Используя массовое крещение своих подданных, Владимир поставил перед собой грандиозную цель - сделать Киев вторым Константинополем. Маркс по этому поводу пишет: «В 11 веке Киев подражал… Константинополю и нарекался «второй Константинополь».[1]
Однако, христианство на Руси укоренялось не по греческим канонам и предписаниям, а по естественным обстоятельствам. Так, неудача насаждения христианства при княгине Ольге миссией католиков епископов Адальберта и Бруно была предопределена не самим католицизмом, но невозможностью миссионерского насаждения христианства на Руси прямо в глубину языческих славянских масс.
На русских землях христианство при Владимире, прежде всего, начало укореняться «сверху», в среду княжеской, дружинной и родовой знати, затем, купечества и товарного ремесла, и лишь спустя ряд поколений, стало все в большей степени касаться крестьян и народа в целом.
Единственным, но существенным исключением, стало массовое крещение киевлян. Но этому факту есть естественное историческое объяснение, имея в виду результаты похода князя Владимира на Корсунь. Надежды киевлян на лучшую жизнь после крещения вполне оправдались. Буквально через через десятилетие после принятия Владимиром христианства, Киев стал процветающим, одним из богатейших городов не только Руси, но и Европы.
Иная ситуация сложилась в глубинных землях славянской Руси, где язычество, в силу своей древности, быстро искоренить было практически невозможно. На это потребовалось время жизни поколений славян и самоотверженный, временами, опасный труд служения местного православного священства.
Первые епархии русской митрополии, прежде всего, обслуживали нужды князей сыновей Владимира. После того как Владимир их крестил, он повелел срубить поместные церкви в центрах сыновних уделов, определив в них на служение «корсунских попов». По летописцу, у Владимира было 12 сыновей.
Поместные церкви в княжеских уделах были небольшими, срубленными, т.е. деревянными. Они располагались в детинце рядом с княжеским двором. Первым делом поместных церквей стало крещение дружин князей, слуг и местной славянской «нарочитой», т.е. родовой, знати.
В первоначальных летописях насаждение христианства не Руси особо не рассматривалось. Однако, ситуация изменилась в эпоху московского царства. В угоду московским царям, началась идеологическая фальсификация древнерусских летописных источников, в частности, родилась «идея» происхождения российских князей от Рюрика, якобы ведущих свою родословную от кесарей римских.
Гениалогическая фальсификация сопровождалась фальсификацией религиозной по поводу законности рукоположения первых русских (киевских) митрополитов самим патриархом Константинопольским. Московскими церковными иерархами была сфабрикована легенда о первом русском митрополите Михаиле который, якобы с ведома князя Владимира, был поставлен на священноначалие патриархом Царьграда Фотием. Легенда эта была канонизирована как истина в Патриаршем (Никоновском) летописном своде, где митрополит Михаил и патриарх Фотий выступают не как реальные исторические лица, но являют собой лишь символы законности церковного иерархического рукоположения.
Мифическая легенда Патриаршей летописи о митрополите Михаиле (†992) была реально овеществлена церковниками. Спустя 800 лет, в XVIII веке Михаил был причислен к лику святых. В 1730 году состоялось перенесение его мощей из Антониевых пещер Киево-Печерского монастыря в главный храм Лавры во имя Успения Пресвятой Богородицы.Тогда же над ракой святителя была сделана надпись, что после кончины, Михаил был погребен в киевской Десятинной церкви (тогда еще не построенной- Авт.). Затем, около 1103 года, при печерском игумене Феоктисте, мощи его, обретенные нетленными, были перенесены в Антониевы пещеры, где и пребывали до 1730 года.[2]
По Патриаршей летописи Михаил митрополит киевский и «всея Руси», присланный Фотием по просьбе Владимира, стал князю духовным отцом, пребывая с ним в полном «согласии и любви». Михаил был родом из Сирии, а по характеру: «тихъ убо бѣ, и кротокъ, и смиренъ, и милостивъ премного; иногда же страшенъ и сверѣпъ, егда время требоваша».[3]
В отличие от древнерусского летописания, составители Патриаршей летописи изобразили ход крещения русской земли при Владимире руководствуясь ситуационной логикой событий и, судя по всему, более широким кругом первоисточников.
Под 990 годом летопись сообщает о крещении новгородцев: «Того же лѣта иде Михаилъ митрополитъ Кiевский и всея Руси въ Новгородъ Великiй съ епископы Фотѣя патрiарха, даде бо ему Фотѣй патрiархъ шесть епископовъ на помощь, и з Добрынею дядею Володимеровымъ, и съ Анастасомъ; и идолы сокруши, и многiя люди крести, и церкви въздвиже, и презвитеры постави по градомъ и по селомъ».[4]
Таким образом, в сравнении с киевлянами, крещение новгородцев было делом трудным. Им занимался сам константинопольский патриарх Фотий, который в помощь митрополиту Михаилу прислал шесть (! - Авт.) епископов и ближайших к князю Владимиру Добрыню и Анастаса. При этом, бывшего в то время новгородским князем Вышеслава, в возрасте около 13 лет, Владимир уже крестил как своего сына.
Спрашивается, почему столь серьезными усилиями пришлось крестить новгородцев? Ответ дает сама история. Древние новгородские словене, времен легендарного Гостомысла, отошедшие из прибалтийского Поморья, как своей родины, под напором с запада католических крестителей в Приильменье, вновь подверглись нашествию с юга, но уже православных «святителей».
В отличие от киевлян, которым, исторически, христианство несло некие надежды на «добро», для новгородцев христианство ассоциировалось лишь со злом. Так веками западные полабские славяне подвергались насильственному католическому онемечиванию. Польский средневековый хронист Галл Аноним пишет по этому поводу: «ни меч проповеди не может отвратить их от вероломства, ни меч уничтожения не может до конца истребить [их варваров-язычников] змеиный род». Поэтому, по его мнению, всех непокорных, пребывающих в язычестве, следует искоренять, т.е. поголовно убивать.[5]
Совершенно неожиданно для новгородцев, среди крестителей-епископов очутился бывший посадник Добрыня, до той поры известный горожанам как ръяный язычник, в свое время по повелению князя Владимира доставивший в Новгород величественного идола Перуна.
Пока новгородцы пребывали в растерянности, епископы, действуя по киевскому сценарию, сокрушили идолов, крестили кого могли, срубили где сочли нужным церкви, посадили в них священство (пресвитеров), а затем, двинулись крестить ростовские и суздальские славянские земли.
Придя в себя после набега православных крестителей, язычники, как в Новгороде, так и в Ростове, поставили на место свергнутых идолов, срубленные церкви разрушили, а христианских пресвитеров выгнали. Прознав о явной неудаче крещения новгородцев, митрополит Михаил в 991 году скончался.
По Патриаршей летописи в 992 году: «взя Владимеръ у блажениаго патрiарха Фотѣа Констянтиноградцкаго митрополита Кiеву и всей Руси Леонта... «въ Кiевѣ Леонтомъ, митрополитомъ всея Руси, Новугороду Великому и Пскову поставленъ бысть епископъ Iакимъ Корсунянинъ; и приде къ Новугороду, и достолная требища разори, и идолы сокруши, и Перуна разсѣче, и въ Волховъ вверже» (с. 65-66).
Таким образом, уже в более жесткой форме, состоялось повторное «крещение» новгородцев, в котором принял участие один из «корсунских попов» с доподлинно известным нам именем Иоаким. С его именем связана так называемая Иоакимовская летопись, в которой приводятся уникальные сведения о ходе крещения новгородцев в 992 году. [6]
Для повторного крещения Новгорода был послан из Киева князем Владимиром военный отряд с воеводами Добрыней и Путятой и епископом Иоакимом Корсунянином.
Среди новгородцев, где издревле княжеской власти противостоял заслуженный авторитет волхвов, особо выделялся волхв Богомил, прозванный за свое красноречие Соловьем. «Когда в Новгороде узнали, что Добрыня идет крестить, то собрали вече и поклялись все не пускать его в город, не давать идолов на ниспровержение; и точно, когда Добрыня пришел, то новгородцы разметали большой мост и вышли против него с оружием… новгородский тысяцкий Угоняй, ездя всюду, кричал: «Лучше нам помереть, чем отдать богов наших на поругание».[7]
5000 новгородцев взялись за оружие. Сражение длилось двое суток. Первый натиск крестителей новгородцы отбили. Тогда Иоаким призвал на помощь ростовский полк, который, неожиданно напав на новгородцев, зажег ряд домов, грозя сжечь весь город. Не желающих креститься детей, женщин, стариков - дружинники стали избивать: «Добрыня же, собрав войско … немедленно идолы сокрушил, деревянные сжег, а каменные, изломав, в реку бросил; и была нечестивым печаль велика. Мужи и жены, видевшие то, с воплем великим и слезами просили за них, как за настоящих их богов. Добрыня же, насмехаясь, им вещал: "Что, безумные, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, какую пользу вы от них можете надеяться получить?».[8]
Увидев, поверженных, не могущих защитить себя идолов, новгородцы смирились - дружинники плетьми погнали их в Волхов креститься, мужчин выше моста, женщин ниже. «Тогда многие язычники, чтобы отбыть от крещения, объявили, что крещены… Иоаким велел всем крещеным надеть на шею кресты, а кто не будет иметь на себе креста, тому не верить, что крещен, и крестить.… Вот почему есть с тех пор бранная у новгородцев поговорка, как их «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».[7]
Археологические раскопки под руководством академика В.Л. Янина показали, что действительно именно в тех районах Новгорода, которые указаны в Иоакимовской летописи (Софийская сторона и Людин конец) во время крещения бушевал страшный пожар, датируемый дендрохронологи-ческим методом около 989 гг., к этому же времени относятся несколько кладов, хозяевам которых так и не пришлось вернуться к своим родным очагам.[9]
В последующее время новгородцы продолжали ожесточенно сопротив-ляться христианизации. За весь XI век в Новгороде было построено всего лишь 2 церкви, в то время как на Руси - 700 деревянных и 19 каменных церквей.[10] Новгородцы продолжали нарекать своих детей языческими именами и возвращались к «поганству». Для собственной безопасности новгородский епископ поселился на Софийской стороне внутри детинца-крепости, но это не помогало. С 1055 по 1068 г. новгородцы убили трех епископов.
Именно с времен насильственной христианизации началась первая волна новгородской колонизации. Спасаясь от «крестителей» новгородцы уходили в низовья Волхова, а затем, через Приладожье, бежали все дальше к северу, к Студеному морю. Так, исторически начал складываться русский новгородский Север.
[1] Marx К. The Eastern Question. London, 1897.
[2] Евгений (Болховитинов) митрополит. Описание Киево-Печерской лавры. - Киев, 1831, с. 115.
[3] Лѣтопись Патрiаршая или Никоновская. - СПб, 1862, с. 57.
[4] Там же, с. 63-64.
[5] Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. - М., 1990, с. 49-50.
[7] Соловьев С. М. Соч. в 24 тт. - М., 1988–1993, т. I, c. 177.
[8] Татищев В.Н. История Российская. - М., 1768, кн. I, часть I, гл. 4, с. 38-39.
[9] Янин В.Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город. Исследования и материалы. М., 1984. Вып. 7. C. 40–56.
[10] Емелях Л.И., Кожурин Я.Я. Советская историческая наука о крещении Руси. - Л.: 1986, с. 18.
---------------------------------------------------
Полный авторский курс лекций по древнерусской истории можно найти в поисковике по адресу: Яндекс-Дзен-Сергей Михайлов. Там же открыт клуб любителей истории Ленинграда (1924-1991). По каждому году будет представлено 100 уникальных фото.
