-Чего молчишь? Что за привычка: зыркать исподлобья! Либо не слышал, об чём я спросил тебя! Отчего у Катерины глаза на мокром месте?
Захар сломал в пальцах сухой стебелёк:
- Не знаю, бать.
Отец повысил голос:
- А я знаю!
- И что ж ты знаешь? – устало, чуть приметно усмехнулся Захар.
- А я знаю! У тебя все думки – про Евдокию! Ты, часом, Катерину Евдокией не называешь?
- Не называю, бать. Не придумывай.
- Что мне придумывать! У тебя в глазах вон… прописано прямо – имя её, Евдокиино. До каких пор будешь об ней… об ведьме этой, сохнуть!
-Бать, ни о ком я не сохну.
- А ты у Катерины зеркало возьми. Да взгляни – на кого стал похож. А моё слово такое: Катерина тебе – венчанная жена. И – чтоб мыслей не было о других бабах… о ворожках – тем более. Ещё раз замечу… – что Катерина плачет украдкой… а у тебя в глазах туман стоит, ежели ещё раз увижу – разговор короткий будет: не посмотрю, что ты шахтёр. Возьму чересседельник – всю дурь… весь морок мигом выбью. Забудешь, как и звали… ведьму эту. Парнишкой малолетним был – сроду не бил тебя. А тут, видать, нельзя по-другому.
Захар опустил глаза – улыбку спрятать…
А батю жалко. С отчаяния он это. Катю они с маманей всей душою полюбили…Ясно: хочется им, чтоб всё ладилось…
Когда уже домой возвращались, батя сдержанно спросил:
- Что беременная Катерина, – знаешь? Либо за туманом-тоскою по Евдокии не видишь ничего?
Захар зачем-то снял шапку, взъерошил тёмные волосы. Бестолково улыбнулся:
- Беременная?..
Батя окинул его строгим взглядом:
-Скажи ещё, что странно тебе. И – вот ещё что: я, когда узнал, что Дарья… мать твоя, беременная, – ветру не давал повеять на неё… пылинке упасть не давал. Увижу, что плачет Катерина…
Серьёзное, такое сокровенно-застенчивое батино признание тронуло Захара… Волнение скрыл за усмешкой:
- Понял, бать, – про чересседельник.
- Смотри у меня!
Вечером маманя проводила отца на смену. Как всегда, ежели батя в ночную в шахту уходил, – долго не ложилась: до глубокой ночи молилась…
Захар обнял жену:
- Что ж ты молчишь, Катя… Что ж не сказала мне…
Катерина подняла глаза:
- Страшно мне, Захарушка.
Захар поцеловал её в голову:
- Даст Бог, душа моя, – всё хорошо будет. Ты баба сильная, здоровая: с Божией помощью справишься. Ты скажи мне, ежели чего хочется. Надо будет – в город поеду, куплю.
-Не того мне страшно, Захар Алексеевич. Не беременности боюсь… и не родов. Сама знаю, что крепкая я, и сил у меня хватит, и здоровья. Маманюшка рассказывала: у нас в роду все бабы ходили легко, и рожали легко, – Дай Бог каждой.
-Так чего же тревожишься, Катя? Что страшит тебя?
-Боюсь я… – Голосок Катюшин жалко прерывался: – Боюсь я, Захарушка, – бросишь ты меня… с дитём бросишь.
Захар взял в ладони её лицо, взглянул в глаза:
- Что ты говоришь такое, Катя! Ты – жена мне. Как это, – чтоб я бросил тебя.
Катерина отстранила его руки… Подошла к сундуку, склонилась… Что-то достала, – кажется, с самого дна.
В неярком свете масляной лампы Захар рассмотрел… куклу-мотанку.
Ту куклу, которую он поднял с лавки в опустевшей Евдокииной избе… и положил к себе в карман.
Всё время помнил, что в кармане его шахтёрского кафтана лежит кукла… которую сделала Евдокия для своей Анютки. А нынче потеплело, и пропылившийся кафтан повесил Захар на гвоздик в сарае…
Ровно жаром плеснуло в лицо:
-Ты… это… Это… откуда у тебя?
- Намерилась кафтан… – что ты в шахту зимою надевал, – почистить намерилась, да просушить на солнышке… А в кармане…
- Так что? Ну, кукла, и кукла. Чего всполошилась?
- Таких кукол лишь ворожки делают. На приворот.
-Выдумала!.. Какой приворот. Для забавы… девчонке, сделана кукла. Им, девчонкам, надобно это: чтоб кукла была. Либо сама в куклы не играла с подружками? – Захар усмехнулся: – Видел как-то… Помню: уже здоровущими… считай, невестами, были вы с Христишкой, а всё в куклы играли – под сараем деда Пантелея.
-Девчонке… сделана, а – в твоём кармане.
-До чего ж дотошная ты, Катя. Ну, вышло так… Сама-то – отчего ж не выбросила?
Катерина повела плечиками, горестно вздохнула… Пригладила нитяные куклины косички:
-Мне, Захарушка… Мне ровно жалко её стало. Красивая она… И – жалкая.
-Ну, пусть себе лежит. О чём печалишься, душа моя?
Тонкие Катеринины брови изогнулись… Горько, безотрадно прошептала она:
- Не люба я тебе, Захар Алексеевич… Про неё… думаешь. И тебе тяжко, и мне, – будто камень на сердце лёг…
Захар привлёк к себе жену. Снова коснулся губами её волос:
- Что ж, Катя… И без любви живут. И у нас с тобою всё ладно будет. Беречь тебя… жалеть буду. Теперь – ещё больше. Лишь скажи, чего душа твоя желает.
Катерина покачала головою:
- Нет… Я по-другому чувствую, Захарушка… Я люблю тебя. Так люблю, что весь свет мне не мил, коли нет тебя рядом… Бывает, пройдёшь ты, – а я бы упала, следы твои целовала бы… То вдруг окатит меня волной ледяною: не надо было идти за тебя замуж – знала ведь, что не люба тебе… А то – на коленях умолять хочу… чтоб не бросал меня.
Захар свёл брови:
-Катерина! Чтоб слов этих – про то, что брошу я тебя, – я больше не слышал. Гаси лампу, и спать пойдём: мне с утра в шахту. Да и маманя, должно, тревожится, – поздно уже, а мы разговоры ведём.
Вдруг бережно поднял Катерину на руки… И она притихла, глаза прикрыла, – в таком робком, в таком желанном счастье…
… Федюшке уже десятый годок шёл. Анастасия Петровна, учительница церковно-приходской школы, – какой уж немногословною и строгою была, – часто хвалила Федю. К родителям мальчишки, Захару Алексеевичу и Катерине Савельевне, нарочно заходила: рассказывала о Федином интересе к учёбе, о большом старании и прилежании, о том, что с задачами и примерами по арифметике Фёдор справляется быстрее и легче, чем старшие ребята.
- Вам учить надо мальчишку, – настоятельно советовала родителям Анастасия Петровна.
Однажды, в самом начале лета, Захар с сыном спустились на берег: намедни законопатили и просмолили лодку, теперь требовалось проверить, – не течёт ли.
- Куда поплывём, бать? На тот берег? – деловито спросил Федюшка.
Захар улыбнулся:
- А вот погоди, хороший мой: давай я сначала у нашего берега посмотрю, как мы с тобою справились. А ты поиграй пока. Смотри, какая красота нынче у реки.
Захар осматривал лодку. Заметил, что к Федюшке подбежал какой-то мальчишка… Нездешний вроде. А по годам – видно, чуток постарше. Мальчишки принялись мастерить лодку из дубовой коры. Чуть дальше по берегу женщина в низко повязанной косынке собирала мяту.
За спиною Захар услышал негромкий голос:
- Что ж, – годна лодка?
Захар взглянул через плечо, усмехнулся:
- А то как же: в полном порядке. А ты что ж, – прокатиться хочешь, красавица?
- Нам с сыном на тот берег надо.
Захар кивнул на мальчишку:
- Твой малый? Славный парень.
- Мой, – ещё ниже, к самым бровям, натянула беленькую косынку женщина. – Перевезёшь? Торопимся мы.
- Отчего ж. И мы на тот берег собирались. – Захар махнул рукой ребятам: – Поплыли, мужики. А то вон туча с краю степи, из-за Журавлиной балки, надвигается. До дождя надо успеть.
Мальчишки уселись в лодке, заговорили про щук, что ловятся с того берега…
Женщина перебирала на коленях стебельки мяты.
Захар привычно правил вёслами.
Глаза она подняла всего на мгновение.
И на это мгновение Захар перестал грести:
- Дуня… Евдокия…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»