Света
Кабинет Анны Викторовны пахнет кофе и старой бумагой. Она указывает мне на стул, а сама садится напротив. Заваленный бумагами стол между нами как баррикада.
— Света, я вижу, что ты сама не своя. Мы работаем вместе не первый год. Давай начистоту, что случилось? — ее голос мягкий, но в глазах деловая хватка. — Ты вся на нервах. Только вышла на работу после выходных, а уже как в тумане. Это заметно невооруженным глазом и совершенно на тебя не похоже. Ты всегда сосредоточена и сконцентрирована.
Я опускаю голову, перебирая складки на фартуке. Мука осыпается на пол мелкими белыми пятнами.
— Всё нормально, — бормочу я. — Просто устала. День рождения дочери выдался не из легких.
— Не ври мне, — она качает головой. — Мы вместе работаем больше десяти лет. Ты была первой, кого я приняла на работу. И я вижу, когда у человека всё “нормально”, а когда он на грани. Ты сегодня соль вместо сахара чуть не насыпала в заказ на годовщину, а там не простые люди. Ты представляешь, что бы произошло, если бы я не проверила?
Я молчу. В горле снова тот самый ком.
— Свет, ты же понимаешь, — она вздыхает, — я не могу допустить тебя до работы в таком состоянии. Кондитер — это не просто профессия. Это ответственность. Что, если ты перепутаешь ингредиенты и добавишь что-то в гипоаллергенный торт? Или, не дай Бог, нож в торте забудешь? Ты представляешь какой нас будет ждать скандал? Наше имя на слуху. Мы не можем так рисковать.
Слёзы наконец прорываются наружу. Я отворачиваюсь, пытаясь их смахнуть, но они текут ручьём, оставляя на щеках белые дорожки от муки.
— Давай так, — говорит Анна Викторовна, протягивая мне коробку салфеток. — Я пока прикрою тебя. Даю тебе еще три дня. Три дня на то, чтобы разобраться со своими проблемами. Привести себя в порядок. Потом возвращаешься, и я должна видеть тебя, а не твой призрак. Договорились?
Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.
— Хорошо. Сегодня заканчивай с основой для торта на годовщину и передавай остальное девочкам.
Выхожу из кабинета, стараясь не смотреть ни на кого. Но девочки уже тут как тут. Лидка, Аня — они все смотрят на меня с таким участием, что становится не по себе.
— А ну, иди сюда! — Лидка хватает меня за рукав и усаживает на стул у большого деревянного стола, где мы обычно собираемся на перерывы. — А ну, выкладывай. Мы тут не чужие. Столько всего вместе прошли. Что стряслось?
Они окружают меня плотным кольцом. Их лица — добрые, встревоженные. И я не выдерживаю. Слова, как прорвавшая плотину вода, вырываются наружу. Я рассказываю абсолютно всё. Про Юлю. Про ребёнка. Про второго ребенка. Про то, как Мира теперь меня ненавидит. Про то, что я три дня сплю на диване, а мой муж, скорее всего, в постели у моей сестры.
Говорю, задыхаясь, срываясь на крик, потом переходя на шепот. Потому что слова требуют выхода. Потому что в груди всё сжимается до боли. Потому что мне надо это выплеснуть, кому-то рассказать, пусть осудят, пусть скажут, что дура, но мне нужно это сказать. Высказаться, чтобы все, что сидит внутри, перестало меня пожирать.
Я договариваю, и в кондитерской повисает гробовая тишина. Я жду всего, но никак не того, что девочки буквально разделятся на два лагеря.
Лидка хлопает ладонью по столу, отчего подпрыгивают формочки для кексов.
— Всё! Хватит! Немедленно к юристу! Подавать на развод и делить всё, что можно поделить! А этого... забыть, как страшный сон! Да чтобы он со своей любовницей и их незаконнорожденными детьми к тебе на порог не смел являться!
Но Ирочка, которая наконец-то оторвалась от коржей и слышала всё, качает головой.
— Лида, не горячись. Света, дорогая, все мы люди. Все ошибаются. Ну погулял мужчина, подумаешь. Ты же знаешь, как он детей хотел. А ты не могла. Вспомни, сколько ты мне про это говорила. Так считай, они за тебя работу сделали. У тебя же теперь есть Мира, и всё хорошо. А ему нужны наследники. Считай, все в плюсе.
Я смотрю на них — на этих двух сильных, умных женщин, которые вдруг стали говорить на абсолютно разных языках. И понимаю, что не могу принять ни одну из этих точек зрения. Ни яростное осуждение Лиды, ни циничное примирение Иры.
Потому что где-то там есть моя дочь, которая разрывается между любовью к отцу и ненавистью ко мне. Потому что где-то там мой муж, который, возможно, сожалеет. Потому что предательство — это не математическая задача, у которой есть одно правильное решение.
— Я... я не знаю, — тихо говорю я. — Мне нужно время.
Лидка обнимает меня за плечи.
— Правильно, Свет. Время. Тебе нужно время, чтобы выгнать его!
Ира кладёт руку мне на голову, как ребёнку.
— Время тебе нужно, чтобы всё обдумать. И простить.
А я сижу между ними и чувствую, как трескается не только моя семья, но и всё, во что я верила. И я не понимаю, что из этого больнее.
Я возвращаюсь домой на полном автоматизме. Шарканье подошв по подъезду. Щелчок ключа в замке. Здесь все еще пахнет домом. Тем, к которому я привыкла. Ничего не изменилось. Кроме того, что стало тихо. Настолько тихо, что звенит в ушах.
Я снимаю обувь. Подхожу к двери нашей с Сережей спальни. Дергаю ручку, но там заперто.
— Мира, давай поговорим, — предпринимаю последнюю попытку к общению с дочерью, все еще веря в то, что так на ней сказался стресс.
Прислушиваюсь. Она там. Я слышу, как скрипнула кровать. Как она тяжело задышала, но в ответ тишина. Как и утром, когда я уходила на работу.
Я ложусь на диване, уставившись в потолок. Тело будто налито свинцом, хотя я сегодня почти ничего не делала — только доехала до работы и вернулась обратно.
Дверь в нашу спальню открывается, и я тут же поднимаюсь. Шаги Миры раздаются по квартире. Она идет на кухню. Хлопок холодильника и снова все погружается в тишину.
— Мира, сейчас не время, чтобы показывать свой характер, — я выхожу в коридор.
Мы с ней встречаемся взглядом на пару секунд. Я успеваю заметить чемодан Сережи. Он так и стоит посреди нашей спальни. Она его не трогала. Он стоит там, как памятник нашему распавшемуся браку, полуоткрытый, с торчащим рукавом той самой голубой рубашки.
— Нет, — твердо чеканит она и вновь запирается в нашей комнате.
Возвращаюсь обратно. Потолок расплывается перед глазами. Все так изменилось. В доме, где я была так счастлива, сейчас витает такое напряжение, что я буквально задыхаюсь.
В голове, как заевшая пластинка, крутятся слова девочек с работы.
“Прости его... Ты же знаешь, как он детей хотел…”
Простить? Я закрываю глаза, пытаясь представить, как такое возможно. Как можно простить человека, который три года лгал тебе в глаза. Который спал с твоей сестрой. У которого скоро родится второй ребёнок от неё.
Нет. Я не смогу. Если бы это была мимолетная связь на стороне...
Хотя и здесь вряд ли я смогла бы. А уж тем более сейчас. Это не ошибка. Это осознанный выбор. Новая жизнь. Новая семья. Без меня.
“Немедленно к юристу! Подавать на развод!”
Да, наверное, это единственный выход в нашей ситуации. Адвокаты, раздел имущества, суды... Мы же практически всё вместе нажили. Квартиру, машину, дачу... Придётся делить все. Становится страшно и одновременно тошно от одной только мысли.
Но больше всего страшно за Миру. За нашу дочь, которая оказалась между двух огней. Которая сейчас ненавидит меня за то, что я не хочу бороться за её отца-предателя. Моё материнское сердце разрывается на части, когда я думаю о её глазах, полных боли и упрёка.
Руки сами тянутся к телефону. Я даже не осознаю, когда он оказывается у меня в пальцах. Яркий свет экрана режет глаза в полумраке комнаты.
Пальцы сами набирают в поиске: “развод с мужем”.
Поиск выдаёт десятки форумов, сайтов юридических контор, статей с советами психологов. Я машинально тыкаю на первый попавшийся форум.
И замираю.
Передо мной сотни… Нет, тысячи историй. Одна больнее другой.
“Муж ушёл к лучшей подруге, когда я была на пятом месяце…”
“Обнаружила переписку в телефоне. Оказалось, у него вторая семья в соседнем городе…”
“После пятнадцати лет брака сказал, что разлюбил и ушел к двадцатилетней…”
Я читаю. Читаю одну историю за другой. И происходит странное. Мне становится... легче. Не от того, что кому-то так же плохо, как мне. Нет. А от того, что я не одна.
Нас таких — тысячи. Женщины, которые верили, любили, строили семью, а потом в один день всё рухнуло. И они выжили. Нашли в себе силы встать, отряхнуться и жить дальше.
Одна девушка пишет: “Сначала думала, умру от боли. Не представляла жизни без него. А сейчас, спустя год, понимаю — это было лучшее, что могло со мной случиться. Я заново открыла себя. Нашла работу мечты. Увлеклась танцами. И счастлива, как никогда”.
Другая: “Сначала боролась за него. Унижалась, умоляла. Потом поняла, что нельзя заставить человека любить. Отпустила. Теперь он иногда приходит к детям. И мы даже можем выпить вместе чашечку чая без ссор и обид. Другая жизнь. Но тоже жизнь”.
Я читаю до глубокой ночи. Слёзы то наворачиваются на глаза, то высыхают сами собой. Грусть постепенно сменяется странным спокойствием.
Я понимаю, что будет больно. Очень больно. Что, придётся через многое пройти. Раздел имущества, слёзы Миры, косые взгляды родственников.
Но я смогу. Я не одна. И это не конец. Это начало новой жизни. Пусть пока страшной и непонятной. Но другой.
Я откладываю телефон, поворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Впервые за три дня в груди нет той всепоглощающей паники. Есть усталость. Пустота. Но и крошечная, слабая надежда.
Я переболею. И смогу.
Ночь. Тишина в квартире кажется неестественной, звенящей. Я ворочаюсь на диване, пытаясь найти удобное положение, но оно ускользает. Подушка то слишком мягкая, то слишком жёсткая, одеяло душит. Это не моя постель. Не наша.
Страх. Он подползает бесшумно, как холодный туман. Окутывает с головой, пробирается под кожу, сжимает горло. Будущее. Какое оно теперь? Я останусь одна? В этой квартире, где каждый уголок напоминает о нём? О нас?
Мысли путаются, цепляются за прошлое, как за якорь. Воспоминания всплывают яркими, болезненными вспышками.
Как он добивался меня. Стоял под окнами с гитарой, пел дурацкие песни собственного сочинения. Писал стихи. Стелил под ноги свое пальто, чтобы я не намочила ноги в луже. Смотрел на меня так, будто я единственная женщина на свете.
А оказалось, что не единственная, а всего лишь одна из многих.
Вспоминаю, как он клялся в любви. Говорил, что будет любить меня вечно. Что мы пройдём через всё. Что кроме меня ему никто не нужен. Что я — его свет в конце тоннеля.
Как такое возможно? Как человек, который говорил такие слова, мог так поступить? Разве такой, умный,уважаемый хирург, спасающий жизни, мог вот так обмануть, предать, растоптать?
Он же всё понимал. Знает, что такое боль. Видит её каждый день на операционном столе. Как он мог сознательно причинить её мне? Своей жене? Матери своего ребёнка?
И ещё... еще и ссылаться на мою боль. На нашу общую боль.
“Ты же знаешь, как я хотел детей”.
Да, хотел. Мы оба хотели. Мы вместе плакали после каждой неудачной беременности, после каждой неудачной попытки ЭКО. Он держал меня за руку, когда врачи говорили, что больше пытаться бессмысленно. Говорил, что у нас есть Мира, и этого достаточно. Говорил, что справимся со всем.
Оказывается, недостаточно. Оказывается, он хотел большего. Настолько сильно, что был готов ради этого разрушить всё. Нашу семью. Моё доверие. Веру нашей дочери в отца.
Слёзы текут по вискам, впитываются в подушку. Я не смахиваю их. Пусть текут. Всё равно уже не скрыть. Не притворяться же сильной перед самой собой.
За стеной слышен шорох. Мира. Она тоже не спит. Что у неё в голове? Ненависть ко мне? К отцу? К обоим сразу? Как помочь ей пережить это, да и стоит ли вообще после ее слов? Я не знаю. Я сама едва держусь.
Постепенно слезы иссякают. Остаётся пустота и горькая, холодная ясность.
У меня нет другого выхода. Не может быть.
Нельзя простить такое. Нельзя забыть. Нельзя сделать вид, что ничего не случилось, и продолжать жить как прежде. Спать с ним в одной кровати, целовать, когда он возвращается с дежурства. Зная, что у него есть другая женщина. Другой ребёнок. Другая жизнь.
Я поворачиваюсь на другой бок, смотрю в окно. За шторой уже брезжит рассвет. Небо светлеет, становясь из чёрного тёмно-синим, затем серым.
Мысли, ещё недавно хаотичные, вдруг выстраиваются в чёткую линию.
Развод. Если согласится на мирный, то через ЗАГС. Если нет, то иск в суд. Потом адвокат. Раздел имущества. Отдельная жизнь.
Страшно. Невыносимо страшно. Но и по-другому в моей ситуации — нельзя.
Я закрываю глаза. Впервые за всю эту бесконечную ночь дыхание выравнивается. Сердце бьется ровнее. Я решила, что не прощу. Закрою страницу нашей истории и начну новую. Чистую. Без предательства, лжи и лицемерия.
Засыпаю утром, с одной-единственной мыслью, твёрдой, как камень:
"Другого выхода нет".
Сквозь тонкую пелену наконец-то крепкого сна пробивается звук. Щелчок замка. Тот самый, знакомый до боли. Шаги в прихожей — неуверенные, спотыкающиеся. Это Сергей, но не его обычная, уверенная походка.
“Сон”, — проносится в голове обрывком мысли. Не смешной, а ужасный сон.
Пара секунд, и его запах заполняет легкие. Дорогой парфюм, который я всегда любила, теперь смешан с резким, едким духом алкоголя.
Диван прогибается под чьим-то весом рядом со мной. Я чувствую, как большая, тёплая, до боли знакомая рука, касается моих волос. Нежно, почти по-отечески, гладит их.
“Ужасный сон”, — снова мелькает в сознании. Кошмар, который рвёт мою душу на части. Но он слишком реален. Слишком осязаем.
Я резко распахиваю глаза, словно на меня вылили ведро ледяной воды. Сердце колотится где-то в горле, дыхание перехватывает.
Моргаю, пытаясь вернуться в реальность от беспокойного сна.
Рядом со мной, на краю дивана, сидит Сергей. Он смотрит на меня, но его взгляд мутный, несфокусированный. От него пахнет дорогим коньяком и чем-то ещё. Отчаянием? Виной?
— Света…, — его голос хриплый, сдавленный. — Я... я не знал, куда идти.
Он снова касается моих волос, и я замираю, не в силах пошевелиться. Шок парализует.
— Всё... всё пошло не так, — бормочет он, опуская голову. — Я не хотел... не это...
Его плечи вздрагивают. Кажется, он плачет. Мой муж. Сильный, уверенный в себе человек. Плачет у меня на диване, пьяный и разбитый.
Я лежу неподвижно, не дыша. Не зная, что чувствовать. Ненавидеть? Жалеть? Выгнать? Обнять?
В горле встает ком. В глазах снова предательски теплеет.
Но потом я вспоминаю. Всё вспоминаю. Его маленькую дочь. Его беременную женщину. Мою сестру. Слова нашей дочери. Боль. Ту самую, что разрывала меня всего несколько часов назад.
И ледяная волна накрывает с головой.
Я резко отстраняюсь, сажусь, укутываясь в одеяло, как в кокон.
— Уходи, — говорю я, и мой голос звучит тихо, но чётко, как удар хлыста. — Немедленно уходи.
Он поднимает на меня глаза. В них — недоумение, боль, растерянность.
— Но, Свет… Ты же понимаешь, что…
— Уходи, — повторяю я, и каждый звук дается с усилием. — Ты сделал свой выбор. Выбрал мою сестру. Заделал ей два ребенка. Два, Сережа. Ты. Врач, который прекрасно знает, откуда берутся дети. Это было твое решение. Теперь живи с ним.
Он замирает, смотрит на меня несколько секунд. Потом медленно, словно старик, поднимается с дивана.
— Прости, — шепчет он и, пошатываясь, идет в сторону выхода.
Дверь в мою комнату закрывается.
Я остаюсь одна в тишине, слушая, как его шаги стихают за дверью.
И понимаю, что это было последнее испытание. И я его выдержала.
Больно. До слез. До крика. Но я не сломалась.
Я снова ложусь, поворачиваюсь лицом к спинке дивана и закрываю глаза.
Утро будет трудным. И послезавтра будет трудным. И все следующие несколько месяцев связанные с разводом, разделом имущества и прочими проблемами будут невыносимо трудными.
Но я переживу. Обязательно переживу.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Нам не по пути", Наталья Ван ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 6 - продолжение