Найти в Дзене
Полевые цветы

Любовь бывает вечною… (Часть 19)

Тимоха ринулся, было, в конец огорода – туда, где мелькнула неясная тень. Но из плетеной корзины послышалось тихое, будто удивлённое, покряхтывание… Тимофей в отчаянии махнул рукою вслед тени, бережно поднял корзину. Извечное, такое простое мужское чувство подсказало ему, что крохе срочно требуется Грунюшкино тепло…

Груня уже поднялась. Стояла у окна ещё в одной рубашке, собирала распущенные волосы… Увидела Тимофея – лицо её стыдливо заалело зорюшкою: такою сладкой ночушка была… такими сокровенными и… желанными были ласки Тимофеевых рук и губ…

А в Тимохином голосе – растерянность и затаённая нежность:

- Грунюшка!.. Тут вот… Тут вот – ребёночек… Маленький…

Груня замерла – с поднятыми к затылку руками.

- Совсем кроха, Грунюшка… В одеяльце.

Густые Грунины волосы снова упали до пояса:

-Ребёночек?..

Она быстро подошла к Тимофею, взяла из его рук корзину. Склонилась над малюткою, осторожно распеленала. Подняла глаза на мужа, улыбнулась:

- Девчушечка…

И вдруг заплакала. Тимофей прижал Груню к своей груди, поцеловал её волосы:

- Что ты, Грунюшка?.. Что ты, душа моя?

- Тимофей Пахомович!.. Тимоша! Давай ребёночка… девочку… давай мы её у себя оставим! Ты её в дом принёс… Ты лишь послушай, как она дышит… Можно ли теперь куда-то унести её!.. Тимоша!.. Тимофей Пахомович!.. А ведь это Господь… Ведь это Боженька нам послал её… Чтоб мы вместе были…

Сбивчивые и горячие Грунюшкины слова отзывались в Тимофеевом сердце какой-то светлой радостью… Он признался:

- И я так подумал, Грунюшка… Чтоб вместе мы были. Видно, душа моя, Господь сочетал нас с тобою, – чтоб мы приняли… в дом и в сердца свои кроху эту.

Грунюшка набросила юбку, быстро собрала волосы:

- Я сейчас… Сейчас воды согрею, – искупать девчушечку… И молочка, – я видела, как крёстная разбавляла молочко тёплой водицею, когда у Марфуши, невестки её, молоко в груди вдруг пропало, а ребёночка надо было кормить. Я знаю, как это следует делать.

Тимофей задержал Груню за руку:

- Душа моя, а к исправнику всё одно пойти надо… Сказать Парамону Фёдоровичу, как дело было.

- Тимоша!.. А они не заберут у нас девчушечку нашу? – встревожилась Груня.

-Не заберут, Грунюшка. Только её окрестить надо. А для этого требуется решение мирской общины, – чтоб признали её нашей дочерью.

Тревога Грунюшкина сменилась радостью… и – совсем девчоночьей гордостью: вот какой у неё муж! Сильный и грамотный – всё знает.

Крестили девчушку Татьяной.

…В Покров в Зарничном – Престольный праздник. Матвеев, управляющий рудниками, велел, чтоб день этот для шахтёров выходным был.

В церкви Тимофей заметил незнакомую женщину. Из-под низко надвинутого платка – взволнованный взгляд. По глазам видно – молодая…

Рядом с нею – корзина.

Нездешнюю молодуху явно что-то беспокоило: она и крестилась невпопад, и часто оглядывалась…

К концу службы куда-то исчезла.

Шахтёры вышли на улицу. Батюшка Василий проводил их суровым взглядом. Братия известная: за ними глаз да глаз нужен, – того и гляди, закурить вздумают после Святого Причастия…

Памятуя о строгом напутствии в глазах отца Василия, мужики побеседовали о шахтных делах – о новой очистной горной выработке, о погоде – в Покров листья на дубах задержались: зиме быть холодной и долгой…

Подошла Елизавета Алексеевна, жена управляющего. Поклонилась шахтёрам:

- С Покровом вас. – Протянула Тимофею свёрток: – Груню с праздником поздравь. А это – подарок дочушке вашей. От нас с Андреем Ивановичем. Пусть здоровой растёт – родителям на радость.

Тимофей спрятал свёрток за пазуху, тоже поклонился в пояс:

-Спаси Христос, Елизавета Алексеевна, – за доброту вашу.

Кивнул мужикам, заторопился домой…

Дом Антипиных – недалеко от края улицы. Тимоха в удивлении замедлил шаги, всмотрелся.

Корзина, примеченная им в церкви, стояла у ворот.

Подошёл поближе – точно, та самая…

Тимофей недоуменно перебрал крошечные рубашонки, чепчики, связанные из козьего пуха детские носочки.

Подхватил корзину.

Женщину догнал у Журавлиной балки.

Она испуганно оглянулась, ускорила шаги.

Тимофей тронул её за плечо:

-Что ж убегаешь-то… Чай, я не кусаюсь. Рассказывай.

Женщина дёрнула плечом:

- Пусти. О чём мне рассказывать. Тороплюсь я. Недосуг мне с тобою…

-Рассказывай, – повторил Тимофей.

-А то – что? – дерзко взглянула молодуха.

- А – ничего. Так и будешь жить – с камнем на сердце. Легко, думаешь.

-Какой камень! С добром я!

-Что ж у тебя за добро такое? – усмехнулся Тимофей.

Женщина отвела глаза:

-Знаю… что у вас младенец… недавно.

-А ты… нам и нашему младенцу – кто?

-Я…

Тимофей взял её за плечи, поймал ускользающий взгляд:

-В глаза мне смотри! Рассказывай!

Молодуха – не из робких: в глазах так и полыхнули молнии.

- А ты мне кто, – чтоб приказывать? Свёкор?.. Ты кто мне: поп, – чтоб я исповедовалась перед тобою?!

Тимоха усмехнулся: свёкра она подходяще – к случаю – вспомнила…

Дальше сказал наугад… Но – уверенно и сожалеюще:

- Значит, будешь супротивничать. Что ж, красавица. Я – не гордый: мне коня оседлать да со строгим свёкром твоим повидаться – труда не составит. А хату свёкрову люди добрые помогут найти. Вот уж поговорим мы с ним – про… корзинки твои, да про наше с тобою родство. – Тимоха достал самокрутку, закурил: – Прелюбопытнейший, полагаю, разговор выйдет.

В точку.

Лицо молодухино вмиг покраснело:

- Чего ты хочешь?

Ну, да: в балке и в степи нынче пустынно…

Дура баба.

Все думки – об одном.

- Что ж ты пужливая такая… У меня жена любимая есть. Твоё дело – по совести рассказать: с чего это ты такую заботу о младенце нашем проявляешь.

- Не я это…

- Кто же? Рассказывай.

В волнении она не замечала, что ломает рукою колючий стебель высохшего придорожного осота.

-Как же ты… не понимаешь! Не могу я… рассказать. Обещала.

- И я тебе обещаю: между нами с тобою рассказ твой останется. Шахтёры пошутить не прочь, а ежели дело серьёзное, – мы балаболами отродясь не бывали. Честь знаем.

-Сестра это… моя. Троюродная.

Тимофей сбил на затылок фуражку.

В глубине души смутно догадывался…

-Глафира?..

- Сам же знаешь…

-У нас в Зарничном говорили, будто она в монастырь ушла.

- Так и ушла.

- Дитё – что ж?..

-Оттого и ушла в монастырь, – чтоб не узнал никто. Как погиб Фёдор в шахте, – ещё не заметно было. Родители Глашины тоже не знали: какая ж девка матери с отцом признается, что до венца грех случился… Да и до свадьбы-то оставалось… Думалось, – уладится всё. А похоронили Фёдора – Глафира почернела от горюшка.

- Знаю. У могилы просиживала днями…

- Родители и отправили её к нам, – чтоб тоска улеглась… Мне одной открыла Глаша сердце. Мы с нею тайком пошли к знахарке – аж в Глубокоярский. Ну, чтоб точно узнать: может, так просто… показалось. По бабьим делам всякое случается. Только знахарка сказала: беременная Глафира. Когда узнала, что не венчана… а жених в шахте погиб, предложила снадобье: попьёшь, мол… И – будто волною, смоет всё… Вроде как от жалости предложила: в девках рожать – хорошего мало… Глафира и слушать не стала: Федюшин ребёночек. Жить должен. Мать с отцом у неё строги – без меры. К тому же не хотела, чтоб молва недобрая про Фёдора всплеснулась: дескать, – до свадьбы… Про родителей его, про Христишку, сестру младшую, думала: им зачем такая слава… Вот и решила – в монастырь. Послушницею сначала. Оно и правда: всякий поймёт, – отчего девица… невеста, у которой жених перед самой свадьбой погиб, всю оставшуюся жизнь свою надумала в молитве провести... Нынче готовится Глафира постриг принять. При монастыре есть приют… сиротский. Но она по-иному рассудила. О причине не сказала мне: видно, – сильно сокровенное дело… Такое, что и не прикоснёшься: сердцу больно. Лишь умоляла: уложить девчушку в корзину… а корзину оставить на вашем крыльце. Ещё что-то неясное говорила… вроде как и не мне, – самой себе: мол, Аграфену… и Тимофея её пусть Господь помилует… Вроде за это помилует, – ежели примете её и Фёдора ребёночка. Не разобрала я толком. А больше, милый человек, я ничего не знаю. Перед Покровом ездила в монастырь: проведать Глашу. Корзинку – с одёжками детскими – просила она у калитки вашей оставить. Сама шила рубашонки, сама носочки вязала.

А оттого, что с горькою усмешкой, сквозь блеснувшие слёзы, молодуха напоследок сказала… похолодело Тимофеево сердце:

- А ещё мне Глафира призналась… что девчушечку про себя Танюшею зовёт… – Вскинула глаза: – Ты ж помни, Тимофей Пахомович, про обещание своё… Про то, что никто не узнает.

-Не забуду, не бойся. – Голос Тимофея чуть охрип от волнения: – Ты скажи ей… Скажи Глафире… Будто случайно услышала, – что девчушка Татьяною крещена. Чтоб молилась – о здравии Татьяны.

Фото из открытого источника Яндекс
Фото из открытого источника Яндекс

Продолжение следует…

Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5

Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10

Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15

Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 20 Часть 21

Часть 22 Часть 23 Окончание

Навигация по каналу «Полевые цветы»