Инженеру Колядину так же сухо сказала:
- На конюшне с делами справляться Анюта помогает отцу своему.
Владимир неловко держал в руках кулёк с конфетами. Татьяна Алексеевна вздохнула:
- Раз от сердца гостинец, – к сердцу и принять надобно. А провожать домой Анюту не надо.
-Почему же? – растерянно улыбнулся Владимир.
-Оттого, что она у нас мала ещё, – для Ваших провожаний. И… Вы по себе ищите, – кого до калитки-то провожать. За конфеты девчонке нашей – Спаси Христос. Ступайте с Богом, Владимир Михайлович.
Татьяна Алексеевна закрыла за собою калитку.
Инженер Колядин снял форменную фуражку, взъерошил светлые волосы: видно, права маманя Анюткина… Мала Анюта, – для того, чтоб смотреть на неё так… как в жаркой сладости смотрел он, когда она стояла перед ним в промокшей под дождём рубашке… Ей расти и расти, – до таких его взглядов.
Над чертежами снова засиделся далеко за полночь. Устало прикрыл глаза… и тут же увидел Анюту. Голосок её счастливый услышал, – как рассказывала она, что у молодой и весёлой кобылы Мальвы родился такой же весёлый и золотистый жеребёночек. Назвала его Анютка Лютиком. И Владимир вдруг почувствовал несказанное счастье, – оттого, что ласкового золотистого жеребёнка зовут Лютиком…
А потом… представил, как под льняной рубашкой трогает пальцами крошечные Анюткины сосочки, чуть сжимает её грудь…
Встрепенулся от бесстыдных мыслей, закурил.
Задремал лишь перед рассветом. И снова захлёстывало жаром: в полусне-в полудреме ласкал безудержно Анютку…
Владимир заставлял себя не думать про Анюту. Старался не бывать на конюшне, – вообще-то, горному инженеру делать там особо нечего. Но выдержал всего лишь несколько дней, а потом очень серьёзно убедил себя, что всенепременно должен зайти на шахтную конюшню: ну надо же подсчитать, во сколько обойдётся ремонт крыши! И… жеребёнка Лютика увидеть хочется, – подрос, наверное… Одним словом, выходило так, что не было причин не зайти на конюшню, – прямо сегодня.
А Анютка снова испуганно метнулась прочь, – лишь увидела, что инженер направился к конюшне. И Владимир заметил, как уже за шахтным двором мелькнула расшитая Анютина рубашка и полураспустившаяся коса. Поднял с травы упавшую красную шёлковую ленту. Смотрел, как золотистый жеребёнок на расставленных тоненьких, высоких и стройных ножках сосёт молоко у матери. Лютик покосился на Владимира, и тут же в наслаждении прикрыл большие тёмные глаза.
А у Владимира всколыхнулась земля под ногами – от желания, чтоб Анюта рядом была… чтоб вместе с нею смотреть, как Лютик сосёт молоко…
Анюткину ленту бережно положил в карман, – чтоб завтра снова зайти на конюшню. Сейчас инженеру Колядину надо спуститься в шахту: мужики начали устанавливать новую крепь из дубовых брёвен. Ну, а завтра – надо же отдать ленту Анюте!..
Только и завтра, и в последующие дни Анюту на конюшне он не нашёл. Гордея Ивановича спрашивать стыдился. И ленту Анютину стыдился отдать ему.
А потом увидел, как Анюта разговаривает с Захаром Мигулиным, коногоном. Захар осторожно, обеими ладонями гладил Огонька по голове и спине, обнял верного своего коня, прижался к нему лицом. Огонёк протяжно вздохнул, опустил голову на Захаркино плечо, – будто бы понимал, что с Захаром им больше не работать…
Владимир Михайлович подошёл к ним, кивнул Захару. Протянул Анюте красную ленту. Анютка взмахнула ресницами, отчего-то покраснела… А Захар перевёл чуть озадаченный взгляд с Анютки на инженера. Заторопился:
- За Огонька спасибо тебе, Ань. Пойду я, некогда мне.
Анюта и сейчас хотела убежать, а Владимир удержал её за руку, заглянул в глаза:
- Что ж ты убегаешь… что ж прячешься от меня, Анютонька? Либо обидел я тебя чем? Прости, коли так… А я вот… думаю о тебе, – каждый день. Так хотелось увидеться с тобою…
Понимал, что не должен говорить ей таких слов… Корил себя за признание, а сдержаться не мог… А в почти неслышных Анюткиных словах – стыдливое счастье:
- И… я – каждый день… И… мне хотелось увидеть Вас.
Он чуть сжал её ладошку:
- Правда, Анютонька?..
К конюшне верхом подъехал Батальщиков. Спешился, строго взглянул на Анюту:
- Ступай домой. Мать бельё постирала, надобно выполоскать на речке.
Анюта убежала. Колядин заговорил с Гордеем Ивановичем о ремонте крыши, а в висках отчего-то стучало.
В конторе Владимира ждал десятник Киреев – с отчётом о состоянии шахтёрских ламп. Фёдор окинул инженера сочувственным взглядом:
- Что-то ты, Владимир Михайлович, аж с лица спал. Не спишь ночами, что ли?
Владимир устало провёл ладонью по глазам:
- Работы много.
- Рабооты мноого, – протянул Киреев. – А мне кажется, Володя… тоска какая-то у тебя на сердце. Из-за неё-то и изводишься. Не Анюткою ли… тоску твою кличут?
- Сам же говоришь, – кажется, – усмехнулся Владимир. – Давай о деле.
А тут ещё нелёгкая принесла горного исправника Веремеева. Веремеев – известный на всю округу балабол: переслушать его – дня не хватит. В этот раз Кузьма Герасимович взахлёб рассказывал, какие серьги с жемчугами купил он своей Акулине Степановне ко дню рождения… Потом перешёл на то, какие пироги – с грибами и с капустою – затеяла испечь Акулина Степановна:
- Я вам точно говорю: лучше её, душеньки моей, никто пироги не печёт.
Владимир поднялся:
- Мне надо посмотреть, выгрузили ли брёвна на крепь.
Кузьма Герасимович спохватился:
- Так я чего зашёл-то! Непременно приходите к нам с Акулиной Степановною, – завтра к обеду. Уж как она рада будет!
Брёвна сгрузили ещё вчера утром, – поэтому смотреть на них было нечего, и Владимир поспешно вышел с шахтного двора, по заросшей спорышом тропинке спустился на берег. Перевёл дыхание: успел…
Анюта поставила на траву тяжёлую корзину с выполосканным бельём. В знойный полдень на берегу никого не бывает: ребятишки – и те прибегают поплескаться, когда солнышко уже за террикон катится.
Владимир остановился за кустами ивняка. Анюта расплела косу, сбросила юбку… Приподняла подол рубахи. Мелькнули голые коленочки. Лицо Владимира полыхало, – он еле сдерживался, чтоб не подойти к Анюте. Знал: если подойдёт, – подхватит её на руки, унесёт в непроглядные заросли прибрежного ивняка…
Анюта шагнула в воду, медленно вошла по пояс, потом по грудь. Владимир прикрыл глаза…
А когда она шла к берегу, всё тельце её просвечивалось сквозь рубашку. Анюта отжала волосы. Под рубашкой упруго колыхалась маленькая грудь…
Владимир встряхнул головой, прикусил горьковатый стебелёк мяты:
- Прости, Анютонька… Прости, что подсмотрел вот… за тобою… Знаю, что ночей спать не буду… Но – расти без меня, хорошая моя… славная девчоночка…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»