Нина осторожно коснулась еще теплого шершавого бока. На глине навсегда отпечатались маленькие пальцы ее сына. Это так трогательно и так больно, что у нее защипало в глазах.
— Он обрадуется, — прошептала она.
— Они едут, — Сергей поглядел в окно.
Нина вздрогнула. Черный внедорожник разрезал туман фарами и приближался по проселочной дороге. Он двигался медленно, словно хищник, и остановился ровно у калитки.
Нина вышла на крыльцо. Ей хотелось спрятаться, убежать в дом, но она заставила себя остаться. Она больше не беглянка, а хозяйка своей жизни.
Дверь машины открылась. Первым выскочил Тимур.
— Мама! А горшочек?! — закричал он еще от калитки и забыл поздороваться. Для него сейчас существовала только одна цель.
— Привет, родной, — Нина улыбнулась, присела и поймала его в объятия. — Ваза готова. Она ждет тебя. Теплая, как пирожок.
Тимур чмокнул ее в щеку и тут же вырвался:
— Дядя Сергей, покажи!
Он умчался в мастерскую. Сергей подмигнул Нине и пошел следом.
Затем вышла Лера. Она выглядела уставшей, с наушниками на шее. Она подошла к матери и крепко обняла ее.
— Ты покрасила волосы? — дочь отстранилась и разглядывала Нину.
— Нет, они выгорели на солнце, — Нина поправила непокорный локон. — Как вы там?
— Папа учится варить пельмени. Пока счет 2:0 в пользу пельменей, они развариваются в кашу, — хмыкнула дочь. — Но он старается.
И только потом к калитке подошел Андрей. Он изменился за эту неделю. Исчезла привычная лощеность. Рубашка на нем дорогая, но рукава небрежно закатаны, на лице трехдневная щетина, которую он, педант, раньше никогда не допускал. В руке он держал старую картонную папку с тесемками.
Он остановился в паре метров от Нины. Его взгляд скользнул по ее лицу, по старым джинсам, по рукам, со следами сажи от печи. Он искал признаки несчастья, раскаяния, усталости, но видел только невозмутимость и сдержанность.
— Здравствуй, Нина.
— Здравствуй, Андрей.
Между ними повисла пауза с гудением шмелей в саду.
— Я привез... — он протянул папку. — Я нашел это в кабинете, за книгами по экономике. Не знаю, как она там оказалась. Наверное, завалилась при переезде еще пять лет назад.
Нина недоуменно взяла бумаги. Пальцы коснулись шершавого картона, и ее прошибло током узнавания. Она знала эту папку. Она считала ее потерянной, выброшенной, уничтоженной временем и безразличием мужа.
Она развязала дрожащими руками тесемки. Внутри лежали пожелтевшие листы ватмана, ее карты затопленных деревень.
— Ты сохранил их? — сдавленно спросила она и подняла на мужа глаза, полные искреннего изумления.
— Я не выбросил, — поправил Андрей. Он смотрел в сторону, на старую яблоню и избегал ее взгляда. — Я тогда сказал тебе заняться делом. Я ошибался, Нина. Я думал, что строю будущее, а на самом деле бетонировал твое прошлое.
Нина прижала папку к груди. Это не просто ворох старой бумаги, это возвращенная часть ее души. И то, что Андрей привез ее сам, не требовал ничего взамен и не пытался этим купить ее возвращение, а просто отдавал, значило невероятно много.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Это... самый лучший подарок за последние двадцать лет.
Андрей горько усмехнулся.
— Иронично. Подарить тебе то, что и так было твоим, чтобы увидеть твою улыбку.
В этот момент из мастерской вылетел восторженный Тимур, он бережно нес в руках свое творение.
— Папа! Лерка! Смотрите! Она каменная!
Он сунул под нос отцу тяжелую, темную чашу. Андрей взял ее в руки. Она показалась грубой, несовершенной, но в ней чувствовалась глубина настоящего труда.
— Сергей сказал, что это «ваби-саби»! — гордо заявил Тимур. — Это значит, что кривое — это красиво!
— Ваби-саби... — повторил Андрей и разглядывал отпечатки пальцев сына на глине. — А забрать ее можно?
Сергей вышел следом и покачал головой.
— Пока нет. Это только «бисквит» - первый обжиг. Она пористая, воду держать не будет, протечет. Я покрою ее глазурью на неделе, обожгу еще раз, и тогда она превратится в настоящую блестящую вазу.
Тимур немного расстроился, но перспектива получить блестящую вазу утешила его.
— Значит, в следующие выходные?
— В субботу окажется готова. — подтвердил Сергей.
Идиллию разрушил резкий удар уличной калитки о забор. Раздался грохот, от него вздрогнули птицы на ветках. Кто-то рванул ее на себя с такой силой, словно хотел сорвать с петель. Алевтина Петровна шла к ним не как бабушка к внукам. Она надела лучшее выходное платье в цветочек и белый платок, который делал ее лицо похожим на застывшую маску гнева.
Она видела этот маскарад: ее дочь с растрепанными волосами, зять, вместо наведения порядка рассматривал глиняные черепки, и счастливые внуки. Они бегали по двору этого бедняка. Картина реальности Алевтины Петровны трещала по швам, и этот гомон причинял ей физическую боль.
— Ну что, цирк приехал? — громко спросила она и остановилась у забора. В дом заходить она не пыталась, это оказалось бы ниже ее достоинства.
Тимур тут же перестал улыбаться и прижался к ноге отца. Лера закатила глаза и демонстративно надела наушники, но музыку не включила.
— Здравствуйте, мама, — Нина положила папку с картами на перила крыльца и вышла навстречу.
— Не смей называть меня матерью, пока ты живешь в этом хлеву! — рявкнула Алевтина Петровна. — Посмотри на себя! На кого ты похожа? Огородное пугало! Андрюша, ты что, ослеп? Ты зачем детей сюда привез? Чтобы они вшей набрались?
— Алевтина Петровна, прекратите, — устало сказал Андрей. — Здесь чисто. И вшей нет.
— Ты ее защищаешь? Опять? — теща всплеснула руками. — Она тебя опозорила на весь район, рога наставила, а ты ей в рот заглядываешь? Тряпка! Я думала, ты мужик, а ты...
— Я отец, — перебил ее Андрей, и в его голосе прозвучали враждебные нотки. Даже Алевтина Петровна на секунду осеклась. — И я привез детей к матери. Потому что им нужна мать. Любая. Даже такая... — он запнулся и подбирал слово, — свободная.
Из мастерской вышел Сергей. Он вытирал руки о фартук. Встал чуть позади Нины, не вмешивался, но обозначал присутствие. Алевтина Петровна перевела взгляд на него, и ее лицо перекосило от ненависти.
— А, явился, хозяин... Что, Сережка, думаешь, богатую бабу отхватил? Рассчитываешь, она тебе дом отремонтирует на алименты мужа?
— Это мне без надобности, Алевтина Петровна, — спокойно парировал Сергей. — У меня все есть. А вот у вас, похоже, кроме злости, ничего не осталось.
— Да как ты смеешь! — задохнулась она. — Я жизнь положила! Я...
— Мама, — Нина подошла к забору вплотную. Она говорила тихо, но так, что услышали все. — Хватит. Ты кричишь не потому, что беспокоишься о нас. Ты возмущаешься от того, что мы перестали тебя бояться. Посмотри на нас. Мы стоим здесь, разговариваем, пытаемся понять друг друга. А ты находишься одна на дороге.
Алевтина Петровна обвела их мрачными глазами. Тимур прятался за отца. Лера смотрела с жалостью, Андрей с безразличным отчуждением, Нина с грустью.
Она вдруг поняла, что ее попытки вызвать у Нины угрызения совести провалились.
— Прокляну, — прошептала она, но это прозвучало не страшно, а жалко. — Всех прокляну.
— Идите домой, мама, — посоветовала Нина. — Выпейте чаю, успокойтесь. Когда будете готовы говорить нормально, приходите. Калитка открыта.
Алевтина Петровна постояла еще секунду. Она надеялась, что кто-то дрогнет, кто-то побежит за ней, но все молчали.
Она развернулась и побрела прочь. Ссутулилась, превратилась вдруг в маленькую и старую женщину в нелепом праздничном платье.
Андрей проводил ее взглядом и повернулся к Нине.
— Ты изменилась, — заметил он. — Раньше ты бы уже пила валерьянку.
— Я перестала быть удобной, Андрей, — она забрала папку с картами. — И, кажется, это заразно. Ты тоже преобразился.
Андрей посмотрел на Сергея, который уже что-то объяснял Тимуру про глазурь для вазы.
— Я не сдался, Нина, — сказал он тихо, чтобы слышала только она. — Я привез карты не как прощальный подарок. А как напоминание. Я могу перестроиться и умею учиться на ошибках.
— Я знаю, — кивнула Нина. — Но некоторые ошибки уже стали историей. Как эти затопленные деревни.
Андрей промолчал. Он смотрел, как его сын смеялся в компании "бедного дяди", и понимал, что поединок за семью перешел в новую фазу. Силой уже не победишь, но можно заслужить право находиться рядом с детьми.
Солнце уходило за горизонт, окрашивало небо над Сосновкой в тревожные багровые тона. День перемирия подходил к концу, и тени во дворе удлинились, стали похожими на черные трещины на земле.
Лера и Тимур ушли в дом — дочь помогала брату собрать рюкзак. Нина чувствовала, что мужчинам нужно остаться наедине, и отправилась за детьми.
Андрей и Сергей задержались во дворе. Двое мужчин, один из которых владел прошлым этой женщины, а другой ее настоящим.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. Глава 18. Глава 19. Глава 20. Глава 21.