Самодовольная улыбка тронула Юлины губы: на Серёжкином столе – её фотография. Фотку эту Юля сбросила Артёму летом – в июле, на пару недель, получилось съездить в маленький приморский посёлок, за эти годы почти не тронутый войной…
Фотография получилась очень удачной: на ней Юля – в белом платье с широкими кружевами, концы такой же кружевной белой ленты спадают с изящной соломенной шляпки, а из-под шляпки – золотистые локоны. И даже на фотографии видно, как красиво вьются они под ласковым ветерком. И закат над Азовским морем, и белокрылые чайки… Юля выглядит барышней из девятнадцатого века.
И… Значит, она правильно догадывается: Серёжка без памяти влюблён в неё, – раз ему мало тех её фотографий, что у него в смартфоне. Надо же, – как постарался: большая фотография в очень красивой – резной, под старину, – рамке. И правда: что там рассматривать в смартфоне, если можно вот так… Выходит, – Серёжка смотрит на её фотографию перед сном… И, когда просыпается, – первой видит её, Юлю.
Интересно: когда он решится признаться ей в любви…
В их горно-металлургическом Сергей Полунин учится на горного инженера. Профессор Ланцов называет студента Полунина гордостью факультета: Серёжка с профессором пишут какую-то научную работу… – что-то по проектированию и производству горных машин и оборудования. Юле это ничуть не интересно. А Серёжка, бывает, увлекается, – рассказывает ей про все эти добычные и проходческие комбайны, конвейерные ленты, вентиляционные и водоотливные системы. Правда, в последнее время замечает откровенно скучающий Юлин взгляд и переводит разговор на другую тему.
Ещё Полунин может бесконечно рассказывать об истории здешних шахт. Профессор Ланцов как-то покачал головой:
- Я бы сказал: энциклопедия.
Это он – о Серёжкиных знаниях. Санька Тихомиров, друг Сергея, серьёзно уточнил:
-Любой сайт-поисковик отдыхает, – был бы Полунин рядом, на подхвате.
Пока Тёмка на кухне заваривал чай, Юля любовалась своей фотографией. И не сразу заметила ещё один портрет – он тоже стоит на Серёжкином столе. Разумеется, – не такой большой, и не в такой красивой рамке. Скорее всего, какой-нибудь Серёжкин прадед: мундир, форменная фуражка… Когда Сергей вошёл в комнату, Юля кивнула на портрет, небрежно, со знанием дела спросила:
- Прадед твой? А в каких войсках служил? В каком звании?
- Прадед. Только не мой. Это Фёдор Захарович Полунин, прадед моего прадеда. – Сергей улыбнулся: – А войска – горные. Шахтёром он был, горным мастером на «Николаевской».
- А форма?.. Фуражка форменная? Я думала, – офицер… Поручик какой-нибудь.
- В те годы, Юль, Корпус горных инженеров относился к военному ведомству. Ты права: из Горного института инженеры выпускались в звании поручика. А горный мастер был чином ниже и имел звание штейгера. И форма у них была общеармейской. Только знаки отличия свои. На пуговицах – видишь? – горная эмблема: перекрещенные молоты. Кстати, – эмблема эта до сих пор сохраняется на шахтёрской форме.
-Ой, Полунин!.. И как ты всё и всех помнишь… Даже этого… прапра… – сколько раз надо сказать это «пра»?.. А я, если честно… как прабабушек моих звали, толком и не вспомню. Одну из них… кажется, Полиной.
-Ты вспомни, Юль, – серьёзно посоветовал Сергей. – Или у матери спроси.
Юля взяла чашку с чаем, усмехнулась:
-Всё это, конечно, интересно, Серёж. Но… Что это меняет сегодня? Вот ты, к примеру. У тебя могла бы сложиться головокружительная карьера. Ясно, что горным инженером ты бы работал недолго: года через три-четыре стал бы директором шахты… А потом – даже дух захватывает, где ты – с твоими способностями! – мог бы оказаться. Мог бы. Только у нас – война, шахты затоплены… или разбиты. Где работать горным инженером и директором шахты? А годы идут. Чего ждать? Когда восстановят шахты? Мне кажется, Сергей, тебе надо перевестись на другой факультет…
-На какой же?
- Ну… Вот хоть на наш, на экономический. Тебе на любом факультете будет легко учиться. А потом мы с тобой уедем куда-нибудь. Экономисты везде нужны. А твои горно-выемочные машины…
-Юль, так я никуда не собираюсь уезжать.
-Не собираешься? – Юля отбросила за спину вьющиеся пряди золотистых волос, окинула Сергея удивлённым взглядом: – А я думала, – мы с тобой…
Серёжка решился:
- Юль! Я давно хотел сказать тебе. Ты мне очень нравишься. С самого первого дня первого курса. Вы с девчонками вышли из троллейбуса… Я увидел тебя, и мне очень хотелось, чтоб ты тоже училась в горно-металлургическом. Знаешь, Юль, – таким счастьем было, когда ты вошла в институтский двор…
Юля рассмеялась:
- А я тоже тебя запомнила. Тогда я даже оглянулась на тебя: такой красивый… высокий, рослый парень. Правда, тут же разочаровалась: девчонки сказали, что ты – первокурсник. А мы-то уже на третий перешли!
-Юль, я тогда подумал, что мы с тобой обязательно будем вместе.
Юля насмешливо сощурила большие серые глаза:
- Не знаю, о чём ты подумал. А смелости хватало – разве что смотреть на меня в коридоре. А если бы я за это время замуж вышла?
-Юля, я хочу, чтоб ты стала моей женой.
-Ты… делаешь мне предложение? – Юля медленно опустила ресницы. – Неожиданно. Особенно – после твоих слов, что ты отсюда никуда не собираешься уезжать. Тогда поделись планами: уж не… воевать ли ты намерен?
…Летом 2014-го Серёжке ещё десяти не было: день рождения у него поздней осенью, в ноябре. И горестно вздохнул Серёга: тут… война, а тебе до восемнадцати – больше восьми лет… Батя, дед Иван, дядя Саша, крёстный, сосед Анатолий Михайлович, шахтный электрик, да все мужики с их «Заперевальной» и с других шахт каждый день уходят в батальоны шахтёрского ополчения.
Без бати и деда Серёжка очень скучал. На каникулах, как все пацаны, любил Серёга поспать подольше. А сейчас чаще всего просыпался до рассвета – даже если не было обстрелов посёлка и не надо было спускаться в погреб. Ещё в полудрёме Серёжка счастливо думал: как хорошо, что это сон – про войну, про то, что батя с дедом в ополчение ушли… Жаль, – не снилось только, что и Серёжка с ними воевать ушёл… Но всё равно – это только сон. И сейчас батя – ему сегодня в первую – склонится над Серёжкиной постелью, тихонько коснётся губами его тёплой макушки, поправит одеяло… и можно будет дальше спать, часов до девяти. А дед Иван – он, как и батя, проходчик, – сегодня в ночную работает. И будут Серёга с дедом достраивать веранду, а после обеда – с пацанами на речку, купаться дотемна.
А в окно Серёжкиной комнаты видна разбитая миномётным обстрелом крыша шахтоуправления. И утром становилось ясно, что никакой это не сон, а настоящая война. И кот, наглый полосатый Мичман, уже запомнил: если слышишь протяжный свист, думать не о чём – надо со всех лап нестись к погребу, по бетонным ступенькам слететь в самую глубину и спрятаться там под полками, на которых – банки с вареньем, маринованными огурцами и помидорами.
Поселковые мальчишки собирались в конце улицы, в Дубках. Молодые и крепкие дубы скрывали мальчишескую ватагу от посторонних глаз: здесь происходило всё самое важное. Если надо, – дрались по-честному, один на один. Мирились тоже в Дубках. А к концу этого первого лета войны мальчишки вдруг повзрослели. Куда-то исчезли поводы для драк. Ребята постарше немногословно перебрасывались новостями – что там на блокпостах и в аэропорту… Прислушивались к недалёкому грохоту, молча переглядывались: всу бьют по соседней шахте.
После очередного обстрела оказалась разбитой поселковая школа.
И всё равно: никому не верилось, что война сумасбродно облюбовала здешнюю степь – надолго. Так надолго, что для неё, для войны, успеют вырасти и вот эти мальчишки, которым сегодня по восемь – десять лет.
Дорогие читатели! Композиция (построение) повести имеет особенность: чередование глав, рассказывающих о событиях далёкого прошлого и о событиях, что происходят сегодня. Автор искренне рад встрече. Спасибо вам за душевное общение! Доброй осени!
Продолжение следует…
Начало Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»