Света
Все процедуры пройдены. Все расписано. Предположения моего адвоката по поводу раздела имущества крутятся в голове. И будь моя воля, я бы отказалась сидеть здесь, но не могу. Я должна присутствовать на этом унизительном для нас всех заседании.
Зал суда я ненавижу уже по определению. Этот запах старого дерева, пыли и человеческого несчастья. Этот гулкий звук шагов по плиточному полу. Сегодня здесь решают, как поделить то, что уже давно расколото.
Адвокат Сергея пытается что-то доказывать, выкручиваться, но факты железобетонные. Есть банковские выписки, есть договор купли-продажи. Есть та самая квартира, которую мой бывший муженек, не моргнув глазом, купил своей любовнице. На наши с ним, кстати, кровные деньги. Часть из которых по закону мои. Которые заработала я. И я до сих пор поражаюсь, как он это все провернул. Как умудрился умыкнуть такую крупную сумму прямо у меня из-под носа.
Я сижу неподвижно и слушаю, как судья оглашает решение. Заветные слова звучат в тишине зала, но я чувствую не торжество, а ледяное, безразличное удовлетворение. Да, нашу совместную квартиру полностью оставят мне. Квартира, которую он купил Юле, так и остается ее, но он обязан выплатить мне разницу в стоимости квартир. Справедливость? Нет. Просто констатация. Он совершил ошибку, и теперь платит за нее. В прямом смысле слова.
Через полчаса напряжения я выхожу из здания, и осенний ветер бьет в лицо, срывая с деревьев последние листья. Я не оглядываюсь. Я просто прощаюсь с адвокатом и иду в свое убежище. В место, где я вновь начинаю дышать. В свою кондитерскую, которая уже почти готова к открытию. С каждым днем там остается все меньше дел и это не может не радовать.
— И как у нас тут обстоят дела? — спрашиваю у Миры, снимая пальто.
— Я закончила с этой стеной. Бригада доделала ту часть кондитерской, и… пожалуй все, — пожимает она плечами. — Как у вас все прошло? — ее взгляд мгновенно сникает. — Как там папа? Надеюсь, он пришел на заседание без своей… Юли?
— Он был один и даже ни разу не посмотрел в мою сторону. Кажется, в его глазах я меркантильная змея, которая позарилась на что-то сокровенное.
— Мам, не говори глупости. Ты имела на это полное право. Вы заработали на это вместе, так почему ты должна все отдавать ему и его…детям? Раз Юля такая прекрасная, то пусть и зарабатывает вместе с отцом.
— Ты права. Ладно, давай рассказывай, за что мне браться, — меняю тему, стараясь не думать о суде.
— С радостью! — выкрикивает она и тут же принимается рассказывать, что еще из нашего списка дел нужно сегодня завершить. И меня радует, что по большому счету остались лишь приятные моменты. Самые приятные.
Мы с ней отпускаем бригаду, как только они заканчивают и принимаемся распаковывать коробки с мебелью. Для сборки крупной мебели мы ждем сборщика, а вот стулья мы решаем собрать сами.
— Мам, а ты уверена, что мы не сломаем тут все, пока собираем?
— Будем надеяться, что пару болтов мы сможем прикрутить сами. Без помощи кого-то из мужчин, — смеюсь я, ловко закручивая гайку ключом из комплекта по сборке.
Пара часов смеха и безостановочной работы, и вот перед нами с Мирой стоит четыре стула. Идеальных. Именно таких, какие я выбрала сама.
— Я считаю, что еще недели три, и мы точно соберем остальные, — заваливаясь на пол, с улыбкой на лице говорит Мира.
— Ты права. С таким темпом мы будем очень долго ждать открытия.
— Это точно! Давай все же каждый будет отвечать за то, что умеет делать лучше всего. Ты будешь печь торты и десерты, а я буду мешаться у тебя под ногами, а сборщики будут собирать мебель.
— А без мешаться под ногами никак?
— Ну…, я думаю, что…, — она не успевает договорить, как дверь в пекарню открывается и на пороге появляется моя мать.
Она выглядит старше своих лет. Пальто помято, волосы выбиваются из-под платка. В руках она сжимает сумку, а ее пальцы белые от напряжения.
— Света…, — ее голос больше похож на хриплый шепот.
Я медленно моргаю, надеясь, что мне это привиделось, но она продолжает стоять именно там, где и стояла.
— Мама?
— Ей очень плохо, — начинает она сразу, без предисловий. Глаза умоляют, но в них нет раскаяния. Только привычная, изматывающая жалость. — Сергей… он почти не появляется дома, после всего... У нее не стало второго ребенка. Она больше не сможет иметь детей. Никогда. Врачи… они поставили ей бесплодие. Ни единого шанса. Она одна, с ребенком, без денег… Ты должна поговорить с Сергеем. Должна помочь им преодолеть эти трудности. Ты же сама знаешь, какого это, когда не можешь больше иметь детей. Ты прошла через этот ад. Ты должна помочь. Прошу тебя.
Я смотрю на нее. На эту женщину, которая даже сейчас защищает не меня, а ту, из-за кого наша семья рассыпалась как карточный домик.
— Нет, — говорю я тихо, но так, чтобы каждое слово прозвучало отчетливо. — Не должна. Я ни ей, ни своему мужу ничего не должна. И я им не помогу.
— Но как же?! — она делает шаг вперед, и в ее голосе слышны слезы. — Она же… она же мне как дочь! После того, как…
— После того, как что?
— После того, как ее мать погибла, спасая меня из той аварии, — заканчивает она хриплым голосом. Она говорит это вслух впервые. Раньше это была непроизнесенная тайна, витавшая в нашем доме призраком. — Я всю жизнь винила себя. Это моя вина. Если бы не я, то у Юли была бы нормальная жизнь. Она бы смогла стать любимым ребенком. Она бы познала что такое материнская любовь. Она мне как дочь. С того самого дня. Я должна была о ней заботиться.
— Заботиться, мам, это не значит, что ты должна была подкладывать ее под моего мужа. Ты не должна была создавать ей иллюзию семьи только потому, что мой муж оказался под боком. Раз у тебя была такая непреодолимая тяга к тому, чтобы устроить ее личную жизнь, ты могла найти ей другого мужчину. Не женатого. Не МОЕГО, в конце-концов! — мой голос срывается.
— Я понимаю, но, Сережа. Все же так хорошо сложилось. Он рядом. Он хочет детей, а она могла, понимаешь?
Она смотрит на меня, и по ее лицу катятся слезы. Но сейчас они не трогают меня. Слишком поздно.
— Знаешь, винить можно пьяного водителя, скользкую дорогу, злой рок. Кого угодно, но ты сама взяла на себя вину, которой по факту не было. Ты же не была виновата в той аварии? Ты стала лишь ее жертвой, которая почему-то решила, что, если выжила, должна взять на себя вину. За рулем была не ты? — она мотает головой. — Аварию устроила не ты? — снова отрицание. — Тогда это была вина того человека, который столкнулся с вами, или вина ее матери, которая не справилась с управлением. Я не знаю всех подробностей, но они и не важны. Тебе самой захотелось стать той, кто жертвует собой, своей семьей. И я бы поняла, если бы ты просто помогала Юле, но ты же предпочла действовать грязно. В угоду ей. Забыв про чувства родной дочери. Так что иди к ней сама. Помогай ей, как делала это всегда. Утешай ее. У меня нет для нее ни места, ни жалости.
Я разворачиваюсь и снова возвращаюсь к коробкам. Я больше не хочу собирать стулья, но так я хотя бы могу отвлечься. Занять руки. Переключить свое внимание. Я слышу, как за моей спиной тихо закрывается дверь.
И только когда ее шаги затихают за порогом, я позволяю рукам дрогнуть.
***
Больше двух месяцев. Они пролетели как один долгий, насыщенный, порой изматывающий день. День, который начинался в четыре утра с замеса теста на моей домашней кухне и заканчивался в стенах моей кондитерской.
Да, я не жалея себя работала на износ все это время. Брала заказы на дом, чтобы хоть как-то обеспечивать нашу с Мирой жизнь пока кондитерская еще не была запущена. Чтобы помогать ей с учебой. Чтобы в холодильнике всегда были продукты.
И, возможно, кто-то скажет, что на нее еще положены алименты. Так и есть. И суд даже назначил их. Вот только мы ни копейки так и не получили и я сомневаюсь, что получим в ближайшее время.
Но сегодня я стою в центре зала, и у меня перехватывает дыхание. Не от волнения, которое все же есть, и оно щекочет нервы легкой, приятной дрожью. А скорее от осознания. Оно накатывает горячей и плотной волной, сжимает горло и заставляет сердце биться чаще, словно пытаясь заглушить гул голосов. Это мое место.
Не во сне, не в мечтах, не на бумаге. Этот воздух, наполненный ароматом свежей выпечки, дорогого кофе и цветочных духов. Этот свет, мягкий и теплый, льющийся из латунных бра и отражающийся в глянце витрин. Эти улыбающиеся, разговаривающие, пробующие мои десерты люди. Они пришли ко мне.
“Сладкая жизнь” — гласит вывеска на моей кондитерской. Моя сладкая жизнь, о которой я так мечтала. Я медленно провожу взглядом по ажурным буквам на вывеске, видимой через огромное окно. Это название теперь не просто на документах. Оно парит в ночном воздухе, заявляя о себе всему городу.
Пространство, которое когда-то было пустым бетонным ящиком, холодным и безликим, теперь дышит, живет и говорит обо мне. Каждый стул, каждая подушка на уютном диванчике у окна — мой выбор, мое видение.
И витрины...
Моя гордость. За стеклом, подсвеченным мягким золотистым светом, выстроились в безупречном порядке мои детища. Идеальные эклеры с глянцевой шоколадной и ванильной глазурью, посыпанные золотыми блестками. Круассаны, чей многослойный срез виден как на ладони, хрустящие и воздушные. Мини-торты, каждый словно маленькое произведение искусства, напоминающее абстрактную картину. И в центре красуется мой коронный, мой самый личный десерт, “Северный ветер”. Нежный ванильный мусс, покрытый тончайшей хрустящей карамельной “ледяной” корочкой, а внутри кисло-сладкое, алое ягодное сердце. Я приготовила его специально для этого дня.
Зал полон. Гул голосов, сдержанный смех, мелодичный звон бокалов с игристым вином. Здесь собралась половина городской элиты. Я узнаю лица известных бизнесменов, пару телеведущих с утреннего канала, знакомого актера из популярного сериала. И я понимаю, что все это благодаря ей. Благодаря Кате, которая появилась в моей жизни так же внезапно, как и исчезла из нее несколько лет назад.
Я вижу, как она пробивается ко мне сквозь толпу. Такая сияющая, как новогодняя елка, в платье цвета ультрамарин, которое идеально оттеняет ее волосы. Рядом с ней уверенной походкой идет ее Александр. Импозантный, с военной выправкой, чье спокойное, уверенное присутствие само по себе говорит о статусе происходящего.
— Света! Светик! — ее голос звенит, перекрывая общий гул. Она протягивает руки, и я тону в ее объятиях, в облаке дорогих духов и безграничной, заразительной радости. — Я просто не могу в это поверить! Ты правда справилась. Твоя мечта. Боже! Она же теперь не просто мечта. Она реальность! Это грандиозно! Я же говорила! Говорила же тебе, что у тебя дар! Ты создала не кондитерскую, ты создала произведение искусства! Смотри! — она резко разворачивает меня, держа за плечи, и ее взгляд горящими угольками скользит по залу. — Все эти люди... они здесь ради тебя. Ради твоего таланта!
Эмоции переполняют меня изнутри. Глаза наполняются предательски горячими слезами, но я тут же моргаю, прогоняя их. Сегодня я не могу позволить себе плакать. Даже если это слезы радости.
— Кать…, — мой голос звучит хрипло, я сжимаю ее руки в ответ. — Если бы не ты... Если бы не ты и твое... твое сумасшедшее предложение, твоя вера... я бы до сих пор искала работу на кого-то, и свято верила, что это и есть мой потолок. Что я большего и не заслуживаю. Спасибо. Просто... спасибо. Я никогда этого не забуду.
Александр обнимает меня за плечи в дружеском, покровительственном жесте, и его прикосновение твердое и надежное.
— Поздравляю от всей души, Светлана. Честно говоря, даже мои самые оптимистичные прогнозы оказались скромными по сравнению с тем, что я вижу. Вы не просто оправдали ожидания, вы их превзошли. Олег, как всегда, оказался прав. Он изначально ставил на вас.
— Олег? — переспрашиваю я, удивленно поднимая бровь. — Вы его знаете?
И будто сама судьба слышит мой вопрос. Толпа расступается, и появляется он. Олег. Не в рабочей одежде, не с планшетом в руках, а в идеально сидящем строгом костюме темно-синего цвета, без галстука, с расстегнутой верхней пуговицей белоснежной рубашки. В его руках не пафосный букет, а утонченная, элегантная композиция из белых орхидей и серебристого эвкалипта. Она идеально вписывается в общую эстетику вечера.
— Отец Александра и мой отец — давние партнеры и друзья, — легко объясняет Олег, пожимая руку Александру. Его улыбка шире, чем обычно, и более раскованна. — Мир, особенно на вершине, оказывается очень тесным, но если вы подумали, что все это благодаря ему, то спешу вас огорчить. Я узнал о том, что вы являетесь подругой его спутницы, намного позже того дня, когда мы с вами подписали договор о взаимовыгодном сотрудничестве.
Я не успеваю ничего ответить. Он поворачивается ко мне. Его взгляд, обычно такой сконцентрированный, деловой и немного отстраненный, сейчас особенно мягкий. Он задерживается на моем лице, скользит по прическе, по простому, но, как я теперь понимаю, удачно выбранному черному платью, и в его глазах я вижу не просто одобрение партнера. Я вижу восхищение. Искреннее, мужское восхищение.
Он протягивает мне цветы.
— Поздравляю с открытием. С большим, настоящим открытием. Вы сегодня... неотразимы.
Обычно такие комплименты я пропускала мимо ушей. Но сейчас... Сейчас его слова падают не на привычный щит из недоверия и усталости. Они находят отклик. И я понимаю, что это не первый его взгляд такого рода. Просто раньше я была слишком ранена, слишком закрыта, чтобы это заметить. А сейчас... Сейчас я чувствую, как по щекам разливается легкий румянец, и мне... приятно. Очень.
— Спасибо, Олег, — я принимаю цветы, их прохлада приятно обжигает ладони. — Без вашей с отцом веры в этот проект, без вашего терпения к моему... упрямству, как вы правильно заметили, и вашей способности направлять мои идеи в нужное русло... ничего бы этого не было.
— Упрямство — это ваша сильная сторона, Светлана, — парирует он, и в его глазах вспыхивает знакомая деловая искорка, но на этот раз она смешана с чем-то теплым, личным. — Я это всегда ценил. Именно оно помогло вам не сломаться и довести все до совершенства.
Я чувствую чей-то взгляд и невольно поворачиваю голову. В нескольких шагах от нас, прислонившись к косяку двери в подсобное помещение, стоит Мира. Она наблюдает за нашей с Олегом сценой с присущим ей подростковым, немного отстраненным скепсисом. В ее руках тарелочка с “Северным ветром”, она методично, почти медитативно, доедает его маленькой вилочкой. Ее выражение лица непроницаемо.
Олег, заметив мой взгляд, оборачивается к ней. Он не говорит ничего пафосного. Он просто подмигивает ей, а затем указывает пальцем на ее тарелку с десертом и поднимает большой палец вверх с одобряющей, почти заговорщической улыбкой. И я вижу это. Вижу, как скепсис в ее глазах тает, сменяясь легкой растерянностью, а потом уголки ее губ нехотя ползут вверх в почти неуловимой, но для меня такой яркой улыбке.
Она тут же отводит взгляд, делая вид, что рассматривает узор на полу, но сделанного не вернуть. Лед тронулся. И для меня в этот момент ее одобрение значит больше, чем одобрение всей этой блестящей, влиятельной толпы.
Олег снова поворачивается ко мне. Его взгляд снова становится серьезным, но тепло в нем не угасает.
— Наслаждайтесь вечером. Вы заслужили этот праздник сполна. Каждую его минуту. А завтра, — в его глазах снова вспыхивает знакомый деловой огонек, на этот раз твердый и уверенный, но все так же смешанный с обещанием чего-то большего, — обсудим первые итоги, отзывы и, возможно, планы на расширение. Думаю, у нас все только начинается.
Он еще раз легко кивает мне и отходит, чтобы поприветствовать других гостей, легко вливаясь в их круг.
Я остаюсь стоять. Держу в руках цветы, смотрю на свою дочь, которая теперь смотрит на Олега уже без прежней неприязни, чувствую на себе восхищенные взгляды гостей и слышу гул голосов, в котором то и дело проскальзывает мое имя и слова восторга.
— Сашенька, милый. Пойди и ты поприветствуй своих знакомых. Я хочу немного поболтать со Светой наедине, — Катя ненавязчиво, но уверенно выпроваживает своего мужчину, вызывая у меня улыбку. Он весь из себя влиятельный и уверенный, с легкостью подчиняется просьбе Кати и уходит.
— Зачем ты так с ним?
— Ему полезно пообщаться со своим окружением. Лучше скажи, что там у тебя с этим Олегом? Давай, выкладывай как есть. У вас отношения?
Я чувствую, как мои щеки начинают гореть. Взгляд автоматически улавливает его среди гостей. Мы встречаемся, и я невольно отвожу глаза в сторону.
— Мы не встречаемся с ним в том смысле на который ты намекаешь, и пока об этом даже не идет речи.
— Хочешь сказать, что он тебе еще не признался в своей симпатии? — она округляет глаза, словно в ее голове я должна была уже выйти за него замуж.
— Кать, я пока не совсем готова. У меня только случился развод. Я хоть и начала жить дальше, но у меня в груди постоянное чувство, что вокруг ложь. Что я не могу никому доверять, — честно признаюсь я, прижимая к себе букет цветов.
— А ну прекрати! Посмотри на меня, — она хватает меня за плечи. Слегка встряхивает. — Еще скажи, что теперь ты поставишь крест на своей личной жизни?!
— Я…
— Не смей! Даже не думай говорить мне о том, что ты не готова и всю эту чепуху. Посмотри на себя. Оглянись вокруг. Видишь?
Я скольжу взглядом по залу, но не понимаю, к чему она клонит.
— Божечки, не думала я, что твой случай будет настолько запущенным. Открой глаза, Свет. Посмотри, как на тебя смотрят мужчины. Внимательно посмотри.
Я делаю то, что она говорит, и действительно замечаю нечто странное. Мужчины, правда, смотрят в мою сторону. Не с сочувствием, не с жалостью. Они смотрят на меня как на женщину. На красивую женщину и от столь пристального внимания становится не по себе.
— Это просто жест вежливости, — отмахиваюсь я, отказываясь верить в ее слова.
— Нет, Свет. Это говорит о том, что ты привлекательна. Ты уверенная в себе. У тебя на лице написано, что ты не пустышка, а та, кто знает себе цену, и поэтому в них включается режим хищника. Они охотятся, потому что знают, что добыча не будет легкой.
— Откуда ты этого нахваталась? — я поворачиваюсь к ней и вижу, как на ее лице появляется уверенная улыбка.
— Просто я часто бываю с Сашей на всяких подобных вечерах. И поверь мне на слово. Он не спускает с меня глаз не потому что не доверяет, а потому что знает, что здесь есть те, кто готов с ним сразиться за меня.
— И причем тут я?
— При том, что если ты откроешь свои глазки, то увидишь, что и Олег не спускает с тебя глаз. Он постоянно контролирует тебя. Смотрит за тем, кто к тебе приближается. И я с уверенностью могу сказать, что у него на тебя огромные планы.
Я смотрю в его сторону. Замечаю тот самый взгляд, о котором говорит Катя. Может ли она быть права или это плод ее воображения? А если права, то готова ли я к тому, чтобы снова позволить себе чувствовать? Открыться? Показать настоящую себя?
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Нам не по пути", Наталья Ван ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 ️ | Часть 9 | Часть 10 ️| Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 ️| Часть 16 | Часть 17 | Часть 18 | Часть 19 | Часть 20 | Часть 21 | Часть 22 | Часть 23 | Часть 24
Часть 25 - продолжение