— Мам, что все это значит? — Мира хватает меня за руку, когда мы остаемся одни в нашей крохотной кухне. Ее пальцы холодные от стресса. Привычная реакция ее организма.
— Самой хотелось бы знать.
Все внутри меня сотрясается. Мне не показалось. Не привиделось и слова дочери это подтверждают.
— Вот, возьми, — я отрешенно протягиваю ей салатницу, но Мира не берет ее. Смотрит на меня глазами, полными недоумения, и не моргает.
— Мама, я все еще хочу верить в то, что мы придумали то, чего нет. Ну, это же наша Юля. Она бы не смогла. И папа… он… он бы так не поступил с тобой.
— И я хочу в это верить, Мира, — отвечаю, но прекрасно понимаю, что это не так. — Давай вернемся.
Я возвращаюсь за стол. Гости беззаботно болтают, но то и дело осторожно поглядывают в мою сторону. Они тоже заметили это? Или знали? Натянуто улыбаюсь всем, пока в груди зияющая дыра.
Бокал в моей руке становится влажным от конденсата. Я ставлю его на стол, оставляя мокрый круг на идеально выглаженной скатерти. В гостиной пахнет свежими розами, жареной уткой и детским шампунем, который я не покупала. Этот сладковатый запах въелся в одежду Сергея уже довольно давно, но только сейчас я понимаю почему.
— Папа! — снова раздается детский голосок, и мой желудок сжимается в тугом спазме.
Сергей берет ребенка на руки с такой естественностью, которая режет мне душу. Его пальцы, привычные к хирургическим инструментам, так уверенно поддерживают маленькую спинку.
Я видела эти же руки, держащие нашу Миру совсем младенцем, семнадцать лет назад. Только тогда на его лице не было этой странной смеси вины и… нежности.
— Ой, опять! — Юля бросает мне быстрый взгляд, но ее голос звучит натянуто. Она поправляет складки платья на своем округлившемся животе, и это движение кажется мне слишком демонстративным.
— Викуля, солнышко, давай к маме. У тебя уже глазки слипаются, — мягко говорит она и девочка послушно перебирается к ней. Устраивается на диване и прикрывает глаза.
Мира стоит рядом со мной, ее пальцы нервно перебирают край нового платья. Я вижу, как дрожит ее подбородок, как она кусает губу, точь-в-точь как в детстве, когда пыталась не заплакать.
Гости продолжают веселиться, но атмосфера уже изменилась. Шампанское в моем бокале давно выдохлось, пузырьки осели, оставив после себя плоский, кисловатый вкус. Я машинально подношу бокал к губам, просто чтобы чем-то занять руки.
Сергей слишком часто бросает взгляды в сторону Юли. Его смех звучит громче обычного, неестественно. Он рассказывает какой-то анекдот, но его глаза бегают по комнате, останавливаясь на спящем ребенке, потом на Юле, потом мельком на мне.
— Мама, ты стала совсем бледная? — Мира берет меня за локоть. Ее пальцы холодные, несмотря на жару в комнате. — Может, приляжешь?
Я качаю головой.
— Все хорошо, дорогая. Просто устала с утра готовить.
Но это не усталость. Это что-то другое. Что-то, что ползет по спине холодными мурашками, когда я вижу, как Сергей поправляет одеяльце на ребенке. Как он машинально проверяет, не жарко ли ей, прикладывая ладонь ко лбу, точно так же, как делал с Мирой, когда она болела.
Вечер тянется мучительно долго. Каждый смех, каждый звон бокалов режет слух. Я ловлю себя на том, что считаю, сколько раз Сергей подошел к ребенку. Сколько раз их взгляды с Юлей пересеклись. Сколько раз Мира тревожно посмотрела в мою сторону.
Когда гости начинают расходиться, ребенок уже крепко спит, свернувшись калачиком на диване. Сергей осторожно берет его на руки, и в этот момент я вижу что-то в его глазах. Что-то такое, чего я никогда не видела, когда он смотрел на Миру.
— Светик, ты не против, если я уложу ее у вас в комнате? — Юля стоит слишком близко к Сергею, и я замечаю, как ее рука на секунду касается его предплечья.
Глупость. Этого просто не может быть. Я все себе напридумывала. Это мои личные комплексы из-за того, что я не смогла так легко забеременеть вторым малышом.
— Не против. Ребенку не место в таком шуме, — отвечаю, чувствуя, как сердце ускоряет свой ход.
— Я отнесу, — тут же говорит Сергей, и в его голосе звучит что-то новое, какая-то защитная нотка.
Мира хватает меня за руку, когда они уходят.
— Мам... я не понимаю. Это же… мам, этого же не может быть, — ее голос дрожит. Я вижу, как широко раскрыты ее глаза, как учащенно бьется жилка на шее. Моя девочка совсем не глупая. Она чувствует то же, что и я, только я всячески стараюсь отогнать от себя эти мысли.
— Как бы я хотела в это верить, — шепчу я, и мои ноги сами несут меня к спальне.
Дверь слегка приоткрыта, словно кто-то специально не закрыл ее до конца, а за ней доносится шепот:
— Юль, ты совсем рехнулась? Зачем ты приехала? Могла же сказать, что занята! А если она все поймет? — Сергей шепчет резко, и в его голосе слышится страх, которого я никогда раньше не слышала.
— Сереж, а чего ты боишься? У нас второй малыш скоро родится, а ты и с первым видишься только по графику. Понедельник, среда, четверг. Этого мало, ты же понимаешь? Вика скучает по тебе. Спрашивает, когда вернется папа. Что я должна придумывать каждый раз? Она становится старше и начинает все осознавать, — Юля говорит это с такой уверенностью, что у меня перехватывает дыхание.
Понедельник, среда, четверг. Именно те дни, когда мужа “оставляют на дежурства”.
— Это твои дети, Сережа. Твоя жена. Давай ты уже решишь с ней все вопросы. Я устала быть на втором плане. Твоя дочь выросла, а наша еще совсем малышка. Ей нужен отец. А твой сын? Ты подумал о нем?
Я отступаю на шаг назад, натыкаясь на Миру. Ее лицо белое, как мел. Она все слышала. Точно так же, как и я.
Бокал выскальзывает из моих рук и с дребезгом разбивается о пол. Звон бьющегося стекла разносится по квартире, и в этот момент дверь полностью распахивается. Мы стоим лицом к лицу — я, Мира, Сергей и Юля. В воздухе повисает тяжелое молчание.
Из гостиной доносятся голоса оставшихся гостей. Их смех звучит так нелепо, так неуместно в данной ситуации.
Сергей делает шаг вперед.
— Света, я...
Но слова застревают у него в горле. А я смотрю на этого человека. На моего мужа, уже как двадцать лет, и понимаю, что совсем его не знаю.
Пол подо мной будто уходит вниз. Я чувствую, как холодная волна поднимается от живота к горлу, оставляя после себя ледяное онемение. Но мое лицо — непроницаемая маска спокойствия. Двадцать лет брака научили меня скрывать эмоции лучше любого актера.
— Мама, — Мира обнимает меня со спины, и ее пальцы впиваются в мои плечи. Я чувствую, как она дрожит. Моя взрослая, почти независимая девочка, которая минуту назад смеялась за праздничным столом, сейчас трясется как ребенок. — Мама, дыши... Пожалуйста, дыши...
Я киваю, делаю глубокий вдох. Где-то в глубине сознания отмечаю, что воздух пахнет шампанским, чем-то детским, горьким, незнакомым. Страхом. Предательством.
Сергей делает шаг вперед. Юля первая нарушает тишину.
— Ой, Светочка, мы просто…, — ее голос звучит фальшиво-весело, но я вижу, как ее пальцы судорожно сжимают край кофточки.
— Света, Мира, что вы здесь делаете? — голос мужа звучит фальшиво, как плохая пародия на заботливого отца. Глаза бегают между нами и дверью, за которой еще остались гости. Даже сейчас он все еще надеется сохранить лицо. Все еще верит, что может успеть и туда, и сюда.
— Говори, — мой голос звучит странно ровно. — Мы слушаем. Расскажи нам о своем… своих, — исправляюсь, опуская взгляд на живот Юли. — Расскажи нам о своих детях, Сережа.
Сергей делает шаг вперед, его руки дрожат.
— Света, давай поговорим позже… не сейчас. Немного позже. Когда гости разойдутся. Сегодня праздник. День рождения Миры. Давай не будем его портить? Я понимаю, как все выглядит, но…
Мира взрывается, не давая ему договорить. Ее слезы летят брызгами, когда она резко поворачивается к отцу.
— Папа! Ты хоть понимаешь! Это был первый чертов день рождения в кругу семьи за последние годы! Первый раз, когда ты не сбежал на “срочную операцию”! И ты... ты…, — ее голос срывается, руки сжимаются в кулаки. — Ты его испортил! Все испортил! Благодаря тебе я буду ненавидеть свой собственный день рождения до конца своих дней!
Сергей протягивает руку, но мы с Мирой одновременно отшатываемся.
— Проваливай, — звучит наш дуэт. Ее голос звонкий, сдавленный слезами. Мой — тихий, мертвый.
Юля в это время с полным спокойствием собирает вещи, прижимая к себе проснувшегося ребенка. Малышка хнычет, не понимая, почему праздник так внезапно закончился. Я вижу, как Сергей косится в их сторону, и в его взгляде тревога, растерянность, но... Кроме этого, есть еще что-то еще. Что-то теплое. То, чего я не видела в его глазах, когда он смотрел на нас с Мирой, уже давно.
— Я все объясню, — бормочет он, но его глаза снова бегут к двери, где остались коллеги, друзья, наша общая жизнь. Он буквально разрывается на части, и это зрелище одновременно отвратительное и жалкое.
Мира плачет. Не тихо, не красиво. Ее слезы текут ручьями, нос краснеет, голос прерывается.
— Я не хочу тебя видеть, папа. Уходи. Просто... уходи отсюда.
Я обнимаю дочь, чувствуя, как колотится ее сердце, как учащенно она дышит. Мои пальцы автоматически гладят ее волосы. Так же, как когда она была маленькой и пугалась грозы. Но сейчас я не могу сказать, что все будет хорошо. Потому что не знаю. Впервые в жизни не знаю.
Сергей стоит перед нами, его дорогой костюм, который я выбирала к юбилею клиники, теперь кажется пошлым фарсом.
— Я... Света, я вернусь завтра. Мы все обсудим и…
— Пап, значит, это правда?! — голос Миры внезапно срывается. Я слышу в нем столько боли, что ощущаю ее практически на физическом уровне. — Это... это твой ребенок?! Нам с мамой не показалось.
Юля нервно поправляет волосы. Смотрит на мою дочь, и я готовы закрыть ее собой, только чтобы их взгляды не пересекались. Чтобы эта стерва не причинила еще больше боли моей дочери.
— Мирочка, дорогая, давай не будем…, — вмешивается Юля. — Мы же с тобой так хорошо общались раньше. Давай не будем портить эту традицию.
— Не смей так называть мою дочь! — рычу я, выступая вперед и впервые за вечер вижу испуг в глазах Юли.
Сергей протягивает руку к Мире.
— Дочка, я могу все объяснить...
Но она отшатывается, как от огня.
— Не трогай меня! Ты... ты…, — ее дыхание сбивается, по щекам текут слезы. — Как ты мог?! Мама… она же…
— Уходи, — говорю я все так же тихо. Все так же мертво. — Забирай свою… любовницу и уходи, пока я не спустила ее с лестницы.
Муж тяжело вздыхает. Он знает, что я не шучу. Знает, что я могу это устроить. Он смотрит на меня, на Миру, потом поворачивается к Юле и берет вещи их ребенка. Привычно. Так, как-будто делает это всегда.
Дверь за ними закрывается, и все превращается в сплошной шум.
— Светик, а ты чего это… Батюшки, как же так? — кто-то из родственников выходит к нам, обращает внимание на разбившийся бокал у моих ног, но сегодня разбился не только он. Разбилась вся моя жизнь. Разлетелась на сотни осколков. — Вот, держи новый, а я тут сейчас все быстренько уберу. Мира, солнце, где у вас веник?
— Т-там, — пересохшими губами шепчет она.
Я смотрю на свое отражение в бокале. Бледное лицо, слишком плотно сжатые губы, глаза... Боже, в моих глазах столько боли, что я отворачиваюсь.
Бокал летит в стену с глухим звоном. Хрусталь рассыпается на тысячи осколков, как наши с Сергеем мечты, как мои надежды, как его клятвы.
— Ой, Светик. Ты чего сегодня такая неловкая? — раздается голос родни, но он доходит до меня как сквозь вату.
— Мама, — Мира прижимается ко мне, и я чувствую, как моя взрослая, независимая дочь, вдруг снова стала той маленькой девочкой, которую нужно защищать. — Что мы будем делать?
Я крепче обнимаю ее, целую в макушку. Впервые за вечер слезы подступают к моим глазам, но я их не выпускаю. Не сейчас. Сейчас я нужна Мире. Я должна стать ее опорой и поддержкой. А я… я дам волю своим эмоциям, но позже.
— Не знаю, солнышко, но мы справимся. Обязательно справимся.
За окном хлопает дверь машины, слышен рев двигателя. Я не подхожу к окну. Не смотрю вслед. Потому что знаю, что он не оглянется. Он уже сделал свой выбор. Давно сделал.
— Праздник окончен, — рвано шепчет моя дочь, когда мы возвращаемся в комнату. Несколько пар глаз поворачиваются в нашу сторону с каким-то странным пониманием. Будто все родственники знали правду, и только я и моя дочь оставались в неведении.
Они не спорят. Ничего не спрашивают. Все как один молча поднимаются, собирают свои вещи и оставляют нашу квартиру. В немом молчании. В полной тишине.
Дверь за последним гостем закрывается, и я внезапно чувствую себя опустошенной. Мы садимся на полу среди осколков хрусталя, осколков нашей прежней жизни.
Мира всхлипывает у меня на плече. Я глажу ее по спине, напеваю песенку, которую пела ей в детстве. И понимаю — теперь мы только вдвоем. Только я и моя дочь.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Нам не по пути", Наталья Ван ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 3 - продолжение