-Сватов?.. – прошептала Анюта.
Владимир снова обнял её:
- Непременно. Женой моей будешь.
Анютка спрятала лицо у него на груди. А он гладил её волосы и плечики:
- Полюбил я тебя, Анютонька. Так полюбил, что без тебя весь свет не мил мне. Если и я тебе люб… Если любишь меня… как в письме написала… – обвенчаемся, свадьбу сыграем.
- Люблю… – скорее, чем услышал, – почувствовал Владимир в её дыхании.
И снова не сдержался… Целовал нецелованные до него, уже и так вспухшие Анюткины губы… Снова рубашку её поднял, целовал всю, – до коленочек и узких ступней, до маленьких пальчиков… Бережно ласкал сокровенную её нежность, а она вздрагивала, сжималась, и понимал Владимир, – от ожидания новой боли… Уговаривал:
- Не бойся, Анютонька…
И, хоть хмелел всё больше, всё же заметил, как утомил девчонку своими ласками… Опустил рубашечку, а Анюта спохватилась, за юбкой потянулась:
- Ой, Володюшка!..
Владимир скрыл улыбку: Володюшка!..Можно ли было подумать, что это прозвучит так счастливо: Володюшка…
Анютка тут же поправилась:
- Владимир Михайлович… Я же Вам… Я пришла к Вам… – Торопливо поднялась, взяла со стола тёмную бутылочку: – Вот. Сок подорожника. Для Вас сделала,– сама… чтоб рана Ваша зажила.
-Ох, Анютонька, славная моя!.. Да рана, поди, и так зажила уж, – оттого лишь, что ты пришла ко мне… что любишь меня…
Анюта покачала головою:
- Нет. Непременно надо соком подорожника, – чтоб быстрее рана зажила.
Неожиданно уверенно и быстро сняла сбившуюся повязку, свела бровки… Вдруг коснулась губами глубокой раны… Владимир прикрыл глаза. А Анюта осторожно смазала рану соком подорожника, снова перебинтовала. Вздохнула: – Домой мне надо…
У калитки Владимир нашёл её губы…
- На рассвете зайду к твоим родителям.
А до рассвета-то оставалось… Лишь успела Анютка затаиться под одеялом, лишь сомкнула устало и счастливо потяжелевшие веки, как сквозь полудрему расслышала голос Владимира:
- Здорово ночевали, Гордей Иванович.
- Слава Богу, – суховато ответил отец. – Вы насчёт – коня запрячь, Владимир Михайлович? Всё ж собрались в Управление? Киреев сказывал, – будто фельдшер велел Вам лежать. Я потому и не тороплюсь на конюшню.
-Да я уж отлежался, – за ночь. Ехать надо. Только сейчас я к Вам, Гордей Иванович, по другому делу.
Анютка быстро закрестилась: Господи, помоги!.. Помоги, Господи!.. Помоги ему… и мне… Помоги, Господи, Иисусе Христе! Пресвятая Богородица, помоги… Господи Иисусе Христе, Сыне Божий… помилуй мя, грешную…
Татьяна Алексеевна тоже услышала слова инженера, встревожилась, – в каком-то неясном предчувствии. Вышла на крыльцо, сдержанно поклонилась.
- Гордей Иванович… Татьяна Алексеевна! Мне сказать Вам надо.
Татьяна Алексеевна опустила глаза, – спрятала усмешку: стесняется инженер, ровно мальчишка… А старается говорить твёрдо.
- Мне сказать Вам надо: минует Успенский пост, – я сватов пришлю к Анютке… К Анне Гордеевне. Потому как мы с нею любим друг друга, и уговор у нас: обвенчаться.
Батальщиков закурил. Исподлобья взглянул на Владимира:
- Это… когда ж успели, – сговориться-то?
-Успели. Я полюбил Анюту… и она меня любит.
-Надолго ли…полюбил-то Анютку?
- Навсегда.
-А мне так сдаётся, Владимир Михайлович… Вам бы потешиться. А там – надоест она Вам. Другую встретите, – по себе.
Владимир вспыхнул:
- Одна для меня Анюта, – в целом свете.
-Это Вы сейчас так говорите. А потом уедете в Петербург, стыдиться станете Анютки. Тут и свет Вам немилым станет. Пожалеете, что в жёны взяли её. – Гордей Иванович потушил самокрутку: – И слово моё такое: неровня Вам Анютка наша. Не об чём говорить, Владимир Михайлович. Ежели насчёт коня, чтоб в город поехать, – ступайте на конюшню.
Анютка не дышала, пока отец и Владимир разговаривали… А в висках застучало: неровня Вам Анютка наша… неровня… неровня Вам Анютка…
Не то, что строгий батянечкин взгляд, – в целом свете не было такой силы, чтоб удержала Анютку… Сразу после полудня отправилась она к Иванову кургану – дождаться Владимира… Ещё издалека увидела его, кулачки к груди прижала: какой же он красивый!.. А лицо… и всё тельце ровно жаром залило: вспомнила ночушку… вспомнила, как он… От стыда хотела убежать: как глаза на него поднять?.. А коленки подкашивались, и бежать сил не было.
Владимир спешился.
- Анютонька!.. Знал я, что ты придёшь.
Обнял её, а она заплакала:
- Не разрешил батюшка…
Владимир поцеловал её в макушечку:
- Так я ж не все им сказал, Анютонька. Не сказал я отцу твоему и матери, – о том, что случилось у нас с тобою. Всю дорогу думал, что вечером снова зайду… и скажу, как вышло-то у нас.
Анюта вскинула испуганный взгляд:
- Не надо, Володюшка! Не надо им говорить об этом! Ежели узнает батюшка…
-Узнает, и узнает, – что ж. Обвенчаемся, – женою моей будешь.
- Ой, Володюшка!.. Боюсь я, – ежели узнает батюшка…
Владимир отпустил Соколка – попастись. Взял Анюту на руки, понёс в заросли донника. Бросил на землю форменный пиджак…
А Настёна Нефёдова искала за Ивановым курганом вредную козу Белянку. Ещё в полдень стеганула Настёна Белянку, – за то, что в огород пробралась, к маманюшкиной капусте. Коза с удовольствием лакомилась листьями, что лишь начали завязываться в кочаны. Настёна ахнула, подняла с земли хворостинку. Коза удивлённо бекнула, ногами взбрыкнула… И – только Настёна её и видела: от обиды убежала Белянка в степь.
Нашла Настёна Белянку уже к вечеру, аж на склоне Криничной балки…
А возвращалась домой… Тут и увидела. Глазам не поверила… и про Белянку вмиг забыла Настёна, когда увидела инженера Колядина и… Аньку Батальщикову. Прямо в зарослях донника. Прямо на земле…
Надо же!.. Вот тебе и Анька-соплюха! Обошла, значит, Анютка Глафиру Кондратьеву, – кому ж не известно, что инженер у Глашки ночевал! Интереесно, – что скажет Глафира, коли узнает, что Анька с инженером целовались за Ивановым курганом! Завтра надо забежать к Глашке, – рассказать о том, что… своими глазами видела.
Для такого дела не поленилась Настёна с зорькою подняться. Вовремя: Глаша рано уходит на шахту. Встретились у калитки. Глафира окинула Настю удивлённым взглядом:
- Чего это не спится тебе, Настюха? Либо дело ко мне?
Настя заулыбалась:
- Дело, Глафира Филимоновна. Ты одна?
Глафира руками развела:
- А с кем же мне быть? На работу иду вот.
-Одна, значит… А я подумала… подумала, – ушёл ли инженер Колядин. Ушёл, значит, – до света.
Глафира приподняла красивые брови:
-Твоё какое дело?
- Моё-то?.. Да так… Узнать любопытно: вы с Анькой Батальщиковой как инженера делите? По уговору?
-Чего несёшь, балаболка!
- То и несу, Глаша. Не видела бы своими глазами, – тоже не поверила бы.
- Что – своими глазами-то?..
- А своими глазами видела я, Глаша, как Анька с Владимиром Михайловичем целовались, – знаешь заросли донника? Сбоку Иванова кургана, за дикой яблоней.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»