Евдокия поглядывала на солнышко: к полудню оно поднимается над курганом за Криничной балкой, а сейчас ещё ласково покачивается на верхушках дубов – значит, они с Марьюшкой успеют: щи уже томятся в печи, и – Марьюшка осторожно заглянула в кадочку – тесто подошло.
- Батянечка удивится: как мы, маманюшка, догадались пирожков с вишнями к обеду испечь! Он толечко вчера вспоминал про пирожки, – радовалась Марьюшка. – А тут уж и вишни первые поспели.
Евдокия улыбнулась, с любовью оглядела раскрасневшееся у печи дочкино лицо:
- А не сходишь ли ты, хорошая моя, на шахту? Ещё с вечера сказывал батянечка, что нынче к обеду не придёт: много дел в шахте и в конторе у него. Отнести бы ему щей горяченьких в горшочке да пирожков его любимых.
Марья любила ходить на шахту. Нравился ей запах горюч-камня: в его пресной свежести – какая-то тайная силушка. Там, в тридцатисаженной глубине шахты «Мария», силушка эта была послушной батянечке и поселковым мужикам-шахтёрам.
Нравились Марьюшке и свежие дубовые брёвна, что привозили в шахтный двор на подводах: батянечка рассказывал, что такие брёвна идут на крепь – кровлю над выработками, где шахтёры рубят уголь. Знакомые мужики – Василий Прохоров, отец Глаши, Марьюшкиной подружки, сосед Герасим Егорович, Марьюшкин крёстный Савелий Ефимович – были здесь совсем другими: хоть и усталыми, но весёлыми и сильными, – ровно богатыри, про которых Марьюшке в детстве дедунюшка Тимофей рассказывал…
Марьюшка торопилась, – чтобы щи не остыли. Глиняный горшочек со щами маманюшка бережно поставила в плетёную из ивовых прутиков корзинку, в чистое расшитое полотенечко уложила пирожки.
По склонам балки цвёл зверобой, – колыхался ясно-жёлтыми соцветиями. Его медовый запах с чуть уловимой горечью кружил голову, тревожил неясным, счастливо-робким предчувствием… А ромашек – целые хороводы! Марьюшка даже приостановилась: венок бы сплести… Только время – к полудню: батянечка как раз из шахты поднимется, а тут и щи горячие.
Фёдор Тимофеевич и щам обрадовался, и пирогам с вишней… А больше всего – дочке любимой. Присел прямо на дубовые брёвна. Марьюшка захлопотала, – ровно дома, за столом: полотенечко расстелила, чугунок со щами поставила, краюху мягкого хлеба достала из корзины. Маманюшка на всякий случай две ложки положила: вдруг станется, что кто-то из шахтёров, как и батянюшка, не успеет домой сходить, пообедать… Как знала маманюшка, – пригодилась вторая ложка: батя оглянулся, махнул рукой:
-Иван! Садись со мною, – отведай, какие щи супруга моя, Евдокия Игнатьевна, с дочушкой Марьюшкой готовят. Точно тебе говорю: таких ты отродясь не пробовал.
К брёвнам подошёл незнакомый парень. У Марьюшки сердце забилось: показалось, – чем-то он на батянечку похож… Присмотрелась тайком, – и правда: такие же сильные плечи, косоворотка расшитая – в угольной пыли, почерневшие от горюч-камня большие ладони…
Фёдор Тимофеевич улыбнулся:
- Вот, Марьюшка, – Иван Михайлин. Прислан к нам на практику из Горного училища, что в Луганском Заводе (Луганский Завод – это будущий город Луганск, – примечание автора).
Иван отчего-то густо покраснел, – будто жаром в лицо плеснули… Уже собрался, было, поблагодарить Фёдора Тимофеевича за приглашение и уйти, а дочка его поклонилась, – попросила:
- Пообедайте с батюшкой. Щи вот… Хлеб свежий. Вот пирожки с вишней, – нынче утром мы с маманюшкой напекли.
Сама присела поодаль. Иван незаметно, исподлобья, поглядывал на неё, – видел, как она перебросила за спину тяжёлую, чуть растрепавшуюся тёмно-русую косу.
А Марьюшка заметила, какие у него глаза: бывает, в серых тучах над Луганкой вдруг проглянет тёмная синева… И ел он так же просто и красиво, как батя, – застенчиво только. После обеда поклонился:
- Спаси Христос, Марья Фёдоровна.
Марьюшка собрала в корзину посуду. Пора было уходить, а сердце сжалось: будто уйдёт она сейчас, а здесь останется что-то желанное… может быть, виденное в неясных девичьих снах… Не та ли тайна, что тревожно-радостным предчувствием всколыхнулась в запахе золотисто-жёлтых соцветий зверобоя?..
На тропинке, что среди ковылей убегала от шахтного двора к Криничной балке, Марья оглянулась. Батянечка разговаривал с подошедшими шахтёрами, а Иван смотрел ей вслед, – мял в пальцах забытую самокрутку…
На склоне балки присела среди ромашек. Глаза прикрыла, а склон вдруг мягко качнулся, – так, что сердце взлетело… Марьюшка сплела венок, на берег пошла, – в воду посмотреть, как в зеркало… И так захотелось… Даже быстро оглянулась через плечо. Вздохнула: Иван с батянечкой и другими шахтёрами уже спустились в шахту. Припомнился Марьюшке венок, что плела на Троицу… Её венок уплыл далеко-далеко. Марьины подружки переглядывались, следили за венком, пока он не скрылся из виду. Черноглазая Катерина, дочка лавочника, что считала себя первой красавицей на все окрестные посёлки, вспыхнула от зависти, зло рассмеялась:
- Ну, вот!.. Правду говорят, что не надо верить гаданьям. Это – чтобы Машка раньше всех нас замуж вышла?
Катеринин венок прибился к берегу: примета, что в этом году не выйти девице замуж.
- А ты не завидуй, Кать, – негромко посоветовала Танюша. – Судьба у каждого своя.
- А я и не завидую. – Катерина заносчиво вскинула голову: – Что мне завидовать! Машке?.. Ко мне, если хотите знать, после Успенья сваты будут, – издалека, из… Заречья. А гаданьям этим я не верю! Ещё увидим, кто раньше замуж выйдет!
В конце улицы, там, где спуск к реке, поселковые парни и девушки вечерами собирались на гулянье. Евдокия заметила, что Марьюшка не выходит к подружкам, – ровно грустит о чём-то… Заглянула в дочкины глаза:
- Пойди, дочушка, погуляй с подружками. Давай, я тебе ленту новую вплету. И серьги надень, что отец с ярмарки привёз, – тебе хорошо в них.
- Не хочется, маманюшка. С тобою посижу, – батянечку подождём с шахты. Помогу тебе рубашки скроить для Андрюши и Василька с Матвеюшкой. А ещё надо косоворотки расшить Грише и Захару: им же осенью в школу.
Старшие из братьев, Григорий и Захар, уже учились в Горной школе при литейном заводе. Нынешним летом Марья сама сшила братьям новые косоворотки: ей очень хотелось, чтобы в школе Гриша и Захар были самыми красивыми…
А в воскресенье, после утренней службы, Евдокия заговорилась с кумой, а Марьюшка обомлела: среди мужиков, что вышли из поселкового Свято-Троицкого храма, увидела Ивана… Быстро отвернулась, а он подошёл к ней. Марьюшке казалось, что он слышит, как стучит её сердце. А он негромко спросил:
- Выйдешь к вечеру… за дорогу? Я ждать тебя буду.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цвет
