— Ах ты... — Лариса задохнулась от возмущения. Она перевела взгляд на свекровь. — Это вы! Это ваше влияние! Вы здесь всего три часа, а уже превратили моего ребенка в... в...
— В нормального пацана? — подсказала Тамара Александровна и стряхнула крошки с необъятной груди. Она встала, заслонила собой внука. Теперь она возвышалась над Ларисой как гора в леопардовом тумане. — Хватит истерить, Лариса. Подумаешь, конфета. Я твоего мужа, между прочим, на манной каше с сахаром вырастила, и ничего, вымахал лоб, вон, программистом работает, а не дворником.
— Ваш сын — безвольная тряпка! — вырвалось у Ларисы. Она тут же прикусила язык, но слово вылетело.
Из коридора вышел Олег. Он вытирал мокрые руки о штаны и услышал последнюю фразу. Глава семейства открыл рот, поглядел на жену и сжался в комок. В его глазах мелькнуло что-то жалкое и одновременно обиженное.
— Лара? — тихо спросил он.
Повисла тяжелая пауза. Лариса поняла, что перегнула палку, но возбуждение не давало ей остановиться.
— А что Лара? Что Лара?! — она обвела рукой разгромленную гостиную. — Посмотри на это! Твоя мать устроила здесь свинарник! Она кормит Павлика гадостью, она игнорирует мои правила, она... она разрушает всё, что я строила годами! А ты молчишь! Ты всегда ни гу-гу!
Олег перевел взгляд на мать. Тамара Александровна стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него с вызовом: «Ну давай, сынок, скажи что-нибудь».
Олег набрал воздуха в грудь.
— Мам, — начал он неуверенно. — Лариса права. Мы просили не давать сладкое. У Паши возможен диатез. Это... это неуважение к нам.
Тамара Александровна фыркнула.
— Диатез-шматез. Неуважение — это когда внука голодом морят. А я бабушка и считаю нужным баловать!
— Не в моем доме! — отрезала Лариса. Она подошла к столу, сгребла в охапку все яркие упаковки, фантики, остатки печенья. — Всё. Концерт окончен. Олег, убери здесь. Пылесос. Влажная уборка. Пятновыводитель. Сейчас же. А вы, Тамара Александровна...
Она повернулась к свекрови и посмотрела ей прямо в густо накрашенные глаза.
— Еще одна такая выходка, и вы поедете в гостиницу. Мне плевать на ваш потоп. Мне плевать на приличия. Здоровье моего сына важнее. Вы меня поняли?
Это уже открытая вражда. Лариса провела черту.
Тамара Александровна прищурилась. Она медленно достала из кармана розовых штанов радужный силиконовый квадрат. «Чпок. Чпок.»
— Поняла я, поняла, — сказала она неожиданно спокойно, но с ехидной усмешкой. — Злая ты, Ларочка. Недолюбленная. Сладкого тебе не хватает. Гормон счастья на нуле.
Она наклонилась к Павлику, тот все еще сидел на диване, перепуганный, но сытый.
— Не боись, пацан. Мы отступим, но не сдадимся.
Лариса развернулась и пошла на кухню выбрасывать «отраву» в мусорное ведро. Её руки тряслись. Она слышала, как Олег покорно отправился за пылесосом.
Но она не видела главного.
Когда она скрылась, Павлик достал из-под подушки дивана одну единственную конфету, он успел ее спрятать в суматохе. Мальчик посмотрел на бабушку. Тамара Александровна подмигнула ему и приложила палец к губам.
Лариса на кухне с силой захлопнула крышку мусорного ведра. Она думала, что сокрушила свекровь. Но внутри неё росло липкое чувство страха. Она поняла: эту женщину нельзя просто запугать или выгнать. Она как плесень — если завелась, то прорастет везде. И, что самое страшное, её сыну это начинало нравиться.
В квартире царил замороженный конфликт. После шоколадного скандала прошли сутки. Лариса и Тамара Александровна не разговаривали и обменивались лишь ледяными взглядами в коридоре. Лариса демонстративно протирала спиртовыми салфетками всё, к чему прикасалась свекровь, а Тамара Александровна в ответ громко вздыхала и напевала: «Врагу не сдается наш гордый "Варяг"», когда невестка заходила на кухню.
Вечер среды. За окном накрапывал мелкий дождь. Он превращал город в серую акварель.
В двери повернулся ключ, и щелчок разрезал тишину. Вернулись мужчины — Олег забирал Павлика из частного детского сада «Маленький Гений». Обычно все домочадцы радовались: Павлик рассказывал о новых иероглифах или успехах в музыкальных занятиях.
Но сегодня в прихожей подозрительно тихо. Слишком тихо.
Лариса вышла встречать своих мужчин, при этом держала в руках планшет с графиком вакцинации.
— Привет, богатыри. Руки сразу мыть, и...
Она осеклась.
Павлик стоял с опущенной головой. Его обычно идеальный комбинезон цвета «скандинавский мох» заляпан грязью на колене. Но хуже всего его лицо. Красные глаза, мокрые ресницы и дрожащий подбородок. Он судорожно всхлипывал и пытался сдержать рвущийся наружу плач.
Олег стоял рядом, виновато комкал в руках шапку сына. Он выглядел растерянным.
— Что случилось? — голос Ларисы мгновенно переключился в режим «тревожная сирена», хотя внешне она осталась спокойной. Она опустилась перед сыном на корточки, чтобы находиться с ним на одном уровне глаз — как учили в книгах по гуманной педагогике.
— Павлик? Посмотри на меня. Ты травмирован?
Мальчик шмыгнул носом и, наконец, не выдержал. Слезы брызнули из глаз.
— Он... он меня толкнул! — прорыдал Павлик и размазал слезы по щекам. — Прямо в грязь! И все смеялись!
Лариса глубоко вздохнула. Её мозг заработал как компьютер и перебирал алгоритмы реакции на детскую агрессию.
— Кто толкнул?
— Гордей! Из старшей группы! Он сказал, что я... что я «травоядный»! И выбил у меня из рук робота!
Из кухни вышла Тамара Александровна. Она шаркала тапочками, несла кружку с чаем, но увидела внука всего в слезах и замерла. Её брови, нарисованные карандашом, сошлись на переносице в грозную линию. Она открыла рот, и собиралась вмешаться, но Лариса опередила её. Она подняла руку, и Тамара Александровна не вымолвила заготовленных слов.
— Так, Павел. Спокойно, — мягко, но твердо сказала Лариса. — Сейчас мы будем контейнировать твои эмоции и последовательно выражать их. Ты чувствуешь обиду?
— Я чувствую, у меня коленка болит! — взвыл Павлик.
— Боль физическая пройдет, — отмахнулась Лариса и расстегнула ему куртку. — Важнее то, что внутри. Ты ощущаешь унижение и гнев. Это нормально. Гнев — это красное облако. Представь его. Оно внутри тебя.
Павлик смотрел на маму сквозь слезы с полным непониманием. Ему горько и тошно, а мама говорила про какие-то облака.
— Давай подышим, — продолжала Лариса гипнотическим голосом. — Квадратное дыхание. Вдох на четыре счета... Раз, два, три, четыре... Задержка...
— Мама, он робота сломал! — закричал Павлик и отказывался дышать квадратом. — У него рука отвалилась!
— Вещи — это тлен, — философски заметила Лариса. — Мы купим нового, из переработанного пластика. Главное — как ты отреагировал. Ты ударил его в ответ?
Павлик испуганно замотал головой.
— Нет... Ты же говорила, что драться нельзя. Что насилие — это удел слабых. Я... я попытался сказать ему «Я-сообщение».
Олег в углу прихожей издал странный звук — не то кашель, не то стон.
Тамара Александровна поставила кружку на тумбочку с таким стуком, что та чуть не треснула.
— И что? — с надеждой спросила Лариса. — Ты сказал ему: «Мне неприятно, когда ты меня толкаешь»?
— Да... — всхлипнул Павлик. — Я сказал: «Гордей, твои действия нарушают мои личные границы».
— Умница! — просияла Лариса. — Я горжусь тобой! Это очень зрелая позиция. И что он сделал?
Павлик опустил глаза в пол.
— Он засмеялся. Сказал, что я зануда, как моя мама. И пнул меня еще раз.
В прихожей повисла тишина.
Лариса застыла. Её идеальная методика дала сбой. Реальность в виде мальчика по имени Гордей грубо вторглась в теорию ненасильственного общения и вытерла об неё ноги.
— Ну, это говорит о его низком эмоциональном интеллекте, — наконец, нашлась Лариса, хотя её голос звучал уже не так уверенно. — Мы должны пожалеть его. Он агрессивен, потому что несчастен. Завтра я поговорю с его родителями и воспитателем. Мы проработаем этот конфликт в кругу доверия.
Она погладила сына по голове.
— Ты всё сделал правильно, сынок. Ты выше этого. А теперь иди умываться, смывать негативную энергию водой.
Павлик поплелся в ванную. Он ссутулился, маленький и побежденный. Он сделал всё «правильно», но чувствовал себя проигравшим.
Как только дверь ванной закрылась, тишину разорвал голос Тамары Александровны. Он звучал низко и угрожающе, как будто надвигалась гроза.
— «Контейнировать эмоции»? — переспросила она, медленно надвинулась на невестку. — «Квадратное дыхание»? Лара, ты в своем уме? Пацана в грязь лицом ткнули, а ты ему про облака рассказываешь?!
— Не вмешивайтесь, — огрызнулась Лариса. Она почувствовала, как внутри закипало раздражение. — Мы решаем конфликты цивилизованно. Мы не в каменном веке и не на базаре в девяностые.
— А Гордей твой в каком веке живет? — рявкнула свекровь. — В реальном! Там, где если тебя бьют, а ты бубнишь про границы, тебя поколотят еще сильнее! Ты кого растишь? Страдальца и неудачника?
Продолжение.