Вечер опустился на город, мягкий и теплый. В квартире горел торшер и создавал уютный островок света в гостиной.
Остатки "Птичьего молока" смели моментально. Павлик наелся сладкого до отвала (и даже слизал розочки, как велела бабушка), и уже спал в своей комнате. Олег мыл посуду и тихонько насвистывал — неслыханное дело для человека, кто раньше считал мытье посуды каторгой.
Лариса и Тамара Александровна сидели на диване. Между ними стояли стаканы с вишневым соком.
Лариса отпила глоточек.
— Знаете, Тамара Александровна... — начала она тихо. — Мне страшно.
— Чего бояться-то? — усмехнулась свекровь и поправила шаль. — Кобры? Яда у неё много, но зубы мы ей сегодня повыбивали.
— Не мамы. Себя, — Лариса подняла глаза. — Я всю жизнь жила по её правилам. "Спину прямо", "улыбайся сдержанно", "не ешь после шести". Это служило мне основой. А сегодня я все разрушила. И теперь я... как медуза. Я не знаю, кто я без этих правил.
Тамара Александровна внимательно посмотрела на невестку. В её взгляде исчезла привычная насмешка. Осталась только теплая, бабья мудрость.
— Ты не медуза, Лара. Ты человек, кто снял тесные туфли. Ноги болят, идти непривычно, зато мозоли исчезнут навсегда.
Она посмотрела куда-то вдаль.
— Знаешь, почему я такая... "хабалка", как твоя мама сказала?
— Почему?
— Потому что я в молодости тоже вела себя как примерная, послушная девочка. В театре суфлером работала, боялась слово лишнее сказать. А потом моя жизнь так поменялась... Муж ушел, Олег маленький, денег нет. И я поняла: если я останусь прежней, нас сожрут. И я начала орать. Громко. Чтобы слышали.
Она улыбнулась и глядела в прошлое.
— И знаешь что? Оказалось, что когда ты орешь, мир не рушится. Он раздвигает тесные ворота для тебя и освобождает комфортное местечко.
Лариса слушала с замиранием сердца. Она впервые видела за маской "Нахальной свекрови" историю выживания.
— А я? — спросила Лариса. — Мне тоже надо орать?
— Тебе — нет, — покачала головой Тамара Александровна. — У тебя другой дар. Ты... упрямая. Ты как вода. Вроде мягкая, а камень точишь. Сегодня ты не орала. Ты сказала. И это оказалось ужаснее любого вопля. Твоя мать испугалась не меня, а тебя. Она увидела совершенно ясно ожившую куклу.
Лариса почувствовала, как к горлу подкатил ком.
— Она вернется?
— Обязательно, — уверенно подтвердила Тамара Александровна. — Куда она денется? Внук-то здесь. Только теперь она позвонит в дверь, а не откроет её с ноги. Ты границы поставила, Ларочка. А границы надо охранять. Иногда — с овчарками.
Она хлопнула себя по колену.
— Я, кстати, могу побыть твоей овчаркой. Если накормишь хорошо.
Лариса рассмеялась. Искренне, легко.
— Да, конечно. Блинами. И пловом.
— Договорились!
В этот момент в комнату заглянул Олег. Он вытирал руки полотенцем.
— О чем секретничаете, дамы? Кости моей теще перемываете?
— Твою тещу мы уже перемыли и на полку положили, — отмахнулась мать. — Мы о жизни. Слушай, Олег. А не махнуть ли нам завтра... в зоопарк?
— В зоопарк? — удивился Олег. — В понедельник?
— А что? Лара начальник, может себе позволить прогул. Ты... ну, ты тоже что-нибудь придумаешь. Пашке покажем жирафа. Я ему обещала.
Лариса приготовилась возразить по привычке: "Работа! Дедлайны! Режим!". Но потом посмотрела на пустую тарелку из-под торта. На расслабленного мужа. На эту невозможную женщину в халате с драконами.
И поняла, что распорядок может подождать. А жираф — нет.
— Поехали, — сказала Лариса. — Только чур, я кормлю жирафа.
— Заметано! — свекровь озорно подмигнула. — За жирафов! И за то, чтобы шея была длинная, а голова — гордая!
За окном шумела Москва, где миллионы людей жили по правилам, боялись мам и начальников. А в этой квартире, на девятом этаже, три человека (и один спящий мальчик) только что создали свои собственные взгляды на жизнь. Там, где место отводилось любви, хаосу и свободе.
Лариса закрыла глаза. Она почувствовала умиротворение. Впервые за тридцать лет она знала: что бы ни случилось завтра, у неё есть защита семьи.
Понедельник начался не с зоопарка, а с серого, дождливого утра. Лариса проснулась от странного звука. В квартире слишком тихо для 8 утра. В это время Тамара Александровна обычно уже гремела кастрюлями или пела арии в душевой.
Шум повторился. Это глухой кашель, он переходил в тяжелый, свистящий хрип.
Лариса накинула халат и вышла в коридор. Дверь в кабинет свекрови приоткрыта.
— Тамара Александровна? Вы встаете? Мы же к жирафам собирались...
Она вошла и замерла.
Тамара Александровна лежала на диване и укрылась по самый подбородок. Её лицо, обычно румяное и живое, сейчас осунулось и превратилось почти в землистое. На лбу выступила испарина.
Свекровь увидела невестку и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой и жалкой.
— Ларочка... — прошептала она. Голос, тот самый зычный голос, который мог остановить хулигана, теперь звучал как шелест сухой листвы. — Жирафы отменяются. Что-то мне... мотор барахлит.
— Сердце? — Лариса подлетела к ней и мгновенно переключилась в режим кризис-менеджера. Она приложила ладонь ко лбу свекрови. Он оказался горячим и липким. — Где болит?
— Да везде... В груди давит. И дышать... как через вату.
Лариса схватила тонометр, он лежал в аптечке на всякий случай и никогда не использовался.
— Олег! — крикнула она так, что в спальне, наверное, подпрыгнула кровать. — Срочно сюда!
Через минуту они с Олегом сидели у дивана. Прибор пищал и нагнетал воздух и страх.
Цифры на экране заставили Ларису похолодеть. 180 на 110. Пульс 120.
— Скорую, — скомандовала Лариса. — Быстро.
— Не надо скорую! — вдруг воспротивилась свекровь и попыталась приподняться. — Не поеду я в больницу! Там кашей на воде кормят! Я обойдусь... дай мне корвалолу...
— Лежать! — рявкнула Лариса тоном, от которого присел бы даже Аркадий Борисович. — Никаких возражений. Вы не в театре, Тамара Александровна. Это гипертонический криз. Или предынфаркт. Олег, звони!
Олег дрожащими руками набирал 103. Павлик проснулся от шума, стоял в дверях и прижимал к груди «Поп-ит». Его глаза наполнились ужасом.
— Бабушка заболела? — тихо спросил он.
Лариса обернулась. Ей хотелось разрыдаться, но она знала: если она сейчас сломается, рухнет всё.
— Нет, сынок. Бабушка немного... устала. Машина сломалась, нужен ремонт. Иди в комнату, собери лего. Нам нужно приготовиться к приезду врачей.
Скорая приехала быстро. Бригада из двух уставших фельдшеров в синих костюмах вошла в квартиру.
Они деловито осмотрели Тамару Александровну, сделали ЭКГ.
— Ну что, бабуля, — сказал старший фельдшер и свернул ленту кардиограммы. — Доигрались. Сердечная болезнь, подозрение на инфаркт. Госпитализация. Немедленно.
— Не поеду! — заупрямилась Тамара. — У меня помидоры на даче! У меня внук! У меня... платье не глажено!
— Мама! — Олег схватил её за руку. — Перестань!
— Я в халате не сдвинусь с места! — капризно заявила она, и по её щеке потекла слеза. — Я артистка! Я не могу в таком виде... на люди.
Фельдшер закатил глаза, но действовал быстро. Он уже готовил капельницу.
— Женщина, у вас ишемия. Вам вставать нельзя. Какое платье?
— Тогда дайте мне умереть здесь, в красоте! — простонала Тамара с трагическим пафосом. — Я не дамся в руки санитаров без лица!
Лариса поняла: спорить бесполезно, это только повысит давление.
— Доктор, секунду! — Лариса метнулась к столику. Она схватила вишневую помаду и зеркальце.
Она подбежала к дивану.
— Тамара Александровна, не вставайте. Я всё сделаю.
Лариса, дрожащими руками, быстро накрасила губы свекрови, пока фельдшер производил все необходимое. Потом она схватила тот самый леопардовый шарф и набросила его поверх халата, при этом артистично задрапировала.
— Вот, — сказала Лариса. — Вы выглядите как прима после спектакля. Королева. А теперь — на носилки.
Тамара Александровна посмотрела в зеркальце, его держал перед ней Павлик.
— Ну... сойдет для сельской местности, — слабо выдохнула она. — Ладно, везите. Но если там врач несимпатичный, я напишу жалобу.
Фельдшера переложили её на мягкие носилки. Она не шла сама (это опасно), её несли. Но даже под одеялом с яркими губами и леопардовым пятном на груди, она выглядела так, будто едет не в реанимацию, а на гастроли.
В дверях она остановилась, тяжело дышала и посмотрела на внука, а потом на Ларису.
— Лара... — прохрипела она. — Огород. Вдруг там начнется засуха? Соседу позвони, Михалычу... Пусть польет. «Бычье сердце»... они без меня сироты.
— Я сообщу, — твердо пообещала Лариса и сжала её холодную руку. — Я сама поеду и полью. Каждую грядку. Клянусь.
Тамара слабо кивнула.
— Пашка, — она перевела взгляд на внука. — Ты за матерью приглядывай. Она у нас нервная, но боевая. И... поп-ит мой не потеряй.
— Сохраню в целости, ба, — Павлик шмыгнул носом и прижал игрушку к груди. — Ты только возвращайся. Мы еще жирафа не видели.
— Обязательно, — попыталась усмехнуться она, но вышла гримаса боли. — Я еще на твоем выпускном спляшу. И директору школы покажу, где раки зимуют.
Лифт закрылся.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. Глава 18. Глава 19. Глава 20. Глава 21.