Проведать Владимира Тимофеевича Глаша приходила не каждый день. Хозяйка, Матрёна Фроловна, в своём обычном женском любопытстве и наблюдательности, в простой житейской мудрости о чём-то догадывалась…
Глаша приносила раненому инженеру удивительно пахучий взвар: даже искушенная в поваренных делах Матрёна Фроловна глубокомысленно признавала, что в Глафирином взваре каким-то чудодейственным образом запахи не перемешиваются, а слышатся – будто каждый сам по себе. Запах сухой малины не перебивает земляничный, желанно накатывает вишнёвый, и тут же всплеснётся запах чабреца. И вкус таким же получается: в одном лишь глотке различишь и малиновый мёд, и кислинку вишнёвую… и терпковатость тёрна, и ненавязчивую сладость яблочек и груш-дичек.
Владимир Тимофеевич приподнимался на локте, медленно выпивал кружку Глашиного взвара, снова откидывался на подушку. Счастливо прикрывал глаза:
- Хорошо…
Глаша ненадолго присаживалась у постели инженера Прохорова. Мимолётно касалась ладонью его лба, никаких особенных слов не говорила: совсем по-девчоночьи рассказывала про аистов, что вернулись в своё гнездо на верхушке старого дуба на берегу, про озорного Дымка, что очень любит своим заливистым лаем поднять с тополиных веток шумную воронью стаю, протягивала Владимиру Тимофеевичу сизовато-зелёную веточку полыни, что сквозь прошлогодние сухие стебли уже смело тянулась к солнцу:
- Весною пахнет.
Инженер Прохоров на неуловимое мгновение задерживал Глашину ладонь в своей руке, переводил дыхание:
- Придёшь ещё?
-Приду. Ты скажи, Владимир Тимофеевич, чего тебе хочется: я блинков испеку, либо вареников сделаю. Или пирожков с капустою?
-Хочется… чтоб ты пришла.
Матрёна Фроловна бесшумно и деликатно притворяла дверь в горницу, но… уши-то не закроешь. И она всё равно слышала негромкий, какой-то одновременно грустный и счастливый голос Прохорова:
-Хочется… видеть тебя.
Когда Глаша уходила, Матрёна Фроловна провожала её до калитки. Вздыхала:
- Ты, Глашенька, заходи проведать инженера. Как заходишь, он в эти дни прямо лицом светлеет… и даже, бывает, щами и кашею интересуется. А так – ни к чему не притрагивается, не ест ничего.
Не прошло и полмесяца, как однажды заглянула Матрёна Фроловна в комнату… и лишь руками всплеснула: инженера и след простыл. Впрочем, вскорости Анфиса Макаровна водворила его на место. Свирепо ругалась:
- Иишь, гулёёна! Додумался! Какая тебе шахта!
Владимир Тимофевич оправдывался:
- Так всё уж зажило! Вас бы, Анфиса Макаровна, в полковой лазарет – лекарем. Все солдаты выздоравливали бы от Ваших отваров. И мне работать пора.
Слова инженера про полковой лазарет и лекаря, видимо, пришлись Анфисе Макаровне по душе… Но она спрятала довольную и гордую улыбку, нахмурила брови:
- Мне и повитухою неплохо. Бабе в родах порою не легче приходится, чем раненому солдату… либо вот чем тебе, шахтёру. А ты, Владимир Тимофеевич, не смей у меня умничать и самовольничать! Про то, лежать ли тебе в постели или в шахту спускаться, мне лучше знать!
Инженер Прохоров не сдавался:
- Отвары Ваши целебные… И сам воздух здешний лечит – степным дыханием. Это в Питере такие раны заживали бы полгода. А тут – уже и следов от ран нет.
-Умник выискался! Кроме того, что сверху рана-то была, так удар следы оставил в самой голове. Кружится голова-то?
-Есть… немного, – признался Владимир Тимофеевич. – И в глазах чуток темнеет.
- Иишь, – гуулёёна!.. Придумал чего: в шахту ему надо! Небось, – не остановится без тебя шахта-то.
А через несколько дней инженер Прохоров всё же отправился в город, в Управление рудниками, – надо было доставить заготовленные образцы здешнего горючего камня. Поехал верхом: так быстрее, а главное – незаметнее для суровых глаз Анфисы Макаровны, нежели в дрожках.
А возвращался на шахту, – сделал крюк, чтоб осмотреть другие склоны балки, где угольные пласты выходят прямо на поверхность. Ещё зимою слышал об этом от Степана с Андреем, матросов из Севастополя, которые приехали договориться о поставках угля кораблям Черноморского флота. Почти везде снег уже сошёл, а кусты тёрна и боярышника стоят пока голые, – это летом из-за густых кустарников да буйства чертополоха по склонам балки трудно рассмотреть угольный пласт, а нынче видно всё – как на ладони.
За хутором Курганным приметил на берегу заросли вербы… Тонкие веточки с серебристо-белыми пушинками своею смелой нежностью вдруг напомнили Глашу. А ещё Владимир вспомнил, что они, Глаша с Захаром, здешние: с хутора Курганный на шахту пришли. Улыбнулся: захотелось порадовать Глашу – сорвать для неё несколько вербовых веточек… Всё же сдержался, вздохнул: не годится это… Не годится, – на глазах у Захара дарить Глаше вербовые веточки. Ладно, – щенок: Дымка он им обоим подарил, чтоб двор сторожил… А веточкам Глаша вряд ли обрадуется: чему ж радоваться, коли от этого у Захара на сердце неспокойно будет…
На склоне балки у костра сидели двое мужиков и парень. Инженер Прохоров подошёл к ним, поздоровался по-здешнему:
-Здорово живёте. – Кивнул на жарко пламенеющие угли горюч-камня: – Горит?
Худощавый мужик в новом, дорогом, видно, кафтане окинул Владимира недовольным взглядом, не ответил. Отвернулся. Мужик с парнем тоже молчали, и Прохоров догадался: с его появлением у костра прекратился какой-то разговор.
Что ж делать… Ни к чему мешать людям. И Владимир отошёл к большому дубу, что рос у спуска в балку. Дымчато-серый Соколок неподалёку хрустел прошлогодним мятликом. Прохоров собрался свернуть самокрутку, как вдруг до него долетел гневный голос мужика в кафтане:
-Смотри у меня, Агафон Терентьевич. Много ты стал размышлять. А ты у меня – вот где. – Мужик медленно сжал ладонь. – Забыл? А я не забыл, как ты отказался… струсил помочь мне, когда понадобилось проучить Демида. Струсил – сунуть клок соломы под стенку конюшни. Тогда я пожалел тебя – сами с Аникеем обошлись: дел-то, – поджечь солому. А теперь не пожалею, Агафон Терентьевич. Выбирай сам: либо сделаешь всё, что тебе сказано… Либо хату твою в два дня разберём: тебе уж не раз говорено, что залез твой дед на чужую землю. Целым углом залез. Вот и уберём этот угол, – ежели ты и в этот раз сробеешь, как парнишка малолетний.
Инженер Прохоров удивлённо прислушался: оказывается, разговор-то у мужиков любопытный…
- Робость моя здесь ни при чём, Власий Кузьмич, – угрюмо ответил чернобородый мужик, которого худощавый насмешливо величал Агафоном Терентьевичем. – И в трусости ты не кори меня: сроду трусливым не был.
-Он, бать, у нас смелый… Особенно, коли чарку-другую самогонки выпьет. Тогда Агафону сам чёрт не страшен, – с усмешкой заметил парень. – Так мы ж нальём тебе, Терентьич. Чтоб дело лучше спорилось.
Терентьич с досадою отмахнулся:
- Не нуждаюсь я в вашей самогонке. Только скажу тебе, Власий Кузьмич: никогда у нас в хуторе такого не случалось, – чтоб кто-либо своим, хуторским, вредил. В Курганном каждый кому-то кум, брат либо сват. И дед Демида Савельевича был моему деду кумом. А ты говоришь, из-за трусости у меня рука не поднялась – клок соломы-то поджечь под стенкой его конюшни.
Толстогубый парень снова нагловато сощурился:
- А прабабка Михея Демьяновича, поди, сестрою приходилась твоей прабабке?.. Ну, раз ты так жалеешь лавку Михея Демьяновича.
- Может, и приходилась. Ты, Власий Кузьмич, хоть и живёшь в хуторе не первый десяток лет, – с тех пор, как к нам старостою приставлен… А всё одно: пришлый ты в наших краях. Может, там, откуда пришёл ты сюда, не гнушаются навредить своим. А у нас так не принято: мы в Курганном с дедов-прадедов живём. Потому испокон веков – свои друг другу. А тебе, Власий Кузьмич, земля под моею хатой понадобилась? Выходит, я дедовскую хату должен выкупить у тебя – за ту цену, что ты назначил: поджечь лавку Михея Демьяновича? – Агафон Терентьевич поднялся: – Не будет по-твоему. А хату я новую поставлю. Ты лишь попомни: хата деда моего ни тебе, ни – кивнул на толстогубого парня – Аникею твоему на пользу не пойдёт.
Аникей тоже поднялся. Взял за грудки Агафона Терентьевича:
-Да ты, Терентьич, никак угрожать вздумал… Это ты зря. Вдруг станется такое: ну, утонул мужик по пьянке…
Прохоров вернулся к костру. Тронул Аникея за плечо:
-Пусти его. Ну?..
Аникей ухмыльнулся:
- А ты что за заступник? Чего встряёшь, куда тебя не просят? Или тоже роднёю… седьмою водой на киселе Агафону доводишься? Только я ж вижу: не из здешних ты. Вот и проезжай мимо, – пока сам-то цел.
Владимир сбросил Аникеевы руки со старого армячишки Агафона. Толкнул плечом Аникея:
- Пошёл вон.
Агафон благодарно кивнул Прохорову, направился прочь от костра.
Толстой и крепкой сучковатой палкой Аникей ударил Прохорова сзади, в затылок.
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Часть 10
Глава 11 Глава 12 Глава 14 Окончание
Вторая часть повести Третья часть повести
Четвёртая часть повести Пятая часть повести
Шестая часть повести Седьмая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)