Андрюха кивнул на выход из блиндажа, шевельнул плечами:
- Мыкыта, смотрю, гулять любит… Руки развязать сможешь, Маш?
Маша покачала головой:
- Даже не думай. С такой раной, как у тебя на затылке… и с переломом плеча ты далеко не уйдёшь.
-Так выбор у меня небольшой. Развяжи. Вместе уйдём. Я так догадываюсь, – Мыкыта один здесь… службу несёт?
-Блиндаж этот давно заброшен, – объяснила Маша. – Они сюда сбрасывают пленных. Ваши ребята… пленные, чаще всего без сознания попадают сюда. Других я не видела. Если выживают, – через день-другой их куда-то увозят. Мыкытова должность – охранять пленных. Охранником его недавно назначили: трусоват он, когда стреляют… и в бою с него мало толку. А тут он стал очень храбрым. Ждёт награды: считает себя незаслуженно обиженным, что его до сих пор не наградили. А когда тебя сюда притащил, – отдышался и заявил: тэпэр гарантовано, – хэроя дадуть (теперь гарантировано, – героя дадут).
- Высоко он меня ценит, – усмехнулся Андрей. – Раз сразу на хэроя рассчитывает. Развяжи руки, Маш. Не сидеть же просто так… ждать Мыкыту вашего.
Маша неуверенно вздохнула, склонилась над скрученными тросом Андрюхиными руками…
Носком сапога Мыкыта ударил Машу в лицо. Отшвырнул её, грязно выругался.
Андрюха забился в бессильной ярости. Не замечал боли в плече: вырвать бы руки…
Мыкыта ухмыльнулся:
- Руки тебе зачем, москаляка… Крашчэ (лучше) приказал бы этой… – Мыкыта снова выругался, – чтоб штаны тебе расстегнула, – всех-то и дел. Запросто успел бы ты Машку… пока я свежим воздухом дышу. Я б и не узнал. Вчы тэбЭ! (Учи тебя!). А Машка – она ничего так… Местами сладкая. – Мыкыту вдруг осенило: – А что?.. Может, с тобой вдвоём мы её…
Андрей задохнулся:
- Ты!..
-Ну, да, ну, да…Тебе москальские – имперские – замашки не позволяют бабу с кем-то делить. А – зря. Я сегодня добрый… потому и предложил: давай вдвоём. По очереди. Не захотел – будешь слюни вытирать, пока я Машку…
- Попробуй только… попробуй прикоснуться к ней, – Андрей попытался встать.
Мыкытовы глаза снова забегали в каком-то ошалелом испуге… Чтоб не дать Андрею подняться, он ударил его носком в грудь:
- Ты нэ зрозумив, москаль. Пэрэможэць я. (Ты не понял, москаль. Победитель я). И всё будет так, как захочу я. Захочу, – и будешь ты сейчас Машку… А я кино для взрослых буду смотреть.
Андрей всё же сумел ударить ногой по Мыкытовому колену. Мыкыта испуганно взвизгнул, обеими руками схватился за колено:
- Ннууу… москаляка!!!.. Считай, что тебе – всё!
Бил носками Андрея по голове, в лицо и в грудь… в живот, в пах. Визжал:
- Не понял?! Победитель – я!!! Это я тебя – сюда!!!
Андрей сплюнул кровь:
- Хрен бы ты был победителем… И хрен бы ты меня сюда, если б я в сознании был. Руки развяжи: посмотрим, кто победителем будет.
Мыкыта тяжело дышал:
- Ладно. Досыть з тЭбэ (Хватит с тебя). Мне приказано – живым тебя доставить.
Маша лежала вздрагивающим комочком… Мыкыта ещё раз ударил её:
- Пойду воздуха хлебнуть. А ты, б… Можешь ещё разок попробовать развязать его. Копи баллы: приедем к нашим – я тебе… за всё.
Мыкыта вышел.
Андрей заметил, как он пошатывается…
- Пьяный, что ли? – спросил у Маши.
- Они у нас, Андрей, не пьют, – усмехнулась Маша. – Они у нас… курят.
-Сама видишь, что надо руки мне развязать?
-Он нас обоих убьёт. Своим скажет, что бежать пытались. – Маша вдруг обняла его… Стыдливо и умоляюще зашептала: – Андрей!.. Пока нет его… Ты про меня не думай… плохо… Я хочу, чтоб… с тобой… пусть с тобой… всё случится. Брехал Мыкыта. У меня… впервые, ты не думай. Мне лишь девятнадцать недавно было… Хотелось, чтоб – любовь… а если Мыкыта… Я потом ни минуты жить не смогу.
Андрей прикрыл глаза… Веки чуть заметно вздрагивали, и он до боли прикусывал почерневшие губы:
- Маш!.. У тебя всё ещё будет… Всё, как ты хочешь, – чтоб любовь… Чистая постель… или – цветы… трава…
-У тебя… было? – Маша затаила дыхание…
- Было. Я люблю её.
- Как её зовут?
-Саша. Александра. Александра Игоревна, – она учительница математики. Очень строгая. Я люблю её. – Андрюха застенчиво улыбнулся: – У нас, наверное, ребёнок будет.
-Ребёнок?.. – в каком-то очарованном, совершенно девчоночьем счастье переспросила Маша.
-Я думаю… дочка.
Сверху в неописуемой радости заорал Мыкыта:
- А ну!.. Вы там!.. Выходьтэ – по одному!
Хотел Мыкыта – по-командирски… А вышло – с жалким облегчением: взгляд у этого москалякы… Даром, что руки связаны. Кто его знает, чего от него ждать. Неет, – лучше увезти его. До хлопцив. Они с ним разберутся. Там всяких видели. И с этой… зрадныцэю украины, тоже разберутся, – мало ей, б… , точно не покажется…
Водитель, мужик лет сорока, вышел из машины, равнодушным взглядом окинул Андрюху с Машей. Угрюмо бросил:
- Дивка – спЭрэду. А ты ззаду, з Мыкытою, сидай: мэни спокийнишэ будэ. (Девка – спереди. А ты сзади, с Никитой, садись: мне спокойнее будет).
Мыкыта поскользнулся на обледеневшей траве, беспомощно взмахнул руками… и всё же упал. Подняться у него не сразу получилось: растянулся в какой-то ложбинке. Пока Мыкыта отчаянно и свирепо ругался, барахтался в ложбинке, кому-то угрожал, водитель так же равнодушно курил. На Мыкыту не смотрел, – казалось, в какой-то тоске всматривался в хмурую степную даль…
Андрей негромко сказал:
- Маш!..
Маша в кровь ломала ногти… Но развязать Андрюхе руки не получилось: трос лишь немного распутался. Андрей кивнул:
- Хорошо, Маш. Дальше я сам.
Мыкыта бухнулся на заднее сидение, рядом с Андреем. Водитель недовольно покосился на его грязные сапоги и куртку со штанами, предупредил:
- Машыну сам мытымэш (Машину сам будешь мыть).
Мыкыта злобно толкнул Андрея в плечо:
- Расселся, – как на курорт едешь!
Откинул голову на спинку сидения, обнял автомат, и в то же мгновенье захрапел.
Из ослабевшей петли троса Андрей осторожно вытащил одну руку… потом другую. Достал из кармана куртки маленький складной ножичек: вечером, перед боем, жарили картошку – на сале, местный дед угостил бойцов. Андрюха щегольнул перед пацанами умением чистить картошку. Батя научил: чтоб быстро, и чтоб кожура спадала тонким серпантином… Ножик – Димкин – так и остался в кармане.
Андрюха коснулся ножом Мыкытовой шеи. Мыкыта всполошенно поднял голову.
- Руки убери с калаша, – вполголоса велел Андрей. – И – сиди тихо, если тебе жалко твою сонную артерию.
Про тихо Мыкыту можно было не предупреждать: у него и без этого язык к нёбу примёрз…
Дулом автомата Андрей тронул спину водителя:
- Останови, дядька. И выходи из машины. – Мыкыте приказал: – Харей в землю. Руки назад. – Кивнул Маше: – Возьми трос. Связать сумеешь?
-Сумею.
Водитель так же угрюмо взглянул на Андрюху. Безнадёжно обронил:
- Не убивай, пацан. У меня дома – трое детей.
-Что ж ты бросил-то – троих детей. К нам чего припёрся?
-Не убивай, – глухо повторил водитель.
- Сдался ты, – усмехнулся Андрей. – Обыкновенная передислокация: я – за руль, ты – назад. Верёвка есть у тебя?
- У багажныку (В багажнике).
-Достань.
Водитель со связанными руками сел на заднее сидение… А Мыкыта вдруг плюхнулся на землю. Втянул голову в плечи, пролепетал – по-русски:
- Брат… Ногами не бей, брат… По голове не бей… Не бей ногами, брат…
У Андрюхи кружилась голова… И боль в плече не давала поднять Мыкыту… и как следует встряхнуть его. Приказал:
-Встань.
Никита жалко приподнялся на колени. Андрюха усмехнулся:
- Можно и так… Подойдёт. У Машки прощения проси.
Никита захлебнулся:
- Я её… я к ней… Я не трогал Машку! Я к ней и пальцем не прикоснулся!!! Маш, скажи!!! Чего ты молчишь, Маш! Подтверди, Маш! Я же тебя не трогал!
Маша молча, брезгливо повела плечами… Андрюха сплюнул:
- Ещё не хватало, чтоб ты её трогал. Тогда, Никита, ты бы не отделался так легко: просьбой о прощении. Прощения проси за все грязные слова, что говорил про неё.
Командир с позывным Ямщик не поверил своим глазам, когда из машины вышел заряжающий артиллерийского расчёта Андрюха Большаков… Бросился к нему, взял за плечи:
- Большак!.. Андрюха! Точно – ты?.. Мужики гадают: убит ли… в плену ли…
Андрюха улыбнулся, – хотя от рвущей боли его сильно пошатывало… и в глазах стоял беспросветный туман:
-Про то, что не убит, – точно, Ямщик. Ну, а про плен… Пришлось на ходу поменять направление следования в плен… Заодно – поменять состав пленных. – Кивнул на заднее сидение: – Выводи их. Про девчонку я вам сам расскажу.
Туман в Андрюхиных глазах отчего-то чернел… Он опустился на землю, рядом с самоходной гаубицей, прижался к ней спиной:
- Закурить дай, Ямщик.
Сквозь странно чернеющий туман видел испуганные Машины глаза… Потом вместо Маши – такой простой и самой желанной радостью – появилась Саша, Сашенька… Александра Игоревна. Андрюха счастливо прикрыл глаза. Очень хотелось сказать Саше… про всё сказать ей… и про дочку спросить… но сумел лишь прошептать её имя… Сашенька исчезла, а он расслышал отчаянный Машин голос:
-Андрей, я найду её!
В себя пришёл Андрюха в полевом госпитале. Саша сидела рядом, держала его за руку.
… Как не вспомнить слова Кремня, инструктора с учебного полигона, – про то, что на войне не бывает лишних знаний!.. Работать с рацией системы радиосвязи с ППРЧ приходится под артой. Серёга Полунин выматерился: в самый неподходящий момент!.. В самый неподходящий момент радиосвязь вышла из строя…
Сергей выглянул из КамАЗа, на базе которого находилась радиорелейная станция связи… Тоха, командир отделения, догадался:
-Куда, Серёга… На вышку сотовой – под артой? Нечего и думать: ещё и стрелки работают.
- Думать нечего, Тоха, – согласился Полунин. – Надо аккумуляторы менять.
Не сразу поверил, что получилось… По-мальчишески гордо шмыгнул носом.
Назад, к станции, Серёга возвращался ползком.
Ещё на рассвете Буран, командир батальона связи, сказал, что нашими бойцами захвачен опорный пункт противника. В течение дня враг яростно пытался вернуть утраченные позиции. Темнеет и так рано, а тут ещё к вечеру холодным, тяжёлым свинцом понадвинулись на степь низкие тучи, дождь временами сменялся колючим мелким снегом. Серёга наткнулся на раненого бойца. Склонился к лицу, узнал Саню Ясенкова, механика-водителя САУ. К Сане уже бежала девчонка – санинструктор гаубичной самоходно-артиллерийской батареи. В темноте Серёга успел рассмотреть лишь короткую стрижку. Сапоги грузли в раскисшем чернозёме, девчонка привычно и беззастенчиво материлась. Бережно, умело и быстро перевязала Санину голову, опустилась на сырую землю рядом с бойцом. Выбила из пачки сигарету, щёлкнула зажигалкой. Крошечный огонёк на секунду осветил её усталое лицо… Взгляд у девчонки тяжёлый – как серо-свинцовые тучи… А сердце Серёгино вдруг забилось в неосознанной тревоге: будто за этой тёмно-серой свинцовой тяжестью мелькнула в её глазах чистая синева… А ещё показалось Серёжке Полунину, что вместо короткой стрижки по тонкой девчоночьей шее ещё недавно струились светлыми ручейками лёгкие и пушистые кудряшки…
Ясно, – показалось…
Снег во вспышках арты закружился чаще. Серёга помог девчонке поднять Ясенкова:
- Идти далеко? Тяжело тебе будет. Давай с тобой пойду.
Девчонка снова закурила:
- Думаешь, мне в первый раз? На его место лучше сядь. Сумеешь, связист? За Волчьей балкой наши ребята встретят тебя.
Серёга прикинул: рядом. Связь восстановлена, Тоха с пацанами справятся. Кивнул:
- Сумею. Учили на полигоне.
В хмуром взгляде санинструктора – явное сомнение. Девчонка опередила Сергея: поднялась в переднее отделение, через пару минут махнула рукой:
- В порядке.
Полунин не сдержал усмешки:
-Санинструктор-артиллерист?
Медсестра не ответила.
Вернуться к станции Серёга не успел: степь перед Волчьей балкой накрыл огонь вражеской артиллерии…
…Узнал он её лишь в полевом госпитале.
Узнал, – несмотря на короткую стрижку вместо весёлых светлых ручейков, что сбегали ниже плеч… несмотря на потемневшее обветренное лицо и запах сигаретного дыма. Взял её за руку:
- Даша…
А она… расплакалась, всхлипывала совсем по-девчоночьи:
- Сергей!.. Серёжка, Серёженька… мне так хотелось, чтоб ты узнал меня… Ты… прости меня… Серёжка, прости!..
- За что… простить?
- За выпускной. Прости, – за те слова… за те мои глупые слова, что я тогда сказала тебе… Серёжка!.. Я не знаю, как жила без тебя. Как мне хотелось встретить тебя… Как хотелось, чтоб ты узнал меня.
-Я просто не поверил, Даш. И там, у гаубицы… братьев твоих вспомнил… Даньку, Павлуху с Санькой, – это ж они тебя с самого детства ко всякой технике тебя приучили. Ты ж в любом мотоцикле лучше мальчишек разбиралась… Я просто не поверил, Даш, что мы с тобой встретились, – под артой, прямо посреди степи, посреди войны…
После ранения Полунину полагался отпуск, и они с Дашей поехали в Зарничный.
Дашина мать обняла их. Было видно, что держится она – после гибели мужа и троих сыновей – лишь ради этих редких встреч с дочерью, санинструктором гаубичной самоходно-артиллерийской батареи…
-Мам!.. Серёжке бы в баньку. Ему душ после госпиталя – не то.
-Да что ж я – не знаю, – сквозь слёзы улыбнулась мать.
Сергей поднялся:
- Я сам растоплю, Татьяна Андреевна.
Татьяна Андреевна незаметно покачала головой: дочка без стеснения достала из дорожной сумки чистое Серёжкино бельё… Только ни к чему здесь материнская строгость: Сергей с Дашей – не школьники.
Сергей с Дашей – на войне.
Мать подала Даше большое мягкое полотенце:
- Отнеси Сергею.
Ни к чему материнская строгость… У Даши с Сергеем в баньке всё впервые случилось.
Просто Даша вошла к нему… голенькая… Стыдливо прикрыла ладонями маленькую грудь:
- Я тебя никому не отдам, Серёжка.
Сергей подхватил её на руки:
- И я, Даш, никому тебя не отдам.
… Вечером вспоминали Дашиного отца, братьев… Листали фотоальбом.
Сергей задержал взгляд на старой фотографии, что показалась ему знакомой…
Всмотрелся, свёл брови… Так и есть. Дома, в семейном альбоме, – ещё дедовом с бабушкой, – точно такая же фотография. Фронтовая. На ней – артиллерист, рядовой Алексей Полунин. Серёгин прадед. К его плечу склонила голову светловолосая девушка. Большие, ясные глаза… Волосы, хоть и собраны строго, светлыми ручейками выбиваются из-под пилотки. Серёжка быстро провёл ладонью по лбу:
- Даш! Кто это?
-Моя прабабушка, Анна Павловна. Она всю войну прошла… На фронт в неполных девятнадцать ушла, – после курсов медсестёр в Луганске.
- А… с нею рядом?
Даша пожала плечами:
- Фронтовая любовь. Несбывшаяся. После войны она за другого вышла, за моего прадеда. Они в Донецке жили, прадед на шахте горным мастером работал, потом – начальником смены. А бабушка Галя рассказывала – про этого артиллериста, что он – единственная прабабушкина любовь. Только не сложилось у них. Война…
У Серёжки застучало в висках…
Как-то на День Шахтёра Серёгин дед Иван – после нескольких рюмок самогонки… да что бывалому шахтёру, ополченцу, несколько рюмок самогонки!.. – пребывал явно в романтическом настроении. В такие минуты любил дед полистать альбом с фотографиями. Задержал взгляд на этой. Поднял глаза на Сергея:
- Хочешь, Серёга, про любовь расскажу?
Серёга тем летом перешёл в одиннадцатый… Сдержал снисходительную улыбку: про что-про что… а про любовь, ему казалось, он знает лучше деда.
А рассказал дед про своего отца… Как приехал солдат на побывку из госпиталя… а дома жена любимая с другим.
Серёга с интересом прислушался: ничего себе… семейная история! Выходит, – давали копоти прадеды с прабабушками…
-Оказалось, – похоронку на мужа получила: случалось такое, – вздохнул дед Иван. – Ушёл солдат снова воевать… А дороги войны – долгие. И встретилась ему… – дед глазами показал на старую фотографию, – другая встретилась, медсестра Анюта. Только Алексей, батя мой, так и не смог Веру, жену, забыть… Да и мне уже третий год шёл. А потом, Серёга… батя с матерью в одно время написали друг другу письма: он ей – домой, а она – на полевую почту…После войны батя домой вернулся, к нам с матерью.
Серёга тогда усмехнулся: обещал дед про любовь рассказать. И где ж тут любовь?..
Дед понял:
- А не бывает, Сергей, – ни в жизни, ни в любви, – ровных и гладких дорог… и чтоб над ними – безоблачное небо.
- А что бывает, дед?
- Любовь и бывает – вечной.
- Это как? – снова недоверчиво усмехнулся Сергей.
- Просто. Вот ты родился. Тебе сейчас – шестнадцать лет. А лет сто-двести назад… даже больше, – скажем… ну, к примеру, в лето 1812-го, когда война с Наполеоном шла, тоже, Серёжка, любовь была. И без той любви ни тебя бы не было, ни бати твоего, ни меня.
Это был последний – такой серьёзный – разговор Серёги с дедом Иваном…
Вскоре Иван Полунин, ополченец и проходчик с «Заперевальной», погиб среди степи – под шальным, сумасбродным украинским обстрелом, когда на своём «Жигулёнке» вёз в роддом Алёнку Чекунову…
-Даш, рядом с твоей прабабушкой – мой прадед, Алексей. У нас дома есть точно такая фотография.
Расписались Сергей с Дашей перед самым возвращением на линию боевого соприкосновения.
В опустевшем посёлке и на свадьбу некого пригласить.
Посидели за столом – мать, Серёжкина и Дашина крёстные… Сергей сказал, что отметят свадьбу со своими, на позициях.
Крёстные горестно переглянулись.
А мать заплакала:
- Вы же в разных подразделениях!
Серёжка не выпускал Дашину ладошку. Улыбнулся:
- На свадьбу и соберёмся – разными подразделениями.
Когда расставались – Сергей возвращался в роту связи, Даша – в гаубичную самоходно-артиллерийскую батарею, – Сергей поцеловал жену:
- Я, Даш, сказать хочу.
-И я хочу, Серёж, сказать тебе… Давай сначала ты.
- У них не сбылось, Даш. Значит, у нас с тобой сбудется. Теперь ты.
Счастливым эхом – Дашины слова:
-У нас с тобой всё сбудется, Серёженька.
А война продолжается.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20
Навигация по каналу «Полевые цветы»