Евдокия опустила глаза…
А на душе посветлело – от негромкого Иванова голоса:
- Не тороплю тебя, Дуня. И – понимаю, как тяжело тебе согласием ответить. Оттого тяжело, что не люб я тебе. Понимаю, Евдокия. Для меня Агафьюшка моя… Агафья Матвеевна, тоже была светом в окошке. Нет дня… чтоб не думал о ней, не вспоминал голубку мою… Только жить дальше надо. И уж так Богом устроено: мужику надо, чтоб с ним рядом женщина была… А женщине очень нелегко без опоры, без мужского плеча, без защиты. Раз привёл Господь – встретиться нам с тобою, может, Его воля – чтоб мы стали мужем и женою? Не бойся: ни о чём тебя расспрашивать не буду. И… любви требовать не буду. Скажу лишь, что никогда тебя не обижу.
- Хороший ты, Иван…
- И ты хорошая, Евдокия. Вот сказали мы друг другу слова добрые, душевные, – и уж теплее на сердце стало. Будем жить вместе, ребят растить. И об Анютке, о дочушке твоей, стану так же заботиться, как и о своих девчушках. А родится маленький, – мне и ребятам тоже не чужим будет. Может, и всколыхнётся любовь между нами… А нет, – что ж… Жить и детей поднимать вдвоём всё ж легче, Дуня.
Евдокия головою покачала:
- У тебя пятеро, Иван Пантелеевич. Ещё и я тебе на шею – такой-то обузою!.. – сяду.
-Так я крепкий, Дуня, – улыбнулся Иван. – Я же в шахте работаю… И шахта, матушка наша, ещё сил нам прибавляет: иначе нельзя. Вырастим мы с тобою ребят наших. А коли даст Господь, – и ещё маленький родится у нас.
Уж собралась Евдокия сказать Ивану… сказать твёрдо: нет…
Да будто воздуху не хватило.
И вдруг заплакала Евдокия.
Грубыми, почерневшими от угля ладонями Иван вытер её слёзы…
… Фёдор и Матвей – погодки. По Ивановым словам, по надежде его и вышло: одного за другим родила Дуня сыновей.
Ни в мыслях, ни в делах не делал Иван разницы между детьми… Со всеми был одинаково – по-отцовски – строг, и ласков одинаково.
И Евдокия всей душою полюбила Ивановых ребят.
Дочки скоро растут… И главною Евдокииной заботой было приданое. Как ни тяжело приходилось порою, – а в сундуки собрала всё, что полагалось невесте. Аришку с Прасковьюшкою выучила и рубахи кроить-шить, и простыни кружевами обвязывать, – выходило приданое ничуть не хуже, чем у купеческих дочерей.
Сначала Аришку замуж выдали, а через зиму – и Прасковью.
А Иван уж заметил, как внимательно поглядывает на Анюту молодой шахтёр, Егор Демидов. Нахмурился:
- Мала она ещё. Пятнадцатый годок девчонке. Ей ещё расти надо.
Егор вспыхнул:
- Так я подожду, Иван Пантелеевич.
Иван Пантелеевич спрятал улыбку: и Анюта оглядывается на Егора, и тоже краснеет…
Уж как хотелось Евдокии, чтоб Фёдор на неё был похож… Чтоб не вспоминать про Захара.
А Федя Захаровым повторением вышел.
Тогда, на берегу, не сразу узнала Захара… Он у самой воды с лодкой возился, – к ней, Евдокии, спиною был.
А сердце забилось – в неясном и… желанном предчувствии.
Захар…
Он.
Прежний. Лишь в плечах раздался… да силушка его, известная Дуне, видно, ещё сильнее стала…
И Федюшка – его повторение.
А он узнал её лишь в лодке, когда плыли на тот берег…
Хватило сил – говорить просто и ровно.
Хватило сил – остановить его порыв.
А мальчишка, сын его… Тоже – отцовское повторение.
А когда услышала, что его тоже Фёдором зовут, – тут и похолодела душа.
Братья родные…
Ещё тётка Василиса, дальняя материна родня, – от неё у Евдокии то, из-за чего её ворожкою кличут, – однажды сказала: не годится, чтоб братьев родных… либо сестёр одинаковыми именами звали. Непременно кто-то один останется.
Вот и припомнились тёткины слова…
А Федюшка часто вспоминал тот день, когда они возвращались из Калиновки: там маманюшка девчонку маленькую лечила. Вспоминал, как в Зарничном, на берегу, познакомились и подружились с тамошним мальчишкою, – его тоже Федькой зовут. Доставал из кармана камешек, вздыхал: интересно, что сейчас Федюшка делает? Они тогда обменялись камешками – загадали, чтоб ещё увидеться. Может, Федька теперь тоже смотрит на камешек и вспоминает, как мастерили они лодку из дубовой коры, как радовались, когда лодка быстро и весело поплыла по реке…
Однажды поднял глаза на маманюшку:
-А мы ещё пойдём в Зарничный?
Евдокия на миг затаила дыхание… Прижала к себе сына, улыбнулась беспечно:
- Да зачем же нам идти – в такую даль.
Федюшка двинул плечами:
- А ежели заболеет кто…
- Пусть, сынок, все здоровыми будут: так-то лучше.
-Мне, маманюшка, охота с Федькою увидеться, – признался Фёдор. – Узнать бы, как он поживает.
-И для чего же тебе знать про то… И зачем видеться с ним?
-Так… Он славный. И мы с ним будто похожи друг на друга.
-Показалось тебе, хороший мой. Кликни Матвеюшку: отнесёте бате обед на шахту. Он вторые сутки сторожит сортировку угля и склад: Кузьма Михеевич в Павловск, на свадьбу к крестнику, уехал.
Хорошо знала Евдокия: что судьбою назначено, – не минуешь того…
Утешала себя давними словами Захара:
- Значит, – не будешь ворожкою…
Раз не ворожка, – что ж придумывать…
Всё обойдётся.
Да и не увидятся больше мальчишки. И жизнь у каждого своим чередом идёт.
А встретиться двум Фёдорам – Захаровичам… – всё же довелось.
Через два года оба поступили учиться в Горную школу при Литейном заводе.
Надели форму, фуражки форменные, – преподаватели и друзья и не отличали их. Сказать бы – братья, так сами говорят, что не братья… Да и оба – Фёдоры, а кто ж родным-то братьям одинаковые имена даёт!..
Однажды Захар с Катериною приехали сына проведать: узнать, здоров ли, да прилежен ли в учёбе.
Фёдор вышел не один… Рядом с ним – серьёзный, чуть застенчивый незнакомый мальчишка.
Захар Алексеевич любопытным взглядом окинул форму ребят, растерянно усмехнулся:
- Экие вы все здесь… одинаковые. Ровно братья!
А Катерина обомлела…
Федюшка радостно кивнул отцу:
- Это Федька… Фёдор. Мой самый лучший друг. Мы с ним и правда, – как братья. Помнишь, бать, – на берегу?.. Мы с тобою тогда Федора с его маманей на тот берег перевозили на лодке. А нынче мы с Федькою вместе учимся.
Сидели на дощатой скамеечке под дубом: Катерина угощала учеников пирожками, ещё порезала сала с хлебом и луком – после казённых харчей мальчишкам домашнего хочется…
Будто ненароком, спросила у Федюшкиного друга – откуда он… да как родителей зовут.
Отец – Иван Пантелеевич.
Мать… – Евдокия… Гордеевна.
Что было спрашивать…
Катерина быстро взглянула на Захара.
А он ничего не заметил, – внимательно рассматривал форменные фуражки.
Когда домой возвращались, Захар не умолкал, – вспоминал встречу с сыном. Не скрывал гордости:
- Видела, мать? А ты не хотела отдавать Федюшку в ученье-то! Сколько твердила тебе учительница, Анастасия Петровна, – про то, что способности у мальчишки… особенно – к арифметике… про то, что учить его надо, – чтоб в люди вышел. Видела, Катя, – до чего им, ребятам, форма к лицу! Любо-дорого смотреть!
Катерина отважилась:
- Значит, Захар Алексеевич… значит, – сын у тебя с нею… Догадывалась я.
У Захара счастливая улыбка ещё с губ не сошла… Он не понял:
- Догадывалась? О чём ты догадывалась, Катя?
- Сын у тебя с нею… С Евдокией.
Захар опешил:
- Чего выдумала!..
- А ты мне тогда не сказал… что перевозил её… с сыном на тот берег.
- Перевезли с Федюшкою. Что ж такого? Торопились они: домой далеко добираться – аж на Парамоновский рудник.
- А мне… не сказал…
- Да об чём тебе, Катя, говорить было? Что ж любопытного в этом? Нам с Федюшкою всё одно надо было лодку проверить: не течёт ли где.
- Не сказал… что виделся с нею. И… с сыном.
- Да с каким сыном, Катерина? – нахмурился Захар. – Евдокия замужем давно. Ты вот что, Катя: чтоб таких глупых речей я от тебя больше не слышал.
-Да ты смотрел на него… на мальчишку этого, Захар Алексеевич?
-Отчего ж мне не смотреть на него. Смотрел. Форма им обоим к лицу.
Катерина хотела ещё что-то сказать… да осеклась. Головою горестно покачала: может, и к лучшему… Что ж ворошить…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»