Нина вернулась домой при закатном солнце. Она плелась медленно и старалась оттянуть неизбежное. Еще час назад воздух казался пьянящим и свободным, теперь он сгустился и превратился в тяжелый и давящий. Ощущение глины на пальцах еще не испарилось, как и тепло рук Сергея. Но сейчас это воспоминание не спасение, а главный довод против нее. Она толкнула калитку. Во дворе неестественно тихо. Никто не вышел встречать. Нина почувствовала приближение бури. Мать, Андрей и Лера находились на кухне. Муж стоял у окна со скрещенными на груди руками. Его профиль напоминал застывшую глыбу. Лера сидела за столом и уставилась в телефон.
«Для чего они позвали ребенка?» – мелькнуло в голове Нины.
- Иди спать, дочка. – прошептала она.
Но Лера не сдвинулась с места. А в центре, на своей обычной стороне, Алевтина Петровна. Она не вязала и не перебирала ягоды. Она положила руки на стол и ждала.
- Далеко же ты загуляла. – голос Андрея напоминал лезвие скальпеля.
Три пары глаз одновременно устремились на нее. Нина вздрогнула от неожиданности. Она предполагала гнев матери, но не мужа.
- Я… Бродила по окрестностям. У меня болела голова.
- Голова? – горько усмехнулся Андрей и повернулся к ней. В его глазах плескались боль, обида и гнев.
- Клавдия Ивановна заходила, рассказала, как ты дышала свежим воздухом. Как твою «головную боль» лечили в мастерской у местного гончара.
Сердце Нины ухнуло вниз. Она догадывалась, что это случится, но не рассчитывала, что так быстро.
- Это не то, что вы подумали. – начала она, но ее голос прозвучал слабо и неубедительно.
- Мы так переживали за тебя! – повысил голос муж. – Узнали, что ты, моя жена, мать моих детей, тайком бегаешь на свидания к своему бывшему. Как это понимать? Пока я тут пытаюсь наладить хоть какую-то связь, чтобы работать, а твоя мать носится с нами как с писаной торбой, ты развлекаешься?
- Это неправда! – крикнула Нина в ответ, и ее саму удивила собственная сила. – Вы ни сном, ни духом!
- А что мне положено знать? – муж шагнул к ней. – Что у тебя с ним что-то произошло двадцать лет назад? Так твоя мать мне уже все рассказала. В мельчайших подробностях. Оказывается, вся деревня в курсе твоей личной жизни, кроме меня, идиота.
И тут Нина поняла. Она посмотрела на мать. Та сидела с видом оскорбленной невинности, но в глубине ее глаз плясали торжествующие огоньки. Она не передала слова Клавдии, а дополнила их, раскрасила своими черными красками. Превратила неловкую встречу в грязную интрижку. А визит в мастерскую – в случай измены. Алевтина Петровна сдержала свое обещание. «Спасла» дочь от нее самой, выставила перед мужем распутной и неблагодарной. И в этот миг страх покинул Нину. Вместо него закипела холодная, яростная злость.
- Ах, мама тебе рассказала? – Нина грозно повернулась к матери. – И что же ты узнал, Андрей? Что я влюбилась в мальчишку в семнадцать лет? Что мы мечтали уехать отсюда вместе? Или она поведала, как подслушивала наши свидания? Как читала мои дневники? Как она встретила его родителей и наговорила им, что их сын связался с непутевой девкой, которая погубит его? Она рассказала тебе, как именно меня «спасала»? Ложью и унижением?
Лера оторвала взгляд от телефона и вытаращила глаза. Андрей ошеломленно смотрел то на жену, то на тещу. Алевтина Петровна побледнела.
- Нина, замолчи. Что ты несешь?
- Правду, мама. – Нина шагнула к столу. – Впервые за сорок лет я говорю правду в этом доме! Ты не спасала меня, ты калечила! Ты ломала меня через колено, чтобы я вписалась в твою картину мира. И ты продолжаешь поступать так до сих пор.
Она перевела дыхание. Все тело дрожало.
- Да, я зашла в мастерскую к Сергею. И мне не стыдно. Это единственный человек, за последние годы, кто не пытался меня учить как жить.
Она замолчала. Перед всей семьей Нина открыто бросила вызов. Ее слова повисли в воздухе, густые и тяжелые как грозовая туча. Тишина наступила после ее взрыва и оглушала. Казалось, даже муха на стекле замерла. Все невысказанные обиды, затаенные упреки выплеснулись наружу и затопили маленькую кухню. Андрей стоял потрясенный. Он смотрел на жену так, будто видел ее впервые. Он привык к ее мягкости, уступчивости, умению сглаживать острые углы. Он никогда не видел ее такой отчаянной, с горящими глазами и дрожащими губами. Эта незнакомая женщина одновременно пугала… И притягивала его. В ней кипела жизнь, страсть, которой он давно не замечал. Его собственный гнев подпитывался ревностью и униженным самолюбием и наткнулся на ее боль. Андрей растерялся.
Алевтина Петровна опомнилась первой. Ее лицо, поначалу бледное от шока, медленно налилось багровой краской. Образ оскорбленной добродетели треснул, и из-под него проступила неприкрытая, жгучая ненависть.
- Ах, вот ты как заговорила, дочь? – прошипела она и поднялась из-за стола. Ее фигура заполнила все пространство. – Неблагодарная! Я жизнь положила на тебя! Не смыкала глаз по ночам! Кусок лучший тебе отдавала! От грязи тебя уберегла! От этого… Гончара твоего, который бы спился через год и тебя поколачивал. Я тебе жизнь дала, какую сама и не видела никогда! Муж у тебя – золото, дети кроткие. Вы катаетесь как сыр в масле. А ты? Ты меня же помоями поливаешь! Перед мужем, перед дочерью родной!
Мать сделала шаг к Нине, и в ее глазах горел такой огонь, что та инстинктивно отступила.
- Ты променяла все это счастье на воспоминания о сопливом мальчишке? На горшки его глиняные? Да ты просто с жиру бесишься, вот что я тебе скажу!
- Я не капризничаю! Я задыхаюсь! – выкрикнула Нина, и в ее голосе звенели слезы. – Мне тошно от твоей «заботы», мама! От твоего вечного контроля. Ты решаешь что мне носить, что есть, что чувствовать! Ты считаешь меня своей собственностью до сих пор!
- А как иначе, коли ты дура непутевая! – взвизгнула мать. – Без меня бы ты пропала! И сейчас сгинешь!
Их взгляды скрестились как два клинка. Это поединок не за прошлое, а за власть, за право определять чужую судьбу. И тут раздался третий голос. Тихий, но отчетливый.
- Хватит.
Лера встала из-за стола. Ее телефон остался лежать экраном вниз. Она смотрела не на мать или отца, а на свою бабушку. В ее взгляде ни страха, ни подросткового бунта, а колючая, взрослая оценка.
- Бабуль, перестань. – повторила она. – Ты не замечаешь что ли? Ты сейчас погубишь маму.
Алевтина Петровна опешила. Она не ожидала удара с этой стороны. От внучки, которую она всегда баловала и считала своей союзницей.
- Лерочка, ты не понимаешь. Твоя мама…
- Я все понимаю. – прервала ее Лера. – Ты ее не отпускаешь. Ты говорила, что спасла маму, а может ты испугалась, что она окажется счастлива не по-твоему и не с тем, кого ты одобрила?
Этот нокаутический удар Лера нанесла с поразительной точностью в самое уязвимое место. Алевтина Петровна открыла рот и напоминала рыбу на берегу реки. Она посмотрела на внучку, потом на дочь, зятя. Он стоял молчаливый и растерянный. Алевтина Петровна искала поддержки, но не нашла. В этот момент она оказалась абсолютно одна. Она медленно опустилась обратно на стул. Ее плечи ссутулились, вся ее властная, несокрушимая фигура как-то вмиг обмякла.
- Все против меня… - прошептала она в пустоту. – Все…
Андрей наконец-то вышел из ступора. Он посмотрел на плачущую жену, дочь, которая неожиданно для всех стала взрослой, на сломленную тещу. Его мир, такой понятный и упорядоченный, рухнул. Он подошел к Нине.
- Пойдем. – он взял ее за руку. – Нам надо поговорить.
Муж повел ее из кухни. Они оказались во дворе. Сумерки уже сгустились, и сад превратился в царство теней. Воздух остыл после дневной жары и наполнился стрекотом сверчков и густым ароматом ночных цветов. Это природное безмолвие разительно отличалось от обстановки на кухне. Андрей не отпускал руку жены. Его пальцы, обычно такие уверенные, сейчас подрагивали. Он довел ее до старой скамейки под яблоней, Лера пряталась здесь днем за чтением книг. Они сели рядом, но не близко. Между ними неловкое расстояние. Нина перестала плакать. Слезы высохли и оставили на лице холод и опустошение. Она выплеснула все, что копилось в ней годами. А теперь внутри ни злости, ни страха, ни вины. Андрей долго молчал. Он смотрел не на жену, а куда-то в черноту, на верхушки деревьев. Он пытался подобрать слова, выстроить в голове привычную логическую цепочку. Но все его бизнес-стратегии и навыки оказались бессильными перед непонятным женским бунтом.
- Я не знал, – наконец сказал он глухо, - про все это… Что случилось с тобой тогда… Про твою мать… Я всегда считал ее женщиной со сложным характером. Властной, да. Но чтобы так…
Муж повернулся к Нине. Тусклый свет падал из окна кухни и освещал его измученное лицо.
- Почему ты никогда не рассказывала? За все эти годы ни одного слова.
Продолжение.