Света
Рабочий день начинается непривычно тихо. Обычно утром в кондитерской стоит весёлый гомон — девочки делятся новостями, смеются, включают музыку. Сегодня ничего такого нет. Все двигаются осторожно, говорят вполголоса, бросают на меня быстрые, скользящие взгляды. Я чувствую себя экспонатом в музее под названием: “Жена, которую бросили, променяв на ту, что поплодовитей”.
Я не подаю вида. Надеваю фартук, мою руки, подключаю все необходимое к питанию. Миксер крутит. Гул машины заглушает тягостную тишину. Я погружаюсь в привычные движения: отмерить муку, просеять, взбить масло с сахаром до белой пены. Это моя медитация. Мой якорь в бушующем море.
Лидка пытается пару раз завести разговор о чем-то отвлеченном — о новом сериале, о погоде. Я отвечаю односложно, но вежливо. Вижу, как она переглядывается с Ирочкой. Они не знают, как себя вести. Жалеть? Делать вид, что ничего не случилось? Я и сама не знаю. Я просто продолжаю, жить как и раньше. Делать вдох, а следом выдох. И пусть пока все в груди болит, но я знаю, что это не вечно.
После обеда Анна Викторовна вызывает меня к себе.
— Садись, Свет, — она указывает на стул напротив. — Как ты?
— В порядке, — отвечаю я, глядя куда-то мимо её плеча.
— Не ври. Я знаю, что такое не проходит бесследно, но... ты определенно выглядишь лучше. Да и держишься хорошо для такого удара. Не такая серая. Даже румянец появился.
Я непроизвольно касаюсь щеки. Пудра. Просто хорошая пудра.
— Спасибо, — бормочу я.
— Помирились? — она пристально смотрит на меня, и в ее взгляде я вижу какую-то странную надежду. Будто после такого можно взять и “помириться”. А куда, простите, я должна деть его ребенка? А вторую беременность его...?
Я качаю головой, глядя в окно на серое небо.
— Нет. Это исключено. Я просто... приняла все как есть. Да и решение уже есть. Я подала на развод.
Анна Викторовна вздыхает, качает головой, но не осуждает.
— Ну, раз приняла... Значит, так надо. Работа — лучшее лекарство. Уходи в неё с головой. Я тебе говорю это не только как твоя начальница, которая, конечно же, мечтает о том, чтобы ее сотрудницы работали не покладая рук. Но и как обычная женщина, которая понимает, какой это удар.
Я киваю и возвращаюсь в цех. К вечеру напряжение понемногу спадает. Девочки начинают говорить чуть громче, смеяться. Ко мне уже не относятся как к хрустальной вазе.
Перед самым концом смены Лидка задерживается и помогает мне вымыть мои формы.
— Ну как ты? Правда, что решилась на развод? Прям, окончательно и бесповоротно? — спрашивает она тихо, но без всяких церемоний. В женском коллективе ничего не утаишь и я даже не удивлена ее вопросу.
Я откладываю губку, смотрю на неё. И вдруг чувствую, как на моих губах появляется улыбка. Не веселая, не счастливая, но настоящая.
— Всё хорошо, Лид. Правда. Подумаешь, развод. Как там говорят? Мужики, как трамвай. Ушел один, придет другой?
Она смотрит на меня с лёгким недоверием, но кивает.
— Ладно. Сделаю вид, что правда верю в твою беззаботность. Держись. Если что — я рядом. А что до мужиков… Знаешь, иногда без них только спокойнее. Ни стирать не надо, ни готовить тазиками, чтобы накормить, — подмигивает она с легкой улыбкой на лице.
Я заканчиваю с уборкой рабочего места и наконец выхожу на улицу. Вечерний воздух холодный, свежий. В груди по-прежнему пожар, тлеющие угли обиды, боли, предательства. Но теперь я не даю им разгореться. Я засыпаю их работой, рутинной, необходимостью жить дальше.
Я полностью отдаю себя делу. Каждый крем, каждый корж, каждый декор — это шаг вперёд. Шаг прочь от той женщины, которая три дня рыдала на диване. Шаг к новой, пусть и одинокой, но своей жизни.
По дороге домой заскакиваю в аптеку. Покупаю себе легкое снотворное. Сегодня я высплюсь за все дни. А завтра снова приду на работу. Буду месить тесто, взбивать крем, украшать торты. Пока боль не утихнет. Пока новая жизнь не перестанет казаться такой пугающей.
Пока я сама не поверю в то, что всё будет хорошо.
Телефон на столе вибрирует снова и снова, подпрыгивая и издавая глухой, навязчивый гудок. Он не умолкает уже второй день. Я смотрю на экран, и каждая новая всплывающая строка в мессенджере от “Сережа” отзывается острым физическим уколом под ребра.
Сережа. 09:15:
“Свет, давай просто поговорим. Обсудим нашу дальнейшую жизнь. Ты всё хорошенько обдумала? Может, мы еще сможем всё исправить?”
Будто нам есть что еще обсуждать. По мне и так все куда яснее ясного.
Сережа. 09:17:
“Развод... Это так необходимо? Прям окончательно? Неужели двадцать лет совместной жизни?”
Сережа. 09:30:
“Свет, хватит игнорировать. Ответь на мои сообщения. Чего ты вообще добиваешься этим спектаклем?”
Сережа. 10:05:
Может, обойдемся без всего этого цирка? Без судов, без адвокатов, без бумаг? Мы же взрослые люди.”
Я иду на работу, зажав телефон в руке, так что пальцы немеют. В голове — полная каша, винегрет из гнева, обиды и какой-то дикой, животной усталости. Всего два дня прошло с момента, как я подала заявление, а он словно с цепи сорвался.
Раньше неделями пропадал на своих “дежурствах”, не находя и минуты чтобы позвонить, а теперь, кажется, у него нет других дел, кроме как терроризировать меня днями и ночами напролет.
Находясь в крайне нервном состоянии, сразу принимаюсь за работу. Девочки все прекрасно видят и стараются меня не трогать, но…
— Свет, передай, пожалуйста, сливки, — голос Ирочки звучит прямо у меня за спиной, заставляя вздрогнуть.
Я резко оборачиваюсь.
— Возьми сама! У меня что, руки заняты только тем, чтобы тебе всё подавать?!
Слова вылетают резко, зло, прежде чем я успеваю их обдумать. Ирочка отшатывается, как от удара, её глаза округляются от непонимания и обиды. Мое собственное поведение отдается во мне самой горьким привкусом стыда.
— Прости, Ир, — я сжимаю переносицу, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Вот, держи. Я просто... Я не выспалась. Устала.
— Всё в порядке, — она натянуто улыбается, берёт упаковку из моих рук, но избегает моего взгляда.
Я вижу, как она отдаляется, и внутри всё сжимается от досады. Ещё бы. Я бы отреагировала точно так же. Мне вот только не хватало еще испортить отношения с коллегами, которые стали почти семьей из-за этого... этого человека.
В обеденный перерыв я выскальзываю на улицу. Прохладный осенний воздух бьет в лицо, обжигая легкие, но хоть немного прочищает голову. Делаю несколько глубоких, прерывистых вдохов. Становится чуть легче. Прямо сейчас, в эту секунду.
Пока телефон в кармане не оживает снова, противно вибрируя о бедро. Я не глядя вытаскиваю его. “Сережа”. Опять.
— Да чтоб тебя совсем! — вырывается у меня громкий, резкий крик, заставляющий пару прохожих обернуться.
Я сжимаю аппарат в руке, прижимаю его к уху и, отвернувшись к холодной кирпичной стене, шиплю в трубку:
— Что тебе нужно? Чего ты добиваешься? У хирургов что, вся работа перевелась? Оперировать некого, вот и решил, что мои нервы — последний рубеж, который тебе нужно взять?
— Света, — его голос в трубке звучит глухо, устало, но с той же неприступной настойчивостью. — Просто выслушай. Я хочу, чтобы ты еще раз подумала. Взвесила всё. Зачем нам этот развод? Зачем этот цирк? У нас ведь возраст. Нам не по двадцать лет. Ладно, я, у меня…, — он запинается, слышно, как он сглатывает, — у меня есть Юля. И маленький ребенок. И скоро второй будет. А ты? Я же о тебе думаю. Искренне. Как ты будешь одна? В пустой квартире? Одна встретишь старость? Послушай меня хоть раз и...
Во мне что-то закипает, поднимается по горлу горячей, едкой волной.
— Я лучше буду ОДНА, чем с человеком, который ИЗМЕНИЛ с моей сестрой, пока я верила в его “дежурства”, Сережа. Я смотрю ты теперь вдруг воспылал ко мне внезапной, острой жалостью?! Хватит! Прекрати звонить, писать! Отстань! Оставь меня в покое.
— Света, подожди, может, ты просто не в себе... Может...
Я не слушаю. С силой тыкаю в экран, скидывая вызов, а затем с той же яростью зажимаю кнопку выключения, пока экран не гаснет окончательно. Хотя бы до конца рабочего дня. Хотя бы на пару часов тишины. Мне нужно просто доделать торт. Просто дожить до вечера.
Возвращаюсь в цех. Берусь за последний заказ. Свадебный торт на завтра. Двухъярусный, ослепительно белый, с нежнейшими кремовыми розами, каждая из которых — это часы работы, и тончайшая ажурная сахарная вязь, которую я делаю почти с закрытыми глазами, на мышечной памяти.
Я вкладываю в него всю свою ярость, всю боль, всю растерзанную душу. И он получается... идеальным. Хрупким и невероятно сильным одновременно. Таким, какой хочу стать и я сама.
Стою, смотрю на него. Да. Это похоже на меня. На ту меня, которая горела этим делом, которая жила им, а не тлела в тени несчастливого брака. Я возвращаюсь к себе. По крупицам. Через боль. Через эти дурацкие звонки.
— Воу! — Анна Викторовна собирается уходить домой и замечает меня. — Можно ли сказать, что наша дорогая Света вернулась? — смеется она и подходит ближе. Рассматривает торт. Крутит его на подставке.
— Конечно, можно. Разве нет? — не могу оторвать взгляд от своего шедевра. Он правда прекрасен.
— Ну, поздравляю. Я рада, что ты так быстро собрала себя по частям. Умница. До завтра.
— До завтра, — отвечаю ей, а руки уже убирают торт в холодильник с такой трепетной нежностью, что на душе становится легко.
С работы выхожу одной из последних. И у подъезда меня встречает... он. Стоит, засунув руки в карманы пальто, плечи подняты от холода и нервного напряжения.
— Свет, — начинает Сережа, едва я приближаюсь, делая шаг навстречу.
Я останавливаюсь, не скрывая раздражения.
— Сергей. Я сказала всё, что хотела. Бумаги уже поданы. Ты сказал, что готов разойтись полюбовно. Что готов пойти на контакт. Давай не будем усложнять и без того сложный процесс.
— Света, я всё решу с Юлей, — перебивает он, и в его голосе звучит какая-то отчаянная, нездоровая решимость. — Мы расстанемся. Официально. Всё будет как прежде. Я вернусь к тебе и к Мире.
Я замираю и смотрю на него, как на полного незнакомца. Как на сумасшедшего, потерявшего связь с реальностью.
— Как именно ты все решишь? — мой голос звенит от холодной ярости. — Уточни, пожалуйста, мне интересно. У тебя же с ней теперь график: понедельник, среда, четверг — вторая семья. А ко мне — вторник, пятница, суббота? А воскресенье как будем делить? Жребием? Дракой? Или ты будешь разрываться на части, бегая между двумя домами, двумя женами, двумя... нет, уже почти тремя детьми? Это и есть твоё “решение”? Это то, что ты предлагаешь?
Он молчит, смотрит на меня потерянно, будто не понимая, чего я от него хочу.
— Я не прощу тебя, Сергей. И не приму. Никогда. Ты сделал свой выбор тогда, когда впервые лег с ней в одну кровать.
Я резко обхожу его и иду к подъезду, не оглядываясь. В квартиру, которая теперь только моя. В тишину, которая теперь моя единственная спутница.
И да, это одиноко. И страшно. Но это в миллион раз лучше, чем быть всего лишь “одной из”.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Нам не по пути", Наталья Ван ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7
Часть 8 ️- продолжение