На мгновенье всё вокруг потемнело… И наступившую черноту пронзили ослепительные молнии. Но на ногах Владимир устоял. В ожидании следующего удара успел повернуться к Аникею, заломил назад его руку. От резкой боли Аникушка заорал, а в мутных глазах его заметался испуг. Палку он уронил. Прохоров поднял её, ещё раз крутанул Аникушкину руку. Аникушка закрыл голову другой рукою, взвизгнул – умоляюще, как-то не по-мужски:
- Не бей! Палкою… не бей… По голове не бей! Убьёшь ведь!
Палка и правда была тяжёлою, с острыми сучками…
Владимир носком сапога, с размаха, крепко ударил его под зад – так, что покатился Аникушка по склону балки. Потом всё ж сумел встать на четвереньки: видно, от испуга, что катится прямо в реку, где ещё плавали острые льдины… Приподнялся, без оглядки – почему-то сильно пригибаясь, – побежал к Курганному.
Аникушкин отец, мужик в новом кафтане, остановившимся взглядом смотрел на сучковатую палку в руках Прохорова. Владимир усмехнулся:
-Что, мужик?.. Сынок – не подмога?.. Растил-растил… а он, видишь, бросил тебя, и не вспомнил.
Злобная уверенность Власия Кузьмича куда-то делась. Владимир разобрал хрипловатое блеяние:
- Не бей… Агафон – он, хоть и скрылся из виду, а всё одно видел… всё одно расскажет людям, кто нас с сыном убил.
Прохоров кивнул вслед Аникушке, головою покачал:
-Надо же… Глядя, как быстро сын твой бежит, даже и не подумаешь, что он убитый… Догонишь его?
Власий Кузьмич отчего-то тоже пригибался… И оглядывался. Потом ускорил шаги, напоследок потряс кулаком, пообещал:
- Свидимся ещё!
- Может, и свидимся, – согласился Прохоров.
В седло поднялся с трудом. Голова у Владимира сильно кружилась и клонилась к груди, форменная фуражка потяжелела от крови. И снова – рвущая боль на затылке, а ещё и от недавней отойти-то толком не успел…
Соколок, умница, сам знал дорогу к шахте, бежал резво и скоро, временами косил на Владимира большим коричневым, с тёмно-сливовым оттенком, глазом.
У Глашиного дома инженер Прохоров остановил коня, когда уже стемнело… Спешился, устало усмехнулся: вот уж совпало… Захар и сегодня в ночную ушёл.
Всё же негромко постучал в окошко.
Глаша вышла на крыльцо. На груди придерживала концы платка. Молча взглянула на Владимира Тимофеевича. Прохоров виновато снял фуражку:
- Погоди, Глаша… Глафира Демидовна: не ругайся. Ты правильно подумала: хотелось увидеть тебя…
- Увидел?
-А тут вот… такое дело: мне бы умыться… около колодца вашего. Позволишь, хозяйка? В таком виде домой, на глаза Матрёне Фроловне, показываться нельзя… Чего доброго, – подумает Матрёна Фроловна, что пьян я…
Глаша метнулась в хату, зажгла старую шахтёрскую лампу – Захар раздобыл её у Егора Гордеевича. Приподняла огонь: фуражка и воротник шинели, шея – в липкой крови…
-Где это ты… так?
-Так вот… пришлось. Долго рассказывать. – Снял шинель, бросил её на вишнёвую ветку: –Ты мне, Глаша, какую-нибудь дерюгу вынеси, – вытереться.
Глаша и сама бы подумала, что пьян инженер Прохоров… Только запаха самогонки не слышно. Форменная шинель пахнет сухой степною травой… Велела:
-В хату ступай. Там умоешься.
- Половики тебе испачкаю, – кровью своею. Мне сподручнее на улице.
- Неслухменный ты, – горько вздохнула Глаша. – Сказано тебе: ступай в хату.
В простых словах Глаши, в её голосе что-то такое прозвучало, отчего инженер Прохоров не посмел её ослушаться.
В хате Глаша ещё раз осмотрела его голову:
- В шахте – то понятно было. А такая рана откуда взялась, – по дороге из города-то?
-До чего ж Вы строги, Глафира Демидовна – улыбнулся Прохоров. – Ну… случилось так, что… в общем, подраться пришлось.
- Подраться?.. Кто ж так дерётся-то, – ударом в затылок?
- Вот так… случилось. Ты не думай про это, Глаша. Полей мне на руки.
-Сначала рубаху сними: вся кровью пропиталась.
Владимир вспыхнул, – ровно мальчишка перед девчонкою…
-Я так умоюсь… в рубахе.
Глафира спрятала насмешливую улыбку: это тот самый инженер Прохоров… – который той зимнею ночью постучал в окно… а потом – на её слова, чтоб не студил хату, – бесстыдно полюбопытствовал:
-Замёрзла… – без мужа?
Сурово повторила:
- Сними рубаху! Темно в хате: я ничего не увижу, да и нечего мне у тебя рассматривать, коли и без рубахи будешь. Я чистую косоворотку дам: Захарова тебе впору будет. А рубаху твою постираю. – Осторожно промыла рану, головою покачала: – Так старалась Анфиса Макаровна, – лечила тебя отварами, примочки делала! И ведь едва зажили раны! А ты – невесть как! – снова умудрился!
Потом перевязала рану своею льняной косынкой. Налила взвару:
- Выпей, – с малиною. Зайду завтра: Анфисино снадобье осталось, – снова придётся примочки делать.
Утром, до света, Владимир Тимофеевич был на шахте: надобно было встретить Захара, когда поднимется ночная смена. Захар взглянул на перевязку, что виднелась из-под фуражки:
-Либо не зажили раны, Владимир Тимофеевич?
- Зажили. Другая это. Сказать бы мне надо, Захар Михеевич.
-Так давай ко мне зайдём. Глафира Демидовна говорила: к завтраку вареников налепит. Ты, Владимир Тимофеевич, нигде таких вареников не пробовал.
-Глафире Демидовне не надо знать про наш разговор.
-Тогда тут говори. Что случилось?
- Вчера я из города возвращался. Довелось заехать в ваш Курганный: посмотреть, на каких склонах балки угольные пласты выходят на поверхность.
-Будем открывать новую шахту?
-Непременно. Только я про другое сейчас. Мужики там костёр жгли. С ними парень. Подошёл я к ним, поздоровался. Да неприветливы они оказались: вышло так, что я разговор им перебил. Пришлось отойти мне. Только разговор их я всё равно услышал.
- Ну?..
-Говорили они, Захар, про сожжённую конюшню у вас в Курганном. По их словам выходило так, что это их рук дело: мужика в кафтане новом и парня.
Захар прикусил сухой стебелёк донника, усмехнулся:
-Парень-то – толстогубый такой?
-Толстогубый. Глаза какие-то мутные. Аникеем его называли. Только про конюшню – это ещё не всё. С ними мужик был. Этот, в щегольском кафтане-то… сейчас припомню, как его…
- Власий Кузьмич?
-Точно. Этот Власий Кузьмич подбивал Агафона – поджечь лавку в Курганном. Всячески стращал его, грозился дом отобрать.
-Что ж Агафон?
-Отказался. Аникей – за грудки его: дескать, не станешь делать, что тебе велят, – никто и не удивится, что ты, к примеру, в реке утонул. В общем, вмешался я, – двинул плечом Аникея. Агафон ушёл, и я собрался ехать. Ну, и ударил меня Аникей – в затылок. Палка у него была – увесистая такая, сучковатая. Видно, хотел с ног меня сбить. Да что мне его палка – после глыбы породы в шахте. С этим – ладно, Захар Михеевич. А догадался я, что лавка в Курганном отцу твоему принадлежит – Михею Демьяновичу.
- Правильно догадался: батина лавка. А конюшня сгоревшая – Демида Савельевича, тестя моего. Спасибо, что сказал мне, – про разговор услышанный. Дальше я знаю, что делать.
-И я знаю, Захар, – усмехнулся инженер Прохоров.
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Часть 10
Глава 11 Глава 12 Глава 13 Окончание
Вторая часть повести Третья часть повести
Четвёртая часть повести Пятая часть повести
Шестая часть повести Седьмая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)