Глаша всмотрелась в окно: в лунном свете неясно мелькнула тёмная тень. Сверкающими звёздочками снежинки невесомо ложились на вишнёвые ветки. Глаша поднялась, набросила на плечи платок.
Открыла дверь. На крыльце высокий человек в форменной фуражке отряхивал с шинели снег. Усмехнулся:
- Что ж ты храбрая такая… бесстрашная, Глафира Демидовна… Что ж дверь-то открыла? А ежели – лихой человек?.. И узнал этот лихой человек… что муж твой в ночную смену нынче работает. И постучал тебе в окошко. Разве муж не наказывал тебе, что без него никому не открывала? Изба-то в самой степи, считай.
Глаша кивнула на деревянную полку, где стояла посуда:
-Коли человек лихой, а мужа дома нет, у меня вон скалка имеется. Говори, Владимир Тимофеевич, чего тебе – в ночь-полночь – понадобилось, да ступай с Богом. Нечего мне хату студить: не лето на дворе.
-Замёрзла… – без мужа?
- Бесстыдник. Хоть и инженер.
От спокойного и насмешливого Глашиного голоса инженер Прохоров смешался. Снял фуражку, провёл ладонью по лицу и светлым волосам:
- Что ж, – и в дом не пустишь, Глафира Демидовна? Я нынче в городе был. Дотемна задержался в Управлении. А за Волчьим Логом дорогу перемело, – не поехал извозчик, назад повернул. Вот оттуда, от Волчьего Лога, и иду пешком.
- Пришёл уже. До посёлка – два шага.
- Согреться думал… Ох, Глафира Демидовна!.. Что ж за синь у тебя в глазах – даже в темноте рассмотришь… Ровно небушко чистое повторяют. А то ещё лепестки дикого льна так колышутся по склонам балки…
Глаша перебила:
-У меня, Владимир Тимофеевич, зеркальце есть. Про глаза свои я сама всё знаю.
-Не пригласишь, значит?.. А я, было, надеялся, что кружку взвару горячего нальёшь. У тебя, слышу, зверобоем и чабрецом пахнет… И малиною сушёной.
-Пригласит тебя Захар Михеевич к нам домой,– тогда и налью взвару. Ступай, Владимир Тимофеевич.
-Глаша!..
- Глаша я для Захара Михеевича. А для тебя – Глафира Демидовна. Ступай, сказано.
-Да что ж ты… за крапива такая! Глаша! Глафира Демидовна!..
Глаша закрыла дверь на деревянный засов, задёрнула расшитые льняные занавески на окошке. Присела на лавку, бросила взгляд на скалку. Батянечка сделал эту скалку из липы – для неё, для Глаши, чтоб она маманюшке помогала, училась тесто раскатывать. Батина скалочка полюбилась Глаше, потому она так обрадовалась, – уже здесь, в шахтёрском посёлке, когда увидела, что маманюшка в сундук с приданым вместе с другою посудой положила и эту скалку…
Может, и надо было огреть скалкою незваного гостя?.. Чтоб вперёд неповадно было – по ночам в гости-то являться… Глаша с сожалением вздохнула: ладно уж… – хоть и непутёвый, а всё ж инженер. Всякие науки про горюч-камень изучал в Питере. Должно быть, не годится, – скалкой-то его…
Сказать Захарушке?..
Нет. Зачем его тревожить. Он и так всякий раз сам не свой, когда в ночную смену уходит. К тому же про инженера Прохорова Захар говорит уважительно…
А Владимир Тимофеевич смотрел издалека, – если случалось Глаше провожать Захара в утреннюю смену. Глаша хмурилась и отворачивалась: в душе и сердилась на инженера, и отчего-то жалела его.
А Захар ничего не видел.
Как-то перед сменой Платон Фомич рассказывал мужикам про своего Снежка: не иначе, – волк или лисица в полночь совсем близко подошли к крайним поселковым хатам. Снежок, молодой пёс, не испугался, – видно, гнал зверя до самой балки: яростный лай доносился издалека. Домой вернулся Снежок перед самым рассветом.
-Славный пёс,– кивнул Захар. – Такой укараулит двор и хату, – и от зверя, и от недоброго человека.
И Глаша недавно обмолвилась: хорошо бы – достать щенка. Пусть живёт во дворе, у крыльца. Веселее с ним будет, а вырастет – станет двор охранять.
Инженер Прохоров тоже слушал рассказ Платона Фомича. Словно догадался о чём-то. С нерешительной улыбкой предложил Захару:
-Позволь, Захар Михеевич – я хозяйке твоей подарок сделаю.
-Подарок?..
Владимир Тимофеевич заторопился объяснить:
-Я снимаю комнату у Матрёны Фроловны. А во дворе у неё – чудесная собака, просто преогромная умница. У неё щенки сейчас…славные очень, и уже подросли. Девчонкам… – Прохоров смущённо и быстро поправился: – Ну, я хотел сказать: женщинам, – нравятся такие.
-Что ж, – коли твоя Матрёна Фроловна разрешит, думаю, Глаша обрадуется подарку.
Шахтёры отправились на смену, а Прохоров решил не медлить. С квартирной хозяйкой, Матрёною Фроловной, договорился легко. Выбрал бело-серого пушистого щенка, бережно опустил за пазуху. Уверенно зашагал в конец посёлка. Правда, уверенность его стремительно таяла, – по мере того, как он приближался к домику с белеными стенами у дороги, что вела в степь…
Остановился неподалёку, перевёл дыхание.
А со двора поспешно вышла девушка… либо молодая женщина.
Глаша?..
Нет, конечно. Незнакомая, – нездешняя, видно. И – явно чем-то взволнована: несколько раз оглянулась, что-то пробормотала вполголоса. Испуганно шарахнулась от Прохорова, торопливо зашагала прочь.
Во дворе, сразу под калиткой, Владимир Тимофеевич заметил какой-то невзрачный узелок. Выглянул на улицу, окликнул:
- Милая! Не ты ли обронила свой узелок? Вернись, подбери. А то будешь гадать, – где потеряла.
Девушка нехотя обернулась. Махнула рукою:
- Да это… так. Мне без надобности. Некогда мне, тороплюсь, – не видишь?
А из грязного узелка… либо иголки торчат?
Инженер Прохоров удивлённо тронул узелок носком сапога. Узелок развязался, и на снег высыпалась какая-то земля, смешанная с перьями и другим мусором, а ещё – с иголками и булавками.
Владимир нахмурился: в бабью чушь, он, понятно, не верил. Просто вспомнил, как тётушка Елизавета Григорьевна рассказывала сестрице Катеньке, как порчу наводят – вот в такие узелки собирают мусор с иголками… и подбрасывают тому, кому зла желают…
Ерунда, конечно. Но Прохорову почему-то очень не хотелось, чтобы узелок этот, с рассыпавшимся мусором и иголками, увидела Глаша…
В несколько шагов догнал незнакомку. Тронул её за плечо, хмуро велел:
- Ты вот что, милая. Вернись. И добро своё собери.
-Вот ещё! – дёрнула плечом девушка в пуховом платке из козьего пуха. – Тебе надо, – сам и собери.
А сильную руку Владимира сбросить не смогла.
- Могу и сам, – кивнул Прохоров. – Только всё, что я соберу, полетит тебе за пазуху. Думаю, тебе лучше вернуться и самой забрать свой узелок.
Девушке ничего не осталось, как повиноваться. Напоследок Владимир сказал:
- На глаза мне больше не попадайся. И вперёд запомни: то, что ты задумала, – грех большой. Неужто ни маменька, ни крёстная не говорили тебе об этом?
-Тебе что за дело? Ты откуда взялся, – умный такой?
- Ступай прочь. И про слова мои не забудь.
Вовремя закрыл за девушкой калитку: на крыльцо вышла Глаша. В руках – корзина с выстиранным бельём. В такую погоду бельё хорошо вымерзнет, коли развешать его на верёвке…
Тонкими стрелочками взлетели Глашины бровки:
-Никак – где-то снова дорогу перемело, Владимир Тимофеевич?
Инженер Прохоров виновато улыбнулся:
-Я вот… подарок Вам, Глафира Демидовна.
-Какой ещё… подарок?
- Да Вы не тревожьтесь… Подарок самый безобидный, – ничем Вас не оскорбит. Я так думаю, что он понравится Вам… и очень пригодится. А самое главное – подарок мой с согласия Захара Михеевича.
Владимир достал из-за пазухи щенка.
Щенок потянулся, шумно зевнул.
Глаша всплеснула руками, рассмеялась:
- Маленький какой! Красивый! – Осторожно погладила щенка, тут же назвала его: – Дымок, Дымок!
-Ну, вот… Отличным сторожем вырастет. Никого чужого во двор не пустит. А Дымок – очень подходит ему эта кличка. Пойду я, Глафира Демидовна. Мне на шахту надо.
Говорил… А сам в отчаянии ругал себя за эту ненужную поспешность: так хотелось хоть немного постоять с Глашей, голос её послушать, в глаза её – небушко синее – посмотреть…
… Марфина мать, Меланья Тихоновна, посреди улицы остановила Аграфену Макаровну, соседкину куму, что жила на другом конце хутора. Закачала головою:
- Что расскажу тебе, Грунюшка!.. Это что же такое делается на свете!.. Где ж такое видано: свадьбу едва справили… а к ней уже другой ходит! Да как же жалко парня, – вот же угораздило его жениться на такой… – Меланья Тихоновна не постеснялась ругательного слова. – Достойных девушек разве не было в Курганном? Либо опоили чем?.. С них станется!
-Да о ком ты, Меланья Тихоновна? – Аграфена Макаровна, наконец, смогла вставить слово. – К кому другой ходит?
-Как – к кому?!.. Может, оттого и со свадьбой так спешили, – что её надо было замуж отдать!
-Кого надо было отдать замуж?
- Да Глашку эту! От горшка – два вершка, а свадьбу – бегом! Что ж тут, Груня, непонятного! Захомутали парня! На деньги позарились: дескать, Захарка в шахтёры наметился, а там, слышно, заработки хороши. Так и вышло: Захарка – в шахту, а к Глашке – другой красавец… К тому же, видно, – из начальства.
-И кому ж это видно?
Меланья Тихоновна отвела глаза, ответила уклончиво:
- Бывали наши, хуторские, на шахте. Своими глазами видели, как Глашка гостей принимает, – пока муж на работе. А ведь была у Захарки достойная невеста! Женился бы, да жил припеваючи. А так – это ж позор какой! Все Захарке в спину смеются.
Взвар, узвар – так на юге России называют традиционный сладкий напиток, который чаще всего готовят зимой. Для приготовления этого напитка используют самые разные сухие фрукты и ягоды – чем больше, тем вкуснее получается. Фрукты и ягоды берут как садовые – яблоки, груши, вишню, малину, так и дикие – шиповник, тёрн, боярышник, яблоки и груши-дички. Многие хозяйки кладут целебные травы. Особенность взвара в том, что его не варят, а заваривают и настаивают, чаще всего – с добавлением мёда.
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 10 Глава 11
Глава 12 Глава 13 Глава 14 Окончание
Вторая часть повести Третья часть повести
Четвёртая часть повести Пятая часть повести
Шестая часть повести Седьмая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)