Глафира сощурила большие карие глаза:
- А тебе надо, – кто там в зарослях донника целуется!.. Завидуешь, Настюха?
Настя дёрнула плечами:
- Ещё чего!.. Бесстыдству этому завидовать! Я не такая!
Глаша ладонью чуть приподняла Настёнин подбородок, усмехнулась:
- Бесстыдство, говоришь… А кто ж без бесстыдства этого обходится! ИАньке Батальщиковой ты завидуешь. Не заметно, думаешь, как ты на инженера пялишься.
-Где я, и где – Анька! – заносчиво вскинула голову Настёна. – Слышала, Глаша?.. Всяк сверчок знай свой шесток!
- Это ты, Настюха, про отцовскую лавку?.. На кой она инженеру!
-Лавка – это капитал! – запальчиво бросила Настя. – А у Аньки в сундуке с приданым – три рубахи да юбки… да дешёвые серьги с ярмарки!
-Ты, что ли, считала, сколько у неё рубах-то в сундуке.
-Там и считать нечего!
Глаша отстранила Настёну:
- Дай пройти-то. Опаздываю из-за тебя.
- Дура ты, Глашка. Я ж о тебе пекусь! Я же знаю, что инженер ночует у тебя! Что ж: выходит, ты вот так, запросто, Аньке его отдашь? Соплюхе этой? Пусть, значит, она с ним… – в доннике-то?
-Про меня и про инженера – это, Настюха, не твоя забота. А будешь про него языком мести по посёлку, – то я сама язык твой поганый вытащу… и ногой наступлю на него.
Настя захлопала глазами…
Весь день Глаша непривычно молчала, лишь изредка горько усмехалась – чему-то своему, никому не видимому… Грунюшка забеспокоилась:
- Не случилось ли чего, Глаша? Молчишь… Вон, – солнышко уже за террикон катится, а ты и словца не сказала!
Глаша – ровно не расслышала…
Настюхиным словам не сильно удивилась… Не девчонка ж она несмышлёная, – по-женски чувствовала: заходит он к ней… да и всё, что случалось у них ночами – из-за какой-то горькой его безысходности. А однажды… В тот вечер крепко выпившим был Владимир Михайлович. Ласкал её безудержно… Бесстыдно и – сладко-сладко… Потом уснул – тяжёлым сном. А во сне вдруг улыбнулся – по-мальчишески застенчиво, заметался головою по подушке, несколько раз негромко повторил:
- Анюта!.. Анютонька!
Ну, и чем Настюха, дурёха эта завистливая, хотела удивить Глафиру…
А бабы на сортировке недавно говорили, что у Колядина в Питере невеста есть. Будто бы Вера Тихоновна, жена управляющего Кондрашова, рассказала про это своей сестре двоюродной, а сестра, как водится, с кумою поделилась интересной новостью… А там и до сортировки дошло.
И этому Глаша не удивилась: чтоб у такого парня, как Колядин, да не было невесты!.. Особых надежд у Глафиры на инженера не было: ясно, что питерская невеста – не чета ей, Глаше, шахтной сортировщице, ранней шахтёрской вдове… Просто случилось так, что муж, Григорий, только-только разбудил в ней простое женское желание ласки… а тут – кровля в шахте обрушилась, и не вернулся домой Гришенька. Сколько ночей прометалась Глаша в холодной вдовьей постелюшке – в свои-то восемнадцать лет… Даже в короткой полудреме казалось – всё тельце болит… без Гришиных рук, без поцелуев…
Владимир приходил нечасто, особенно – в последнее время.
А девчонку эту, Анютку, вдруг пожалела Глаша… Оно дело – когда сама она, Глафира, вдова… И – совсем другое – когда девчонка. Аньке, кажется, и шестнадцати ещё нет. Хорошую затрещину дать бы инженеру, – так не заходит…
…Ой, нет, Володюшка!.. Владимир Михайлович!.. – взмолилась Анютка. – Не говори батюшке ничего! Боюсь я…
-Как же не сказать отцу, Анюта. Нам с тобою непременно надо обвенчаться. И бояться тебе нечего: я же с тобой. Я твою ладошечку не выпущу из своей руки, когда с Гордеем Ивановичем разговаривать буду.
- Ой, нет, Володюшка!.. Давай я сама, – я сначала маманюшке обо всём расскажу… А маманюшка бате… скажет.
-Нет, Анютонька. Обо всём, что у нас случилось, твои родители должны от меня услышать.
- Ой, только не сегодня, Володюшка!
- Отчего же не сегодня? Завтра с рассветом мне в шахту надо, – поднимусь только вечером. Поздно уж будет, – о таком важном деле говорить.
-Так за вечером утро и наступит… Тогда и…
- Тогда ты бояться перестанешь? – улыбнулся Владимир.
… На последние его письма Лиза не ответила. Лишь вчера он написал ей ещё одно письмо. Написал о том, что не имеет намерения возвращаться в Питер – с тем, чтобы работать столоначальником в отделе Горного департамента… Ещё – о том, что Елизавета Григорьевна совершенно свободна от каких бы то ни было обязательств перед ним… Да никаких обещаний Лизонька ему и не давала. Перед самым отъездом, когда он говорил о том, что к осени приедет в Питер, Лиза надменно перебила его:
- И сватовство, и помолвка возможны лишь в том случае, если Вы никуда не уедете.
В письме пожелал Елизавете Григорьевне непременно встретить того, с кем она будет счастлива…
А когда занялась над речкою зорюшка, у дома Владимира остановилась тройка лошадей. Вернувшаяся со свадьбы крестницы Марфа Егоровна готовила завтрак Владимиру Михайловичу. С удивлением взглянула в окно: Владимир Михайлович, голый по пояс, умывался у колодца… а из кареты вышла стройная девушка в дорожном платье. Из-под красивой и модной шляпки выбились локоны. Девушка вбежала во двор, со смехом, с какими-то громкими восклицаниями повисла на шее у Владимира Михайловича…
Отчего-то поспешно Марфа Егоровна задвинула за дверь корзину с бельём, которое днём собиралась постирать… Наволочка была испачкана кровью, – ну, это ясно: вон какая глубокая рана на голове у Владимира Михайловича… Но пятна крови были и на простыни… И надо ли было объяснять Марфе Егоровне, что бы это значило. Вряд ли Владимир Михайлович спал не на подушке, – раненой-то головою… а – посредине постели. Так или иначе, а бельё надо было постирать.
Владимир Михайлович с девушкой вошли в дом.
- Елизавета Григорьевна Куликова, – представил девушку инженер Колядин. – Я прошу Вас, Марфа Егоровна, – позаботьтесь о том, чтобы Елизавета Григорьевна отдохнула после столь долгой дороги.
Владимир Михайлович с Елизаветою Григорьевною о чём-то говорили в комнате, – Марфа Егоровна слышала лишь негромкий, усталый голос инженера и какие-то высокомерные слова Елизаветы Григорьевны.
Вскоре Владимир Михайлович ушёл на шахту, – завтракать не стал.
Марфа Григорьевна приоткрыла дверь в комнату, учтиво спросила:
- Позавтракаете? Или Вам постелить, – отдохнёте?
Елизавета Григорьевна недовольно оглянулась:
- Что у вас на завтрак?
-Нынче пост. Владимир Михайлович кашу тыквенную любит… Чай с земляничным вареньем.
- Тыквенная каша?.. Мило. Но я не ем такого.
- Что же Вам приготовить?
-Яблочную шарлотку Вы умеете готовить?
-Отчего же не уметь.
Шарлотка там… или нет, но постный яблочный пирог у Марфы Егоровны получался отменным.
-На обед у меня щи с грибами. Такое…едите ли?
- Посмотрим, – снисходительно кивнула Елизавета Григорьевна. – Постелите. И это – указала на пепельницу – уберите. Чаю принесите мне в комнату. Земляничное варенье я не люблю. Есть у вас малиновое? Вот малинового и положите.
Марфа Егоровна собралась выйти. Всё же задержалась на минуту:
- Кем же Вы Владимиру Михайловичу приходитесь?
-Я-то, – кем прихожусь? Я невеста его.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»