- Глина, она дышит. – говорил Сергей так, как и трудился, без суеты, основательно. – Она сама тебе подсказывает. Зайди как-нибудь при наличии времени. Покажу процесс изготовления изделий.
- Если звезды сойдутся. – фраза Нины прозвучала как вызов.
- Нина! Хлеб-то брать собираешься? Очередь стоит! – оглушительный голос тети Вали вырвал ее из оцепенения.
Покупатели ворвались обратно со своим шумом, запахами и нетерпеливыми взглядами. Старушки перешептывались и не скрывали своего любопытства. Нина почувствовала, как щеки заливала краска.
- А, да, конечно! – спохватилась она и протянула продавщице деньги. Быстро забрала сдачу и старалась не смотреть на Сергея.
Пора немедленно уходить, бежать отсюда от этих воспоминаний.
- Пока! – бросила она ему через плечо и двинулась к выходу. – Мама ждет.
Это последний, самый веский аргумент. Пароль для закрытия всех дверей.
- Был рад увидеться, Нина. – донеслось ей в спину.
Нотка сожаления прозвучала в голосе Сергея, или ей показалось? Она выскочила из магазина, как пробка из бутылки шампанского. Вдохнула полной грудью горячий, липовый воздух, сердце колотилось. Она быстро шла по улице и прижимала к себе теплый хлеб. Он впитал в себя все ее волнение. Нина уже видела крышу своего дома, когда осознала, что улыбается глупой, беспричинной, давно забытой улыбкой. Всего лишь от того, что ее назвали по имени. На нее посмотрели и увидели не функцию или роль, а ее саму. Эта улыбка погасла, едва она толкнула калитку. На крыльце стояла мать и смотрела на часы.
- Ну и где тебя носило?
Нина услышала сухой, как прошлогодний лист, возглас.
- Я уж думала, ты в городе за хлебом заблудилась.
Дочь молча протянула ей буханку. Она проскользнула мимо матери в дом и чувствовала ее цепкий, изучающий взгляд. Вечером, за ужином, когда Андрей расскажет о падении акций, а дети начнут спорить из-за пульта, Алевтина Петровна с силой вонзит нож в огурец и бросит свою фразу о «горшках и голытьбе». Но в этот раз слова матери не ранят Нину так как раньше. Они лишь подтвердят то, что она уже и так поняла в магазине. Ее идеальная, выстроенная годами жизнь дала трещину. Маленькую, почти незаметную, но вода всегда найдет себе дорогу.
В субботу Андрей решил отыграться. Деревенская тоска, цифровой голод и прохладное внимание жены требовали решительных действий. Он задумал устроить праздник. Не местный, сухой и с песнями под баян, а свой, городской. Андрей стремился показать этому захолустью что такое истинный отдых. Утром он съездил в райцентр и вернулся триумфатором. Он набил багажник внедорожника наградами цивилизации. Огромный гриль из нержавеющий стали в коробке, упаковки с мраморной говядиной, гирлянда на солнечных батареях и приятный бонус – огромный надувной фламинго.
- Команда, подъем! – зычно объявил глава семейства и выгрузил свои сокровища на лужайку перед домом. – Сегодня у нас день шашлыка. Забудем про борщ и каши, да здравствует шашлык!
Тимур увидел коробку с фламинго, издал восторженный визг и тут же бросился помогать отцу. Для него папа, который наконец-то оторвался от ноутбука и затеял что-то интересное, казался настоящим героем. Алевтина Петровна остановилась на крылечке и замерла. Она поджала губы и смотрела неодобрительно. Она разглядела блестящий гриль, затем вакуумные упаковки с мясом, перевела взгляд на зятя.
- Это еще что за самовар заморский? – теща махнула рукой в сторону гриля. – Можно развести костер во дворе и достать дедовский мангал из сарая. Зачем притащил эту железяку?
- Алевтина Петровна, это гриль. – с деланным терпением пояснил Андрей и распаковал агрегат. – Тут температурный режим, правильная прожарка. В общем, высокие технологии. Не сравнить с вашими углями.
- Ах, ну куда нам, сирым, до ваших инноваций? – прошипела теща, но уже не Андрею, а в спину проходившей мимо Нины. – С жиру бесятся, деньги девать некуда! Лучше бы крышу перекрыли! Вон, шифер совсем замшел.
Нина оказалась меж двух огней. С одной стороны муж, он отчаянно пытался воссоздать привычный ему мир комфорта и статуса. Андрей не понимал, насколько чужеродно это выглядело здесь, среди лопухов и старых яблонь. С другой мать, для которой каждая такая попытка как личное оскорбление, вторжение на ее территорию, посягательство на ее уклад.
- Мам, ну что ты начинаешь? – устало промолвила Нина. – Андрей хочет порадовать нас.
- Порадовать? - Алевтина Петровна всплеснула руками. – Это называется «пускать пыль в глаза». Вон, Лера сидит, уткнулась в книжку, ей эти ваши шашлыки до лампочки. А ты сама, на тебе лица нет. Вот радость-то где!
Лера действительно расположилась на лавочке под яблоней. Она нашла в чулане томик Бунина и, казалось, выпала из реальности полностью. Она единственная, кто возвел вокруг себя неприступную границу. Лера наблюдала за всем происходящим с высоты своего подросткового эгоизма.
- Андрей, может не надо? – тихо предложила Нина и подошла к мужу. – Тут это все как-то… Неуместно.
- Что? – не понял он и с азартом прикручивал ножку к грилю. – Пожарить нормальное мясо? Пойми, я хочу поесть по-человечески и провести время с семьей. Или ты предпочитаешь, чтобы я снова сидел с ноутбуком на чердаке?
Муж посмотрел на нее, и Нина угадала упрек в его взгляде. Он ведь старался для них, для нее, а она опять недовольна. Нина отступила. Она чувствовала себя канатоходцем, кто балансировал над пропастью между двумя мнениями. Алевтина Петровна и Андрей не желали понимать друг друга. В окружении ее мужа все измерялось деньгами и успехом, а в укладе матери главная ценность она сама и ее тяжелая судьба. А ее собственная душа, что робко проснулась после встречи в магазине сейчас так далека, что казалась несбыточной мечтой.
- Ладно. – смирилась Нина. – Я сделаю салат.
Это единственное, что она могла. Отступить на нейтральную территорию кухни, нарезать овощи, создать иллюзию, что все в порядке.
К вечеру лужайка перед домом превратилась в провинциальный театр. Блестящий хромированный гриль дымил посреди деревенского двора. Андрей облачился в фартук и орудовал над мясом с щипцами в руках. Его лицо выражало предельную концентрацию, словно от степени прожарки зависела судьба вселенной. Тимур забыл про речку и смотрел на отца с обожанием. Лера изредка бросала ироничные взгляды со своей скамейки.
Алевтина Петровна, разумеется, не осталась в стороне. Она вынесла на крыльцо табурет и села. Не проронила ни слова, а взирала, и этот взор тяжелее гранита. Алевтина Петровна сверлила спину Андрея, оценивала каждый кусок мяса. Под этим взглядом гирлянда на старой яблоне мигала как-то неуверенно и жалко. Ее не спасали даже солнечные батареи. Нина металась межу домом и двором, носила тарелки и приборы. Она чувствовала себя официанткой на чужом, нелепом празднике.
- Мясо готово! – торжественно объявил Андрей. – Прошу к столу.
Он выложил на большое блюдо дымящиеся, ароматные куски.
- Я такое есть не собираюсь. – ровным голосом заявила Алевтина Петровна. – Оно же сырое, с кровью. Отравишься ненароком.
- Алевтина Петровна, это не кровь, а сок. – попытался объяснить зять и усилием воли сохранял остатки самообладания. – Это самая ценность.
- Оно не пропеклось. – упрямо отрезала теща. – Нина, ты-то хоть не ешь. Это тебе нельзя, портить желудок. Я тебе картошечки сварила.
Это уже плевок в душу. Алевтина Петровна не просто отвергла угощение зятя, она публично усомнилась в его способности позаботиться о жене. Нина увидела, как напрягся муж.
- Мам, перестань. – она уселась за стол. – Мясо выглядит отлично. Спасибо, дорогой.
Она демонстративно отрезала кусок и положила в рот.
- Вкусно! – зажмурилась она.
Шашлык таял на языке, но оставлял после себя лишь горечь семейной ссоры.
- Ты посмотри, как она ест! – не унималась Алевтина Петровна и обращалась к невидимым собеседникам. – Кое-как жует лишь бы мужа не обидеть. Вот она, женская доля.
- Может хватит уже? – взорвался Андрей.
Щипцы со звоном упали на землю.
- Я вообще-то старался, устроил праздник для всей семьи. Мне разрешено хоть раз в год отдохнуть как я хочу? А не так, как положено по вашим деревенским уставам?
- Для семьи? – теща встала, и ее фигура показалась неестественно высокой и суровой. – А ты спросил у домочадцев чего они желают? Лера, вон, от вас в книжку спряталась. Нина ходит как в воду опущенная. Один Тимурка радуется. Так ему что шашлык твой, что лягушка из лужи - все игрушка. Ты для себя этот цирк устроил, Андрюша. Чтобы доказать всем какой ты важный и богатый. Нам этого не надо. Нам лучше по-простому, по-человечески.
- Это как? В фуфайке и с тяпкой? – язвил Андрей и подобрал щипцы. – Спасибо, я свою норму простоты уже отработал, пока сюда ехал по вашим ухабам.
Продолжение.