Несмотря на молодость, князь Владимир был весьма искушенным политиком. Неудача в сборе дани в Поднепровье показала ему, что он еще отнюдь не является для местных жителей своим князем.
Возможно, именно обстоятельства осады Ярополка в Родне под-сказали Владимиру, что ему делать, чтобы привлечь на свою сторону большинство киевлян. Осада Родни, как культового центра почитания языческого бога Рода, когда жители предпочитали умереть с голоду, но защитить свои святыни, дали понять Владимиру, сколь сильны мотивы языческой религиозности в повседневной жизни жителей Поднепровья.
Для упрочения своего харизматического влияния, князь Владимир решился на яркое публичное действие – открыто поддержать язычество на киевских землях. Тем самым, помимо массы простых людей, привлечь на свою сторону и языческую жреческую знать (волхвов), авторитет которых, как показали дальнейшие события крещения Руси, был соизмерим с княжеской властью, а иногда, даже превышал ее.
Особенностью языческой веры было природное многобожие. Наиболее известные славянские божества на Руси: Перун - творец молнии, бог Вселенной, Хорс - бог сущего огня, Дажьбог - бог Солнца, Стрибог - бог ветра, Симаргл - бог растений и земли, Макошь - жена Перуна, богиня плодородия, Род – бог покровитель семьи, рода человеческого, Сварог – бог творец труда, Велес – бог покровитель мира животных и простых тружеников.
Помимо природного многообразия языческие божества славянского мира имели свою внутреннюю социальную стратификацию. Древнейшим божеством язычников, судя по всему, был Велес, культ которого восходил к первобытным родовым временам охотников, скотоводов и земледельцев. Властную составляющую организации родоплеменного общества олицетворял собой грозный Перун.
Не случайно, что по летописцу, дружинники Святослава клялись соблюдать мир с греками именем двух своих главных божеств Перуна и Велеса. Перун был покровителем дружинной знати, Велес же выступал как божество простых дружинников. Единство клятвы Перуну и Велесу зримо воплощало собой воинское дружинное братство.
По летописцу, в 980 году «нача княжити Володимеръ въ Киевѣ единъ», введя культ почитания главных, по его мнению, языческих божеств: «постави кумиры на холму внѣ двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога и Симарьгла, и Мокошь».
Выбор не одного, или двух, но целого сонма божеств, имел своей целью привлечь к князю Владимиру большинство жителей Поднепровья, многие, из которых поклонялись своим, отличным друг от друга языческим богам. По мнению советского историка Г.М. Филиста речь идет проведении религиозной языческой реформы, в ходе которой Владимир создает единый жреческий аппарат с централизованным управлением, свозит в Киев племенных богов и устанавливает их на холме у своего дворца.
Подобно тому, как Владимир в дальнейшем будет выбирать «наилучшую» для себя веру, сходным образом в 980 году из сонма языческих божеств, Владимир выбрал именно тех, кто больше всего его устраивал.
Перун, бог грозы и молнии, разящий и карающий, бог оружия и войны, стал для Владимира символом высшей княжеской власти, поэтому идола Перуна украсили серебром и золотом. Идол Перуна был человекоподобен, его золотые усы показывали собой принятое тогда на Руси княжеское отличие и достоинство. М.М. Щербатов приводит весьма красочное своё описание идола Перуна: «онЪ имѣлЪ видЪ человѣческой, тѣло его было здѣлано изЪ древа, глава серебреная, уши златыя, ноги желѣзныя, в рукахЪ же имѣлЪ увмень на подобiе палящей молнiи, который весь яхонтами и другими приличными драгоцѣнными камнями былЪ украшенЪ, предЪ нимЪ всегда горѣлЪ огнь, которой жрецы подЪ смертной казнiю долженствовали содержать безЪ угашенiя».
Велес Владимиру был не нужен, он его не принял в узаконенный им сонм языческих божеств, тем самым разрушив религиозное воинское дружинное братство времен Святослава. Это зримо показали киевские события распри Владимира с варягами, часть знати которой он возвеличил, оставив при себе в удельных «градках», а простых дружинников отправил «идоша» в Византию.
Бог Рода также был изгнан Владимиром как не угодный ему покровитель и защитник бывшего киевского князя Ярополка. Понятно также и то, что Владимир органически не мог почитать бога Рода, как «робичич-полукровка», как человек с детства не знавший ни семьи, ни матери, ни отца. Родовой голос крови предков был чужд Владимиру, поэтому он так вероломно вел себя по отношению, как к славянам, так и к варяжским норманнам.
По воле князя Владимира, прямо на его глазах, варяги зарезали его брата Ярополка, а на родного сына Ярослава Владимир пошел войной. Семью, которую создал князь Владимир из множества жен и наложниц, иначе как «содомской» и назвать нельзя. Не случайно, что Рогнеда решила зарезать своего «мужа» Владимира, он просто чудом уцелел.
Поддержка культа язычества князем Владимиром, да еще в столь зримой и великолепной форме, когда лицезреть Перуна в золоте и серебре шли толпы славян со всех окрестностей, по летописцу: «жряху имъ, наричюще я богы [и] привожаху сыны своя и дъщери», привела к тому, что Киев, помимо княжеского политического центра начал становиться и религиозным языческим центром Руси.
Владимир направил из Киева в Новгород верного ему Добрыню, с кумиром Перуна, которого поставили «надъ рѣкою Волховомъ, и жряху людье Ноугородьстiи аки Богу».
Летописец буквально в одном абзаце сразу после описания насаждения Владимиром язычества, определяет всю его пагубность на примере князя Владимире, который будучи «побѣженъ похотью женскою» стал отличен неимоверным многоженством и доселе невиданным среди славян полян развратом. По летописцу, помимо знатных княжеских жен Рогънѣдь, и не известных нам по имени Грекинѣ, Чехинѣ, Болгарынѣ и другоѣ, Владимир имел еще 300 наложниц в гареме крепости Вышгород, 300 в Бѣлѣгородѣ, 200 в селци Берестовѣ. Кроме того, по летописцу, Владимир «бѣ несытъ блуда приводя к собѣ мужьски жены и дѣвицѣ растьляя».
Последние слова летописца косвенно подтверждают то, что князь Владимир, бежав за море из Новгорода от наместников Ярополка, укрылся при дворе норвежского короля Хакона Могучего.
Правление ярла Хакона, в частности, его отношения с вассалами бондами-землевладельцами было весьма показательным. Хакон заставлял бондов присылать ему своих жен и дочерей на “временное пользование”, а затем отсылал их обратно. Это вызвало серьезное недовольство местной знати, что, в конечном счете, привело к восстанию и свержению блудливого Хакона, вместо которого королем Норвегии был выбран Олав Трюггвасон.
Вполне возможно, что князь Владимир, будучи при дворе Хакона Могучего, участвовал в его “забавах” с женами и девами местной знати, и впоследствии, уже находясь на киевском престоле, неоднократно делал то же самое.
Но есть одно существенное отличие, если в Норвегии была сильная родовая знать, терпению которой от королевских издевательств пришел конец, и Хакону Могучему, как это было принято в то время, снесли топором голову, то в случае с князем Владимиром, ситуация была иной. Вокруг него были лишь низменные верноподданные, поэтому княжеские прихоти приняли ничем не ограниченный характер наглого беспредела бесстыжего «полукровки» над семьями «кротких», по летописцу, полян.
Другая сторона вопроса о необузданной блудливости Владимира не связана с насаждаемым им язычеством. Блудная брачная полигамия среди норманнов была обусловлена факторами расширенной этнической ассимиляции варяжских колонизаторов на славянских землях. В так называемой франкской «Хронике Фредегара» (VII в.), в частности, пишется, что франкский купец Само, выступивший с оружием и своими товарищами франками против врагов славян гуннов аваров, был выбран славянами за доблесть своим королем. Он царствовал 35 лет: «Было у Само 12 жен из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей».
На примере Само видна биологическая ассимиляционная плодовитость франка в среде подвластных ему славян. Равным образом это относится и к князю Владимиру с его гаремами в Вышгороде, Белгороде и Берестово, состоящих из кровно лучших женских славянских особей.
Под 983 годом летописец приводит знаменательный для него случай человеческого жертвоприношения в Киеве, как повод зримо показать всю пагубную суть язычества. Нестор сообщает, что после удачного похода на литовцев (ятвягов), Владимир, возвратившись в Киев, в благодарность, сотворил вместе со своими людьми языческую требу кумиру [Перуна].
После чего, «старцы и боляре» решили еще более умилостивить языческого кумира, возможно имея в виду новые удачные воинские походы, принеся в жертву отрока или девицу. Жребий пал на сына «красного душей и лицом» варяга-христианина, который «пришелъ изъ Грекъ», и жил в Киеве «двором своим».
Варяжский отец решительно отказался отдать сына «бѣсомъ», назвав кумира Перуна не Богом, а куском дерева сделанным людьми, объявив, что он, как христианин, служит единому Богу и «ему же служатъ Грьци и кланяются».
Получив решительный отказ, те кто пришел за жертвой, «шедше поведаше людемъ [киевлянам]» о случившимся и кощунственных словах варяга-христианина о «деревянном» кумире Перуна. [1] Киевляне придя в ярость, взялись за оружие, явились толпой и начали «розъяша [крушить] дворъ» варяга-христианина, он же «стояше на сѣнехъ съ сыномъ своимъ».
Толпа вновь предложила отцу: «вдай сына своего, да вдамы богомъ [его]», на что варяг-христианин ответил, что отдаст сына только единому богу. Услышав это, толпа обрушила сени, где были отец и сын, под обломками которых они погибли.
Нестор, и последующая российская историография этот случай рассматривали и толковали исключительно с религиозной точки зрения. Однако, если это и было, то по сути сообщения летописца можно говорить лишь о попытке жертвоприношения, но ни как о свершившимся факте пролития жертвенной христианской крови на капище языческого кумира, как об этом писал летописец: «и осквернися кровьми земля Руска и холмо-тъ [где стоял Перун]».
По данным археологии, как на киевском святилище Перунова холма, так и на новгородской Перыни, никаких свидетельств человеческих жертвоприношений не обнаружено. Найденные в зольнике костра святилищ кости показывают, что в жертву приносили главным образом быков, свиней, птиц и рыб.
Летописец, помимо киевского уникального случая попытки человеческого жертвоприношения в 983 году, других подобных ему фактов более чем за вековую историю правления русских князей с времён Рюрика, не приводит.
Следование сугубо религиозной трактовки событий расправы киевлян над варяжскими христианами отцом и сыном вызывает ряд вопросов. Например, почему летописец в качестве инициаторов этих событий первыми лицами называет киевских старцев, т.е. родовых старейшин, но, ни как это должно быть, славянских жрецов или волхвов? Летописец не говорит о них ни слова, но прямо упоминает администрацию Киева и его жителей. Культовое жертвоприношение без участия в нем жрецов (волхвов) по сути языческой обрядности невероятно.
Явно искажая летописца, Н.М. Карамзин придумал другую версию этих событий. По его мнению, первым действующим лицом был сам Владимир, именно он, исполняя совет бояр и старцев, велел бросить роковой жребий «кому из отроков и девиц киевских надлежит погибнуть к удовольствию Мнимых богов».
Может возникнуть предположение, что под старцами летописец разумел жрецов, но это не так. Жрецы, волхвы, кудесники выступали у летописца как отдельная категория людей, занимающихся лишь делами религиозного культа. Одновременно с ними в древнерусском обществе, выходящим из лона родового строя, существовала родовая и военная знать. Старцы, или старцы "градские", были той частью родовой знати, которая занималась гражданскими делами, чем она отличалась от князей и их сподручников бояр, как знати военной. Старцы "градские" осуществляли свои полномочия в «градах» - племенных центрах, крупнейшим из которых был Киев.
Еще один вопрос относится собственно к зримой картине, когда не менее десятка человек от старцев градских и бояр явились во двор варяга-христианина, чтобы по жребию забрать у него сына для принесения жертвы кумиру Перуна. По своему большинству и потому, что в числе бояр были, возможно, и вооруженные люди, они могли просто силой забрать сына у отца, но это не произошло.
Наконец, сама финальная картина расправы, обрисованная летописцем, говорит, что по сути, жертвоприношения в Киеве в 983 году как такового и не было, ведь кровь христиан не пролилась ни близ языческого кумира, ни во дворе варяга-христианина, поскольку отец и сын погибли под обломками рухнувшего строения в котором жили.
Скрытый символизм такого смертного погребения христиан киевлянами очевиден. Мстя за отрытое презрение к языческому кумиру, их в отместку, не погребли в земле, как было положено христианам, а насыпали над их телами «курган» обломков дома. Н.И. Костомаров по этому поводу пишет: «этот поступок не был жертвоприносительным, но (был) выражением мщения».
Могильный «курган» из обломков решили не убирать, и он долго еще возвышался, в назидание об этих событиях. Этот случай был так памятен киевлянам, что в преданиях сохранился веками, став известен летописцу в столь существенных подробностях, достоверность которых бесспорна.
События расправы толпы простых киевлян язычников над христианами отцом и сыном в 983 году подтверждают то обстоятельство, что несмотря на крещение в православии княгини Ольги в 955 году, событие это не имело существенного значения для народа в целом, оставаясь уделом небольшой части просвещенной древнерусской знати.
[1] Это косвенное свидетельство летописца о существовании древнего вечевого права в Киеве. «Поведоша людемъ», имея в виду все население, «старцы и боляре» могли именно на вече, созванном по этому поводу - Авт.
---------------------------------------------------
Полный авторский курс лекций по древнерусской истории можно найти в поисковике по адресу: Яндекс-Дзен-Сергей Михайлов. Там же открыт клуб любителей истории Ленинграда (1924-1991). По каждому году будет представлено 100 уникальных фото.
