Анна кивнула. Впервые за день с ней говорили как с деловой женщиной, а не как с просительницей.
- Сколько?
- За все украшения… Думаю, тысяч 45. Не исключено даже и 50, если хорошо поторговаться с самим собой.
Пятьдесят тысяч, это вдвое больше, чем ей предлагали. У Анны перехватило дыхание.
- Но деньги не сразу. Мне нужно время, чтобы все это разобрать и пристроить. Неделя, может две.
- Я согласна! – обрадовалась Анна. – А шуба? Она достала из сумки норку.
Марк Семенович окинул шубу взглядом, пощупал мех.
- Ох, девочка, с этим добром сейчас сложно. Фасон устарел. Таких сейчас на каждом углу по три штуки продают, из Турции везут. Чтобы ее продать, нужно найти правильного покупателя. Женщину в возрасте, которая смотрит не на моду, а на качество.
Он увидел, как погасло лицо Анны.
- Но у меня жена брата как раз искала себе что-то подобное, теплое и на выход. Она женщина простая, но прижимистая. Ей главное, чтобы не замерзнуть. Я, пожалуй, ей позвоню. Но сразу говорю, много она не даст. Тысяч сто, это ее потолок. Зато сегодня.
Сто тысяч плюс пятьдесят за золото, итого сто пятьдесят. Это не миллионы, но реальная, ощутимая сумма. Это шанс продержаться.
- Звоните. – попросила Анна.
Марк Семенович посмотрел на нее с новым интересом. Он увидел перед собой не заплаканную, раздавленную женщину, а человека, готового к сделке. Он взял телефон. Пока он говорил и тихо обсуждал: «Отличная шубейка для Людочки!», Анна стояла и смотрела на свои бывшие вещи. Они лежали на верстаке под ярким светом лампы. Это уже не символы любви или памяти, они превратились в товар. Металл, камни и мех. И это освобождало.
Марк Семенович положил трубку.
- Значит так, Людмила подъедет через час. Сюда, с деньгами. Сто тысяч, как я и говорил. Оставляй шубу, а за золотом приедешь через неделю. Вот тебе моя визитка. И расписку я тебе напишу. Не бойся, я торговец старой закалки.
Он достал из ящика стола блокнот и ручку. Анна стояла посреди этой маленькой, заваленной хламом мастерской. Она пришла сюда униженная и почти побежденная, а уходила с деньгами и сделкой. Она не просто продала свои вещи, она избавилась от своего прошлого. И впервые за эти страшные дни почувствовала не отчаяние, а злую, холодную силу. Она представляла человека, которому больше нечего терять.
Анна вернулась домой. Она устала и замерзла, но гордилась собой. Анна вошла на кухню и молча положила на стол пачку, стянутую резинкой. Сто тысяч рублей. Валентина Петровна сидела за столом и перебирала свои вязаные носки. Она подняла глаза. Андрей Николаевич читал книгу в углу и оторвался от страниц. Домочадцы увидели первую серьезную сумму после катастрофы. Она не решала проблему, но давала передышку и крошечную, призрачную надежду.
- Я продала шубу. За золото еще пятьдесят обещали через неделю.
Валентина Петровна посмотрела на дочь с уважением.
- Сто? Это больше, чем я думала. Молодец.
Обычное слово «молодец» подействовало на Анну сильнее, чем любая похвала от Михаила за все одиннадцать лет. Тогда ее хвалили за вкусный ужин, сейчас за то, что принесла в дом настоящие деньги за целый день своих мытарств. Анна села за стол. Отец молча налил ей горячего чаю. Впервые за несколько дней напряжение в ее позе немного ослабло. Они сидели все вместе на этой просторной кухне, и в воздухе витало хрупкое чувство единения. Они – семья. И эта мысль, эта первая маленькая победа опьянила Анну. Она вдруг почувствовала себя не пострадавшей, а главой семьи.
- У нас есть миллион от машины. – говорила она скорее себе, чем родителям. – Сто тысяч от шубы. Скоро дадут еще пятьдесят. Плюс сбережения мамы. Это почти полтора миллиона.
Валентина Петровна кивнула.
- Уже что-то.
- Пожалуй, предложим им эти деньги, – продолжала Анна, - как первый взнос. Попросим об отсрочке и составим какой-нибудь график. Надеюсь, они поймут.
- Аня, избавься от наивности. - Валентина Петровна покачала головой, и ее лицо снова стало суровым. – Это не банк, а жулики. Они поднимут тебя на смех, они возьмут эти полтора миллиона и скажут: «А теперь отдавайте еще восемь с половиной и проценты!»
- Но что же нам тогда делать? – в голосе Анны прорвалась обреченность. Она ее долго сдерживала. – Продавать квартиру? Переезжать в вашу двушку вшестером? Идти на рынок и до конца жизни торговать носками? А с какого перепуга нам расплачиваться за долги Михаила? Ведь он сбежал. Пусть разыскивают его и трясут!
Анна вскочила, чашка с чаем опасно качнулась. Ее спокойствие и деловой тон испарились. Наружу вырвались вся боль, вся ярость, вся несправедливость этого мира.
- Я не хочу! – закричала она. – Слышишь, мама, я не хочу так жить! Никто не заставлял нас расплачиваться за Михаила! Кто обязывает нас отдавать им эти деньги, которые я сегодня вырывала с мясом? Это наши денежки, мои, твои, моих детей! А не его!
Это возмущение, не на мать, а на саму судьбу и эту чудовищную ситуацию.
- Тише ты, детей разбудишь. – пыталась образумить дочь Валентина Петровна.
- Да плевать мне сейчас! – Анна сама испугалась своих слов, но остановиться уже не могла. – Хотя нет, именно из-за детей я стараюсь и прыгаю выше головы. С какой стати они должны страдать из-за отца, и сколько лет нам собирать эти миллионы и жить в страхе и нищете? Нет, я не отдам бандитам эти деньги, ни копейки! Пусть ищут Михаила и требуют с него. Он взял, пусть и возвращает назад. А мы… Мы просто исчезнем. Уедем в другой город, снимем комнату, начнем все с нуля!
Анна стояла посреди кухни и задыхалась от собственных слов и смелости. Андрей Николаевич испуганно смотрел на дочь, Валентина Петровна с тяжелым, понимающим сочувствием. Она предполагала неизбежность этого взрыва.
- И что дальше, Аня? – спокойно и твердо возразила мать. – Уедешь с тремя детьми, без работы, все чужое. Прятаться всю жизнь? Думаешь, такие люди не найдут? Ошибаешься. И тогда станет гораздо хуже.
Слова матери, как ушат холодной воды, остудили пыл Анны. Она села на стул и закрыла лицо руками. Ее бунт захлебнулся в жестокой логике реальности. Она в ловушке, бежать некуда, платить нечем.
- Тогда что? Что нам делать? – глухо, сквозь пальцы простонала она.
Валентина Петровна ничего не ответила. Она подошла и мягко положила руку на плечо рыдающей дочери. На кухне воцарилась тишина безысходности. И именно в этот момент, в пик их отчаяния раздался телефонный звонок. Не на мобильник Анны, сигнал подавал стационарный телефон на стене. Он молчал уже много дней. Трель звонка пронзительная, режущая, неестественная, и напоминала тревожную сирену. Взрослые замерли. Они смотрели на этот аппарат, словно это не пластмассовая коробка, а грозный шторм. Инстинктивно, нутром они знали кто это. Телефон не умолкал. Каждый его резкий, дребезжащий звон отдавался в голове Анны ударом молота. Она подняла заплаканное лицо. Ее взгляд приковался к аппарату на стене в коридоре. Ее бунт, истерика, отчаянные планы побега, показались детским лепетом перед лицом этой безжалостной трели. Реальность врывалась к ним. Валентина Петровна убрала руку с плеча дочери. Она снова надела на себя собранную, непроницаемую маску. Она медленно, без суеты пошла в коридор. Андрей Николаевич встал за ее спиной, словно пытался защитить свою жену хотя бы присутствием. Анна оцепенела и осталась за столом. Она боялась даже дышать. Валентина Петровна сняла трубку.
- Слушаю.
Она молчала несколько секунд. Анна видела ее напряженную, прямую спину.
- Добрый вечер, Виталий Сергеевич. Да, это я, его теща. – и через несколько секунд продолжала. – Нет, Миша не объявлялся. Он бесследно исчез.
Она выслушала собеседника.
- Я понимаю, что все это вас не волнует. Мы собираем деньги. У нас уже есть часть суммы.
Валентина Петровна вела разговор спокойно, деловито, будто обсуждала задолженность по коммунальным платежам. Но Анна видела, как ходили ходуном ее пальцы и как они вцепились в пластиковую трубку.
- Что!? – голос матери сорвался, и в нем прозвучало искреннее, неподдельное удивление. – Какие еще проценты? Что за двенадцать миллионов? Вы о чем вообще говорите?
Андрей Николаевич шагнул ближе к жене. Анна вскочила, подбежала к ним и вслушивалась в еле различимый, методичный, и от того еще более страшный голос на том конце провода.
- Нет, вы послушайте меня! Мы не отказываемся от долга, но это грабеж! Мы обычные люди и не в состоянии достать такие деньги!
Валентина Петровна слушала ответ, и ее лицо медленно наливалось багровой краской гнева.
- Да как вы смеете! Негодяй! Подонок!
Она кричала в трубку и окончательно потеряла самообладание.
- Чтоб ты провалился со своими деньгами! Сволочь!
Валентина Петровна бросила трубку на рычаг изо всех сил. Несколько секунд все стояли в оглушительной тишине.
- Валя, что он сказал? – побледнел Андрей Николаевич.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10.
