У одного и другого Фёдора было заветное – одно на двоих – желание: после окончания Горной школы при Литейном заводе работать на одной шахте…
Да жизнь по-своему распорядилась… Словно рассудила: много это – два одинаковых Фёдора рядом, на одной шахте. Ни к чему…
Уехал старший Фёдор на Парамоновский рудник работать – к несказанной гордости бати, шахтного сторожа Ивана Пантелеевича.
А Захаров и Катеринин Федюшка в Зарничный вернулся.
Дивились Захар с Катериною да с Христишкой, младшей сеструшкою Фединой: серьёзен да строг за годы учёбы в Горной школе стал Фёдор, – уж и не окликнешь его Федюшкою, в самый раз Фёдором Захаровичем величать…
Потому и перечить отец с матерью не стали, когда Фёдор сказал о своём намерении посвататься к Глафире, – чтобы на Казанскую свадьбу сыграть. Годков Феде – не так, чтоб много: можно бы год-другой и погодить со свадьбой. Да что ж говорить, ежели в свои годы он в шахте справляется – с должностью десятника. И Анисимов, управляющий рудником, говорит: заметно, что Фёдор недаром штаны тёр в Горной школе, все шахтные науки, горное дело изучил так, что шахта ему – ровно подворье родное…
И вдруг произошло то, чего никто не ждал…
Сказано: неисповедимы пути Господни…
Не угадаешь… не предскажешь, где и когда случится у судьбы поворот…
Полюбилась Фёдору Аграфена, Грунюшка.
Сам не хотел верить в это: у него Глаша была, невеста желанная.
И… уж случилось… Так уж случилось между ними с Глашенькою сокровенное – до свадьбы… Фёдор утешал Глашу:
-На Казанскую обвенчаемся. Виноват я перед тобою… Ты прости меня, душа моя, – что женою мне до венца стала.
Глаша плакала в девичьей тревоге… А сердце радовалось: люб ей Фёдор… Так люб, что противиться желанию его не могла. Верила, что так же люба ему, – раз случилось у них…
И уже ничего не вернуть, – когда волною хлынула молва по Зарничному: другую Фёдор полюбил…
Любовь-то разве утаишь.
И встречались Фёдор с Груней на пути у друг друга.
И слова единственного… а порою – и взгляда для счастья хватало…
О любви своей лишь не говорили.
Что ж говорить, если у Фёдора свадьба с другою назначена…
И тут крёстная Фёдора припомнила такое… от чего бабы в Зарничном лишь молча переглянулись: неужто и правда… исполнилось…
Припомнила Пелагея Мироновна, головою покачала:
-Вот и верь-не верь… А всё сходится. Сколько лет прошло!.. Как в воду глядела Евдокия…
Ещё в девичестве слыхивала Пелагея от маманюшки своей – про то, что в Зарничном жила в прежние годы ворожка, Евдокия. Она-то, Евдокия, и нагадала… – либо напророчила – Захару Полунину, что не сбудется в его жизни любовь… Что и женится без любви.
Верь-не верь, а так и вышло: Настя, невеста Захарова, – уж засватанная! – не сдержала данного слова, за другого вышла. Тем летом мужики здешние – и Захар с ними – выдвинулись с обозами в сторону войны… С французами тогда воевали. А обозы – гружёные луганскими пушками и снарядами.
Исполнилось первое Евдокиино пророчество: не дождалась Захара Настя, – хоть и обещала… хоть и про любовь говорила.
А на Катерине женился Захар – тоже по словам Евдокии: не любил её… Надеялся ли, – что клин клином вышибают… Либо Катину любовь пожалел, – видел, что люб он ей.
Так Евдокия и дальше наворожила: мол, – лишь в далёком… невидимом нам, неразличимом далеке суждено сбыться той любви, что у тебя не сбылась, Захарушка…
Анисья, Захарова крёстная, кинулась, было, к ворожке, – пристыдить Евдокию по-бабьи: дескать, что парню голову морочишь! Наговорила, – чего ни попадя, никак, к себе мальчишку привязать решила. Знаем таких! Чуть ли не в матери годишься ему, а – туда же! Про любовь разговоры с ним ведёшь!
А она, ворожка, и Анисье, крёстной Захаровой, эти же слова сказала: сбудется любовь… Но – не скоро…
Выходит, – не только Захару напророчила ведьма любовь несбывшуюся, а – и сыну его, Фёдору. А как иначе, – ежели уж к свадьбе готовятся, а ему другая приглянулась!
Не было у Фёдора свадьбы: ни с Глашей, ни с Грунюшкой…
Ещё мальчишкой любил Фёдор слушать батины рассказы – про то, как в минувшую войну солдатушкам нашим здешние шахтёры и рабочие Литейного завода возили обозами луганские пушки и снаряды. Сражались те пушки на Бородинском поле – ни одна в бою не разорвалась.
Думал ли Захар Алексеевич, что новая война своим чёрным крылом коснётся долюшки сына…
На бастионах Севастополя были установлены пушки Луганского литейного завода. К ним требовались ядра нужного калибра: такие производил лишь Луганский завод. А заводу для отливки ядер бесперебойно требовался уголь – много угля.
Шахтёры не поднимались на поверхность, – работали днями и ночами. Шахтёрские жёны и матери, сеструшки любимые, дочушки рОдные приходили к шахте с узелками и чугунками, – чтоб туда, в глубину, где сутками, беспрерывно, их шахтёры рубили уголь, передать свежеиспеченный, ещё горячий, хлеб, борщ, сытную, вкусную кашу с маслом, кринки с молоком, дубовые жбаны с родниковой водой.
Фёдор Полунин работал в забое наравне со всеми мужиками. Успевал не только рубить, – распоряжался погрузкой и подъёмом угля, сам нагружал вагонетки. Видно, на какой-то миг прикрыл глаза, – от неимоверной усталости… Не успел уклониться от отлетевшего куска породы.
Когда молодого десятника бережно подняли на поверхность, он уже не дышал…
Вышло – ни Глафире, ни Аграфене…
Несколько дней Глаша, невеста засватанная, сидела на траве у могилы Фёдора…
А Груня не решалась подойти: стояла поодаль. Не замечала – ветер ли, дождь ли холодный…
Потом Глаша исчезла из посёлка. Говорили, – далеко отправили её, аж на тот берег, к дальней материной родне… Чтоб не ходила на кладбище, не изводила себя.
О Груне по-всякому судили: мол, не встань она между женихом и невестою, – может, и жив был бы Фёдор.
А Тимоха Антипин не побоялся людской молвы. Посватался к Груне, – чем немало удивил поселковых. Давно любил он Грунюшку, – считай, с детства. И о свадьбе думал, лишь признаться Груне не успел, как люба она ему… Не успел, – потому что видел, как счастливо краснеет Грунюшка при встречах с Фёдором, видел, как Фёдор провожает её глазами, а она оглядывается на него…
Мать с отцом и братья Грунины за неё ответили и сватам Тимохиным, и ему самому, – что согласная Груня. А Груня головою молча покачала… и глаз не подняла. Маманюшка потом со слезами умоляла её, – чтоб не отказывала Тимофею.
Братья Грунины, Иван с Макаром, – те построже были, порешительнее:
- Не пойдёшь за Тимофея, – собирайся в монастырь. Хоть завтра отвезём. Всё одно: с такой славою в девках вековать будешь. А наше слово тебе, сестра, такое: Тимофею в ноги поклонись, да будь ему женою покорной.
Только не маманины мольбы слёзные, не батино горе… не суровость братьев дело свершили – простыми и ласковыми словами нашёл Тимофей чуть приметную стёжечку к Груниному сердцу…
Свадьбу сыграли сияющим зимним днём – в невесомом и праздничном кружении метелицы.
С первого же дня – следуя строгому совету братьев – Груня старалась во всём угодить мужу… А Тимофей нахмурился:
- Люба ты мне, Груня. Потому и женился на тебе. Вины твоей передо мною нет. И про Фёдора я тебе ни словом не напомню.
Ждал Тимофей… надеялся, что оттает Грунюшкино сердце.
А она хлопотала по хозяйству и в доме, около печи. И была такой же покорной ему.
Уже в исходе лета собирался Тимофей на смену в шахту. Ещё до зорюшки поднялся, бережно прикрыл Грунюшку одеялом… Нынешнею ночушкой заметил… и сердце взлетело: будто бы отозвалась Груня на его ласки… Будто бы ладони её чуть встрепенулись на его плечах… И стыдливый, тихий-тихий… сладкий полустон расслышал. И сам ровно осмелел – быстро ноченька промелькнула...Утомил Груню своею смелостью.
Во двор вышел затемно. Не успел самокрутку свернуть – удивлённо всмотрелся в конец огорода: чья-то тень мелькнула?..
А у крыльца – либо корзина?..
Посветил огоньком: так и есть.
Может, Грунюшка что оставила, – ещё с вечера?..
Приподнял покрывальце… От изумления дышать перестал. В корзине – ребёночек. Кроха, – чуть больше его ладони.
Дорогие читатели! Чтобы вспомнить содержание и проследить связь событий, – преогромная просьба: не гневаться, а просто перечитать первую часть. От души спасибо за понимание.
В Крымскую войну неприятель осадил Севастополь. Русскому флоту требовались пушечные ядра. Моряки, защитники Севастополя, вынуждены были у входа в бухту затопить часть кораблей Черноморского флота – этим самым закрыть флоту противника доступ в неё. Предварительно с кораблей сняли пушки. Пушки эти были отлиты на Луганском литейном заводе, и ядра нужного калибра выпускал к ним лишь Луганский завод. К тому же Луганск, Луганский литейный завод находился в непосредственной близости к театру боевых действий в Крыму. Луганский завод за два летних месяца 1854-го года изготовил более шестидесяти четырёх пудов снарядов – за один месяц перекрыл годовой план.
Ежедневно завод отправлял осаждённому Севастополю по две-три тысячи пудов пушечных ядер. Это было в двадцать раз больше того, что предусматривалось постановлением Правительства в начале 1853-го года. Такого количества отливок не производил ни один завод. Луганский Литейный завод и луганские шахты ни на одну минуту дня и ночи не прекращали работу.
Производство такого количества отливок ядер высочайшего качества требовало немыслимого напряжения сил рабочих завода и шахтёров. А ещё – чёткой организации труда. В таких условиях особо проявился талант начальника Луганского Литейного завода горного инженера Николая Терентьевича Летуновского. Его помощниками были видные специалисты горнозаводского дела в России (попутно… и не лишне: образования со странным названием украина тогда просто не было… Это – к слову о Донбассе): подполковник Константин Николаевич Томилов, управитель завода инженер-капитан, а в скором времени – подполковник Дмитрий Ильич Филипьев, смотритель угольных рудников штабс-капитан Михаил Михайлович Чернявский, маркшейдер Александр Васильевич Васильев, поручики Вагнер и Першин, подполковники Евгений Борисович Иваницкий и Аполлон Фёдорович Мевиус. Среди этих инженеров были известные русские геологи, горняки, металлурги, машиностроители. Их деятельность во многом определила успехи развития российской промышленности.
О Луганском заводе в это трудное для России время с уважением говорили соотечественники, за его работой пристально следил неприятель. Один из горных инженеров потом вспоминал: «Кому случалось быть в Луганском заводе во время последней войны, тот не остался без сильного впечатления при виде всего, что там происходило… День и ночь готовились здесь снаряды для защитников Севастополя и других мест, на которые нападал или замышлял напасть неприятель. Завод загромождён был в буквальном смысле подводами, из которых более ста ежедневно отправлялись со снарядами по направлению к Севастополю. При виде неутомимой работы мастеровых и рабочих, отказывавшихся от обеда и отдыха, вы, не задумываясь, причислили бы их к непосредственным защитникам Севастополя».
Турки – во что бы то ни стало – старались помешать успешной работе Луганского Литейного завода и предприняли безуспешную попытку взорвать его.
Наши прапрадеды любили Отечество, родную Луганскую землю, нашу степь, берега наших рек – Лугани и Северского Донца. Святую любовь эту они нам завещали.
За нами Россия.
Низкий поклон каждому, кто помогает сейчас нашему Донбассу.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»