцы мелко-мелко дрожали. Ее броня, такая крепкая против врагов, оказалась бессильна против детского обвинения и испуганного плача самого младшего внука.
- Мама… - Анна не знала что делать.
- Никита прав. - Валентина Петровна медленно встала, ее голос безжизненный. – Мне пора. За мной скоро приедут.
Она развернулась, пошла к выходу и даже не взглянула в сторону спальни, откуда доносился плач Матвея. Анна глотала слезы и бросилась к Матвею. Она успокоила младенца и посмотрела на часы. Ей нужно выходить на работу через полчаса, опаздывать нельзя. Она с Матюшей на руках подошла к двери Никиты.
- Я ухожу. Если ты не пойдешь в школу, это на твоей совести. А вечером я вернусь, и мы серьезно все обсудим.
Анна больше не уговаривала. Она подошла к отцу и передала ему Матюшу.
- Пап, Никита, он там. Присмотри за ним, пожалуйста. И за Лерой. Попробуй поговорить с ним. Если не получится, просто находись дома. Я не могу потерять работу из-за него. Мы не в состоянии позволить себе это.
Андрей Николаевич с тяжелым вздохом поднял на нее растерянные глаза.
- Иди, работай. Я справлюсь.
Анна ушла и оставила растревоженный улей на попечение отца. Ее сердце не на месте, и весь день она думала о детях и матери. Как там Никита? Вышел ли он из комнаты? Анна чувствовала себя канатоходцем. Она шла над пропастью, и любой неверный шаг, дуновение ветра, грозили падением.
Вечером Анна вышла на задний двор. Сергей уже ждал ее у своей машины.
- Привет, Ковалева. Тяжелый день? - он посмотрел на ее лицо, и, кажется, все понял без слов.
- Привет, не то слово. – она не собиралась ему ничего рассказывать, но его спокойное, участливое молчание развязывало язык.
Они сели в его машину. Сергей подвез ее домой, и слова полились сами.
- Мой сын, он меня ненавидит.
- Ненавидеть и злиться – это разные вещи. – отозвался Сергей. – Подростки часто злятся на тех, кого любят больше всего. У них по-другому не получается.
- Сын отказался ходить в школу. – продолжала Анна. – Он стыдится нас. Меня, моей работы, бабушки. Сказал, что мы плохие.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. Глава 18. Глава 19. Глава 20. Глава 21. Глава 22. Глава 23. Глава 24. Глава 25. Глава 26.
