Нина пожала плечами.
- А что бы это изменило? – ее бесцветный голос шелестел в ночи. – Это произошло так давно… Я сама почти заставила себя поверить, что мама права и уберегла меня от многих ошибок. Оказалось, легче выбросить из головы ту девочку, чем бороться за нее.
- А теперь решила ее пробудить? С ним? – в голосе мужа снова прорезались тревожные, ревнивые нотки. Он все еще видел в Сергее источник беды. Он не мог или не хотел понять, что гончар послужил лишь катализатором.
- Дело не в нем. – устало промолвила Нина. – Совсем не в нем, а во мне. В том, что я не хочу больше жить по чужой указке. Ни по маминой, ни…
Она осеклась, но слово уже произнесено. «Ни по твоей». Оно повисло между ними, невидимое, но острое как осколок стекла. Андрей понял, и это ранило его сильнее, чем любая измена. Он всегда считал их семью идеальным партнерством, успешным проектом. Он обеспечивал, защищал, решал проблемы. Он давал ей все, о чем, как ему представлялось, могла мечтать женщина. И вдруг выяснилось, она чувствовала себя не любимой женой, а подчиненной в этой программе все это время. Как винтик, важный, ценный, но не живой. Она блестяще выполняла свою роль, а про себя забыла. Андрей понял это с ужасающей ясностью. Он восхищался тем, как Нина справлялась, но никогда не спрашивал чего она при этом желает. Ее чувства, мечты, усталость – ничто его не беспокоило.
- Значит вот как? – медленно произнес он с горечью в голосе. – То есть вся наша жизнь, все, что мы построили, все это для тебя каменный мешок?
- Нет. – покачала она головой. – Золоченая клетка. Очень удобная, красивая, безопасная, но без воздуха.
Муж встал и прошелся по траве. Он чувствовал себя преданным и совершенно беспомощным. Он не знал, как бороться с этим врагом, призраком прошлого. Как пытаться конкурировать с тоской по свободе, которой, возможно, никогда и не существовало?
- И что теперь? – он остановился перед ней. – Что ты собираешься делать? Побежишь к нему строить новую жизнь в этой… дыре? С его горшками?
Слова жестокие и несправедливые. Муж хотел ударить, задеть, вернуть ее в реальность. Нина подняла на него глаза, без вызова, но с усталостью.
- Я не знаю. – честно ответила она. – Я больше не могу жить по-прежнему.
Эта фраза не оставляла пространства для компромиссов. Нина зафиксировала конец их прежней, такой понятной и стабильной семьи. Они оба это понимали. Супруги остановились в глубине деревенского сада под равнодушными звездами и впервые увидели пропасть, что разверзлась между ними. И ни один из них не догадывался как построить через нее мост.
Утро после скандала выдалось серым и беззвучным. Дом, казалось, впитал в себя вчерашнюю боль, молчал и боялся дышать. Нина проснулась от чувства холода, хотя погода летняя. Андрей уже встал. Его половина кровати аккуратно заправлена, словно он хотел стереть следы своего присутствия. Это его молчаливый жест «Я здесь чужой, я отдаляюсь».
Нина обошла комнаты. Кухня пустая. На столе одинокая чашка с недопитым кофе. Никто не упрекал ее взглядом, не учил жить. И это безмолвие страшнее любого контроля. Она осталась одна на пепелище, которое устроила. Лера выскользнула из своей комнаты. Она уже оделась, в руках держала рюкзачок.
- Мам, папа нас с Тимуром в райцентр везет. – выпалила она. – Сказал, там какой-то парк есть и пиццерия. Чтобы мы тут «не мешали». – промолвила она неестественно бодрым голосом.
Дочь не смотрела Нине в глаза, а ее слова ударили Нину наотмашь. «Не мешали». Андрей не только удалялся сам, он забирал детей. Он изолировал ее, оставлял в одиночестве. Таким способом муж наказывал. Лишал привычной роли матери, отнимал от нее детей, пусть и на несколько часов. Дети чувствовали напряжение и инстинктивно искали убежище подальше.
- Конечно, идите. – выдавила Нина. – Хорошо вам… Отдохнуть.
Лера кивнула и выскользнула за дверь. Через минуту Нина услышала, как завелся мотор машины, и отец с детьми отъехали от дома. Оставалась мать. Нина подошла к окну и посмотрела в сторону огорода. Алевтина Петровна там. Она стояла спиной к дому и с остервенением полола грядку. Каждое ее движение резкое и злое. Она вырывала сорняки с корнем и швыряла их в ведро, словно это не растения, а ее собственные обиды. Это тоже ее способ справиться с ситуацией - уйти в тяжелый физический труд, в свою привычную стихию. Она игнорировала дочь, словно той не существовало. Нина стала токсичной, радиоактивной, и с ней не хотят находиться в одном пространстве. Ее пронзило острое чувство отверженности. Она не жалела о сказанном, только вот что делать с этой новой, выстраданной свободой? Она напоминала птицу, которую постоянно держали в клетке, а потом вдруг распахнули дверцу. Птичка сидела на жердочке, видела открытое небо, но разучилась летать.
«Уйти куда глаза глядят. – замелькали мысли. – Пусть движение разгонит кровь и прояснит голову».
Нина не думала о цели, но ноги сами понесли ее по знакомой тропинке. За сарай, в овраг.
Нет, она не шла к Сергею. Она бежала от дома, от этой давящей тишины, от осуждающих взглядов. Их нет, но она чувствовала их каждой клеткой кожи. Тропинка вывела ее не к мастерской, а в другую сторону – к обрывистому берегу реки. Это их место. Двадцать лет назад они сидели здесь часами на старом поваленном дереве, смотрели на ленивое течение воды и строили планы. Отсюда, с этой высоты, деревня казалась маленькой и незначительной. А линия за горизонтом – огромным миром с большими возможностями. Нина подошла к краю. Ветер трепал ее волосы, холодил разгоряченные щеки. Вода блестела внизу на солнце. Она села на то самое дерево. Кора у него сухая и теплая. Нина обхватила колени руками и уставилась на реку. Странная, всепоглощающая растерянность овладела ею. Она все разрушила. Свою семью, отношения с матерью, хрупкий мир своих детей. Ради чего? Ради призрачного права стать себе хозяйкой?
Нина не слышала шагов. Сергей подошел бесшумно, как и подобает человеку, кто вырос в лесу. Она почувствовала его присутствие раньше, чем увидела.
- Я так и думал, что найду тебя здесь.
Сергей стоял в нескольких метрах от нее. Он не подходил ближе, не нарушал дистанцию. На нем та же простая рубашка, в руках – ничего. Он не выглядел ни удивленным, ни обеспокоенным. Он вел себя так, словно точно знал, что разыщет ее здесь.
- Клавдия вчера постаралась на славу. – равнодушно высказался он. – К вечеру вся деревня знала, что столичная гостья поменяла мужа-бизнесмена на нищего гончара. - В его голосе ни сарказма, ни злости.
- Прости. – прошептала Нина и не повернула головы. – Я втянула тебя в это.
- Брось говорить ерунду. – он приблизился, сел на другой конец бревна и сохранил промежуток между ними. – Ты пришла, а все остальное люди придумали сами. Они всегда так фантазируют.
Нина молчала.
- Тяжело пришлось? – мягко спросил он.
В этих словах столько искреннего участия, и Нина не выдержала. Она подняла на него глаза, и он увидел в них лишь бескрайнюю детскую потерянность.
- Я все разрушила. – произнесла она дрожащим голосом. – Я чудовище.
Она ждала, что Сергей начнет утешать ее, говорить что все наладится, но мужчина не произносил ни слова. Он не стал говорить дежурных бальзамических фраз. Вместо этого он смотрел на реку, и ее слова утонули в тишине. Его спокойствие стало целительным, он давал ей право на страдания.
- Знаешь, - начал он наконец и не глядел на нее, - когда я готовлю большие горшки для печи, самый сложный этап – это сушка. Действовать надо медленно, осторожно. Если поторопиться, поставить котелок на сквозняк или поближе к теплу, он обязательно даст трещину, и всю работу можно выбрасывать.
Сергей взял в руки сухую веточку и принялся чертить на земле замысловатые узоры.
- Я не понимал этого в юности. Мне хотелось быстрее. Я злился, когда сосуды ломались. Мне чудилось, это глина плохая, или я никудышный мастер.
Нина затаила дыхание и слушала.
- А потом старый умелец, мой учитель, сказал: «Ты не даешь горшку права на трещину, заставляешь его сразу стать безукоризненным. А так не получается. Все живое – несовершенно. И в этом его сила.»
Он посмотрел на Нину прямым, ясным, проницательным взглядом.
- Ты не разрушила семью. Ты показала расщелину, а она уже давно существовала. Ты всю жизнь прилагала усилия, чтобы всем нравиться. Строила глянцевую семью без единого изъяна. А вчера ты всем доказала – я с трещиной, и я имею право на ошибки.
Эти слова ударили Нину в самое сердце. Сергей не оправдывал ее, он объяснял ей саму себя. Дал имя тому, что с ней произошло.
- Но… Дети. – прошептала она. – Они все это видели… Лера… Она смотрела на меня так…
- Дети умнее, чем мы думаем. – мягко прервал ее Сергей. – Они чувствуют ложь лучше любого детектора. Им страшнее жить в доме, где все улыбаются друг другу, а по ночам плачут в подушку.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6.