Забрать Петрову и Дарьину хату Василиса надумала вовсе не потому, что Илье, старшему зятю, понадобилось помещение под лавку. И никакого сговора у Василисы с зятем не было: просто-напросто ей хотелось выдобриться перед зятем и его роднёю… а ещё больше – чтоб зять ей в ножки поклонился: под лавку ли, для другой ли нужды, – а добротная и просторная хата пригодится. Петро строил её – в надежде, что Дарья ребят нарожает…
Со сватьей, Федорою Савельевной, у Василисы не заладилось… А и было-то: ну, обмолвилась Василиса при бабах, что сватья её – неумёха: ни тебе сварить-испечь, ни хату выбелить… да и рубашки у Федоры – серые, ровно и не стиранные. Дошло до Федоры. Разошлась сватья– не на шутку: едва платок не сорвала с Василисиной головы. Вот с тех пор и не родычаются: и Пантелей Макарович, сват, и зять не здороваются с Василисой, да и Катерина, дочка, сторонится матери. Надо же: выходит, свекруха роднее оказалась…
Младшая, Варвара, замуж вышла аж в Верхнетроицкое. Эта вообще дорогу к матери забыла… Тоже свекровь попалась – недобрая да завистливая. Видно, приказала Варьке, чтоб в Бережки, к матери, – ни ногой. А всё потому, что сват, Кондрат Карпович, зачастил, было, к Василисе: то плетень подправить, то крышу на сеновале перекрыть… то косу наточить, заодно и Василисину делянку выкосить… А Василиса-то что ж: порядка не знает. И за плетень, и за крышу, и за косьбу благодарила свата, как положено: ставила на стол самогонку, резала сало, накладывала в тарелку солёных груздей. Как-то намекнула Кондрату Карповичу, что и заночевать можно… А сват – сообразительный: вскоре снова ночевать остался. Василиса только-только постель постелила, как – где и взялась о такую позднюю пору! – Марфа Гавриловна, сватья, явилась: змеёю в хату ворвалась, одним махом смела со стола глиняные миски с остатками квашеной капусты, сала и грибов… – лишь черепки на полу зазвенели… Туда же полетела бутылка с самогонкой на донышке. Кондрат Карпович с горем пополам успел порты-то натянуть... С превеликого страху едва дверь отыскал, незнамо как лошадь запряг. А Марфа Гавриловна всяко-разно обозвала Василису, пригрозила хату сжечь… Выскочила во двор, влетела в телегу. На Кондратову спину, шею и голову посыпались тумаки – от них и лошадь тронулась, не дожидаясь понукания…
С такой-то роднёю вспомнишь про сироток. Василиса и вспомнила: девчонку из приюта домой забрала… Облагодетельствовала. А она, негодница, в отцовском доме стала жить. И кто только за язык тянул деда Герасима с его Федосьею! Зазвали в гости девчонку, да и выложили всё: сама-то Сашка ничего и не помнила… Запросто поверила, что мать её задолжала Василисе деньги – безропотно отдавала тётке заработок с шахты. А было-то наоборот: это Василиса одолжила у Дарьи денег… Ни к чему вспоминать, да сильно понадобились тогда Василисе деньги. По-родственному поплакалась Дашке – больною сказалась: мол, к Марье, знахарке, придётся идти…
Про знахарку – правда: надумала Василиса хорошенько проучить соседку, Анфису. Повадилась Анфиса торговать молоком и сметаной на базаре в Перевальном – всех покупателей у Василисы переманила: как же, – молоко у неё жирнее… и сметана гуще. А вот посмотрим на тебя, когда Иван твой перестанет и смотреть в твою сторону!.. Для этого и нужны были деньги Василисе: Марьино зелье сильное, да – не дармовое… Дорого брала Марья за своё умение. А Дашка с её шахтёром деньгами не бедовали: что ж не одолжить-то родственнице...
Вскоре Василису осенило: ещё ж есть мальчишка! Крепыш такой: даром, что неродной Захару, а вроде как – в него…
Признаться, Василисе в последнее время жутковато одной-то в хате… То в трубе что-то воет, то по чердаку ровно чьи-то тяжёлые шаги гупают… С мальчишкою – оно б веселее было.
… Как всегда, – лишь по взгляду поняла Глафира: тяжестью легла на сердце Захарушке какая-то неизбывная тревога… Ночью, когда мальчишки уснули, вышла к нему во двор, присела рядышком на скамейку у колодца, прижалась к плечу:
- Что, Захарушка?.. Расскажи мне.
Рассказал Захар: про то, что у Василисы побывал… про то, как на степной дороге встретила его Ульяна, бережковская повитуха…
А Глаша усмехнулась:
- Да кто ж ей, Василисе-то, сына нашего отдаст! Пусть лишь к калитке подойдёт: тут же пожалеет, что мать на свет её родила. Я про другое думаю, Захарушка: выходит, Саша… Александра, нам тоже родная, ежели она Егорушке нашему – сестра родная. Вот и ещё дочушка у нас с тобою. Дозволь, Захар Михеевич, – я сама всё расскажу ей… А ведь они с Егорушкою похожи: я, когда впервые увидела её… в общем, Сашку-лампоноса, диву далась: брови-то у них с Егорушкою – точь-в-точь одинаковые… Смелым разлётом. Да кто ж подумать мог, что они – родные.
…Про Глафирин норов Василиса догадывалась. Поэтому к калитке не решилась подойти, – чтоб Егорку увидеть. Выждала-выследила, когда они с братом лодку на берегу конопатили. Матвей зачем-то домой убежал, – вот и представился случай…
Василисин рассказ Егор выслушал молча… и – будто бы равнодушно… Один раз оторвался от работы, вскинул глаза на чужую тётку: это когда она про погибшего в шахте отце сказала… А Василиса торопилась, сыпала жалостливыми словами, вытирала слёзы краешком платка:
- Да кровиночка ж ты моя ненагляядная!.. Да как же горевала я, – искала тебя повсюду.
Собралась обнять мальчишку, прижать его к себе. А он уклонился от её рук.
Василиса причитала:
- Вот и славно, что нашла я тебя, сиротинушку горькую: с родной-то тёткою – не с чужими! Заживём мы с тобою – хорошо да ладно, как родным положено. – Положила руку на плечо мальчишке: – Пойдём со мною, хороший мой. Нажился, сиротинушка, у чужих – подкидышем-то!
Егор сбросил Василисину руку:
- Я маманюшку с батею, с Алёшкой, Матвеем и Танюшкою ни на какую тётку не променяю. Ты, тётка, иди себе: не пойду я с тобою. И вовсе я не подкидыш: бабунюшка Анисья рассказывала, как маманюшка меня грудью кормила, - считай, до трёх лет. Уж и Матвей, брат мой, бросил грудь, а я всё сосал молоко маманино.
Василисе – в превеликой досаде – пришлось убраться восвояси: по тропинке, что вела на берег от огородов, бежал Матвей.
Александра словно и не удивилась рассказу Глафиры Демидовны… Лишь вздохнула:
- Дедушка Герасим с бабушкою Федосьей говорили, что у маманюшки должен был ребёночек родиться… Только все в Бережках думали, что не успела она родить маленького… что умер он – вместе с нею.
Глаша погладила девчушку по голове:
-Теперь у тебя – три брата. И сестрёнка, Танюшка.
Саша подняла застенчивый взгляд, серьёзно ответила:
- Нет. Два брата у меня – Матвей и Егор. И сестра.
Глафира догадалась… Спрятала улыбку:
- А Алёшка?
- Алёшка сказал, что я буду его женою, – когда он окончит Горную школу и вернётся работать на шахту. Я буду ждать его. И работать в ламповой: Захар Михеевич позволил, чтоб я заправляла лампы сурепным маслом.
Матвей с Егором обрадовались, что Александра – их старшая сестра. Егор лишь брови-стрелочки свёл… А маманюшка обняла его:
-Случается такое, Егорушка: что у ребёночка другая мать появляется… И отец другой. Жаль, что твои отец с матерью не успели порадоваться… не увидели, какой славный сын у них вырос: на всё – Божья воля, хороший мой. А ты нам – роднее родного.
Алёшка уехал учиться в Горную школу, что была при Литейном заводе. А Саша сказала, что будет жить в Бережках, – чтоб не пустовал, не горевал родительский дом…
Тётка Василиса грозила исправником: видано ли, – тётку родную бросить!
Пока она собиралась к исправнику, ребята-лампоносы решили проучить тётку по-своему. Как-то вечером оседлали пасущихся на берегу лошадей, прилетели в Бережки. Фёдор забрался на крышу, склонился над печною трубой… Громко и протяжно завыл, потом заухал филином.
Стёпка тоже придумал: отвязали от колодезного ворота цебарку и поставили её на крышу…
От протяжного воя в трубе Василиса забилась в дальний угол, часто- часто крестилась. До рассвета и глаз не сомкнула. А вышла на крыльцо, увидела на крыше деревянное ведро – побледнела от страха: не иначе, как нечистая сила распотешилась…
Вой в трубе продолжался, – лишь наступала темнота… А утром на крыше оказывались то вилы с лопатою, то коса… то – корзина, в которой Василиса носила на базар молоко…
Пришлось Василисе спешно продать дом. Купила она маленькую хатёнку – подальше отсюда, чтоб – сваты рядом… Всё ж родня. Никуда не денутся, ежели что…
…Недавно горного инженера Прохорова назначили управляющим угольными рудниками по реке Белой. Здешние места Владимиру Тимофеевичу с Екатериной Михайловною так понравились, что решили они построить дом – на самом берегу реки... А пока десятник Савельев подсказал – про Бережки: они с Глафирою Демидовной очень тревожились, что Саша живёт там одна…Каждый день проведывали девчушку, да и она забегала – с братьями увидеться, Танюшку понянчить. И по дому со всем справлялась.
Екатерина Михайловна очень обрадовалась: и дому в Бережках, и славной девчоночке. Договорились, что она станет учить Сашеньку грамоте и арифметике. И Саша рада была: у Прохоровых – пятеро маленьких ребят… А Саша скучала по монастырскому приюту, где она помогала матушке Евдокии присматривать за детьми.
Самая младшая у Прохоровых – дочушка Глафира…
-В Вашу честь, Глафира Демидовна, – серьёзно сказал инженер Прохоров.
Как-то Глафира с Катериною Михайловной разговорились – сокровенно, по-женски. Глаша осторожно спросила:
- Не держишь ли сердца на меня, Катя?
Катерина Михайловна улыбнулась:
-В пояс кланяюсь тебе. За то, что ты – совсем девчонка! – тогда открыла глаза моему Владимиру Тимофеевичу. Он обо всём, без утайки, поведал мне.
Родычаться - на южнорусском наречии это слово означает поддерживать родственные отношения.
Дорогие читатели! Опубликовано окончание рассказа "Лампоносы" - второй части повести "Антрацит". Готовится к публикации третья часть повести. Автор от всей души благодарит вас - за добрые слова, за душевность и понимание. Надеюсь на наши новые встречи!
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10
Первая часть повести Третья часть повести
Четвёртая часть повести Пятая часть повести
Шестая часть повести Седьмая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)
