Ванька с дедом Андреем ремонтировали колодезный насос. Дело кропотливое, спешить не годится. Дед посмеивался:
- Хорошо, когда свой электрослесарь. Так бы пришлось новый насос покупать.
- Этот насос, дед, нам ещё послужит, – улыбнулся Иван.
- И я ж про то. – Андрей Степанович вдруг вспомнил: – Ты, Ванька, зайди как-нибудь к фельдшеру новому. Знаешь её?
Ванька безразлично пожал плечами: в шахтёрском медпункте за последнее время не один фельдшер сменился. Вера Алексеевна прошлой осенью на пенсию ушла. Прислали им девчонку после медучилища, – она через месяц замуж вышла за летёху-штурмана авиации. И – как будто дорожку проторила таким же девчонкам-фельдшерицам, что после неё работали в медпункте на « Восточной»: одна за другой выходят замуж и уезжают из Перевального. Даже имена их толком не успевали запомнить. В шахтоуправлении решили уговорить Веру Алексеевну, – чтоб вернулась.
Перед каждой сменой – обязательный медосмотр, и Ванька зашёл в медпункт. Неприветливая женщина в низко надвинутой белой фельдшерской шапочке быстро заполняла шахтёрские медкарты. На Ивана не взглянула, сухо сказала:
-Рубаху снимай, – слушать буду.
Всё, как обычно: фельдшер измерила давление, послушала сердце… Без единого слова. Девчонки – те хоть улыбались, кокетничали, а эта… Безликая какая-то.
- Чего мне к ней заходить, дед?
- Я нынче в шахтоуправлении был. Сычёв пригласил: так, мол, и так, Андрей Степанович, готовим встречу молодых шахтёров с нашими ветеранами. И эта, фельдшерица новая, зашла к Григорию Васильевичу. Проводку у неё в медпункте посмотреть надо. Ты во вторую работал, Сычёв и попросил передать тебе, чтоб зашёл.
- А Кузнецов у них зачем? Проводку поменять не может? Я ж дед, подземный электрослесарь. На поверхности Димка работает.
- Был у неё Димка. Сказал, – всё нормально. А у неё что-то там искрит. Ты зайди, Вань.
- Отработаю в первую, – зайду. – Ванька усмехнулся: – К тому времени в медпункте уже, небось, другая будет.
- Кто его знает. Может, и задержится: ей замуж не идти, – вроде как замужняя. – Дед вздохнул, скрыл улыбку: – Ну, а Виолетта Петровна, француженка твоя, звонит? Как Марсель?
-Звонила недавно, – неохотно ответил Ванька.
Ветиному звонку он и сам удивился: не пара же… О чём говорить, если Ветка решила так.
А она восторженно рассказывала про Марсель, про погоду на Лазурном берегу… про то, что это совсем-совсем другой мир… А сквозь восторг слышалась какая-то неясная грусть. Иван спросил:
- По дому скучаешь?
Ветка будто растерялась:
- Нуу… Всё равно здесь лучше. Ты как, Вань?
А Ванька вдруг понял: ему нечего ответить на Ветин вопрос… Не станешь же ей рассказывать про новую конвейерную ленту в откаточном штреке или про ремонт водоотливного комплекса в третьей западной лаве!
Что-то про погоду ляпнул, – спасительная тема, когда не о чём говорить… Потом вспомнил про Танюшку и Олега из их 11-го Б, – рассказал Вете, что у них скоро свадьба. Это известие неожиданно растрогало Вету, – у неё даже голос изменился… И уж совсем неожиданно она пообещала:
- Я ещё позвоню тебе, Вань.
Иван поднял глаза:
- Дед, ты ж про любовь обещал рассказать. Про Ивана и Марью.
- Про Ивана и Марью… – Андрей Степанович помолчал. На днях они с Анютой вспоминали это предание. А Ваньке он до сих пор так и не рассказал про своего деда…
Конечно, нынче шахтёры – такие вот, как Ванька, – посмеиваются над старыми шахтёрскими приметами. Называют их суевериями. Но, как не раз замечал дед Андрей, перед спуском в шахту всё же соблюдают неписаные правила, что и до них дошли, – из позапрошлого века… даже – конца позапозапрошлого, когда в здешних краях только начинали добывать из земных глубин горюч-камень… Даже самый молодой шахтёр, вчерашний школьник, знает, что нельзя желать удачи: очень уж зыбкое это понятие – удача… Часто – и непредсказуемо… – отворачивается. Поэтому шахтёры, как и встарь, – уж больше столетия назад, – говорят: с Богом. Любому начальнику смены известно, что в книге нарядов нельзя писать красными чернилами. Смейся-не смейся, а правило это никто и никогда не нарушает. А если имеешь привычку свистеть, то в забое за неё легко можешь получить крепкую затрещину: на свист, как говорят шахтёры, кровля «идёт» (кровля в угольной шахте – это горные породы, расположенные над пластом угля. Кровля «идёт» – означает близкое обрушение и последующие завалы, – примечание автора). Ну, и если случится так, что в шахтных авариях шахтёр травмирован в третий раз – называется это третьим звонком – надо уходить работать на поверхность, потому что четвёртого звонка не бывает: его никто не пережил…
И ещё: полушутя или всерьёз, но при спуске все здороваются с забоем.
Часто вспоминать о былых авариях тоже не принято: накличешь повторение… А тут ещё совпадение такое: правнука Иваном зовут. И дед Андрей просто рассказал Ваньке, как увидел Иван Михайлин дочку управляющего шахтой, синеглазую Марьюшку, как полюбили они друг друга с той самой минуты, когда встретились в шахтном дворе. И – ни чёрная зависть Марьиной подруги, ни то, что Ивановы родители не желали видеть Марью своей снохой, – считали, что дочка управляющего шахтой заносчива и самолюбива… а к этому – рождена невенчанною матерью… – не стали преградой для их любви.
- Не умеете вы нынче так любить, – завершил дед рассказ. – Чтоб любить, – потому что любишь. А вы всё норовите на весы бросить… Выясняете, чем друг другу подходите-не подходите. Для любви ни места, ни времени не остаётся: то у вас четвёртый курс с французским языком, то маме не нравится, что будущий зять в шахте работает. А на деле всё просто: нет у вас любви.
Колодезный насос послушно заработал, – жужжал старательно и покладисто.
- То-то же, – довольно усмехнулся дед Андрей.
Бабушка Анюта позвала обедать:
- Борщ у меня, – как вы оба любите, чтоб свеколки побольше. И варенички готовы, – горяченькие, с творожком, с маслицем и со сметанкой. Руки мойте.
После обеда Ванька с дедом курили во дворе. Иван грустновато улыбнулся, взглянул на деда Андрея:
- Дед, а ты ж не всё рассказал…
Андрей Степанович смешался. Глубоко затянулся, – чтоб скрыть растерянность… И как догадался Ванька?..
Рассказать?.. Случай-то всё равно другой: Иван – без Марьи… И, похоже, даже без Виолетты…
… Четвёртый день угрюмые и молчаливые мужики разбирали завалы. Горестно притихшая после взрыва гремучего газа «Мария» возвращала на поверхность шахтёров: кого – живым, с разбитой головою… кого – без памяти, а кого – с переставшим биться сердцем… Не нашли только самого молодого, Ваньку Михайлина. Как, скажи, бесследно исчез…Батюшка Петро так и служил молебны в шахтном дворе, у самого ствола, а мужики хмуро курили, негромко переговаривались:
- Много времени прошло… Даже если и живой был, то до сих пор уж… Понятно. Поиски напрасны. Ничего не сделаешь: пора начинать работу на новом горизонте…
Марьюшка несколько раз прибегала к шахте – с образком Казанской, крёстниным подарком (образок – маленькая нательная иконка, которую православные – часто при особо важных или тяжких обстоятельствах – носят вместе с крестом, – примечание автора). Молилась со всеми, и от себя – самыми простыми словами, по-детски, по-девчоночьи – просила-умоляла «Марию» вернуть Ивана живым…
А как услышала про то, что поиски напрасны, – сердце ровно колючим инеем покрылось… И земля под ногами будто медленно проваливалась в неведомую и страшную глубину… Марья прикрыла глаза: там, в этой глубине, – Иван. А на земле без Ивана – вот уже который день… почти вечность, – не слышится ласковый плеск светлой Луганки, и сверчки не поют по ночам… И серебристые ковыльные волны, всегда лёгкие, невесомые, теперь будто потяжелели и застыли от этой непомерной тяжести… Тоненькие жёлтые и белые свечечки донника тоже не всколыхнутся, и медовый запах зверобоя словно поднялся высоко над степью – так, что не слышишь его… И задыхалась Марьюшка без Ивана, – значит, ей тоже надо туда, в эту глубину, где был Иван…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цвет