Анюта любила зиму. Только здесь, в городе, зима была совсем другою: казалось Анютке, – не такою смелою да царственною, как в степи или в балке. Лишь ночушкою тёмною, бывает, разгуляется, заметёт снегом улицы, на тополиные ветки бросит невесомые кружева… А дворники ещё до света сгребут снег на обочины дорог, и исчезнет его сияющая лёгкость… Присмиреет зимушка, тихо покружится снежинками в свете уличных фонарей… А с зорюшкою взмахнёт белоснежными крыльями… и улетит догонять коней, что безудержно мчатся через степь – к чьему-то неведомому, но такому желанному счастью…
Когда Катерина, подружка лучшая, рассказала про Алёшку… – что другая у него, Анюта словно и не удивилась. Сумела равнодушно и холодно бросить: совет да любовь… А боль всё равно отозвалась в сердечке: выходит, Алёшка забыл её… забыл их встречи сразу, – лишь уехал на «Верхнереченскую». Будто и не мечтали они с ним, чтоб зимою – вот так, верхом, через степь… сквозь запах сухой полыни и чуть уловимую сладковатую нежность донника – к своему единственному счастью, к единственной любви…
Перед подругою хватило сил – казаться важной женою купца Кислякова… А у самой в глазах потемнело: как и в день венчания, захотелось увидеть Алёшку… Только тогда была надежда, что Алексей не отдаст её Андрею… А теперь… в глаза бы его взглянуть: как же вышло-то, что не будет счастливого полёта через заснеженную степь… что полюбил Алёшка другую… И холодело сердце: а если бы Андрей не пришёл на берег… Если бы не укутал её в свой пиджак, не сказал бы таких простых слов: нам идти надо, Анютонька… – она бы уехала на «Верхнереченскую», к Алексею… Накануне венчания Анюта увиделась с Мишкой Васютиным, Алёшкиным другом. Мишка выслушал Анютку, закурил, заносчиво ухмыльнулся сквозь дым:
- А что!.. Правильно мыслишь, Анька! Утрём нос купчишке Кислякову! Пусть не думает, что он с батиным капиталишкою вмиг хозяином жизни стал… и решил, что ему всё дозволено.
Анюта вдруг растерялась, сбивчиво объяснила Мишке:
- Нет… Андрей… он хороший. Но я Алёшку… я Алёшку люблю.
-Так а я про что, Анька? В Новосветловке все знают, что ты Алёхина девка. И – нате вам: появляется купчишка этот, тут тебе – сватовство, тут тебе – свадьба, будто Алёхи и нет. Ладно. Договорились: в самый день свадьбы отвезу я тебя к Алёхе. Запомнит Кисляков, как девок чужих отбивать. Ты на берег завтра выйди. Сможешь?
Как же почувствовал Андрей, что она на берег ушла, – перед самым венчанием?.. Сумела, – так, что никто не заметил. А если бы Мишка успел увезти её – в подвенечном платье…
А Алёшка – с другою.
Анюта очень старалась быть хорошей женою купцу Кислякову. Андрей спас её… от позора уберёг… Не только её: каково маманюшке с батей было бы, – коли б Андрей не пришёл на берег, не увёл бы Анютку – прямо под венец…
Только благодарность – не любовь…
Бывало, – посреди домашних дел вдруг всколыхнётся запах спелой земляники… Или дух захватит, – как тем летним днём, когда она в Алёшкиных руках взлетела на коня…
Видно, – правду говорят: сердцу не прикажешь…
А, может, стерпится – слюбится?..
Время прошло… а порою кажется: встретятся они с Алешкой, и… вернётся всё.
Чтоб не думать об этом, вспоминала слова, что сказала ей тётка Ефросинья перед свадьбой – уж и платье подвенечное было почти готово:
- Да и что ты, Анютка, в любви-то понимаешь… Вот родишь ему, тогда и узнаешь – про любовь-то. Такой-то… И – не люб?
Тогда Анютке хотелось закрыть уши ладонями, – чтоб не слышать ненужных тёткиных слов… Кроме Алёшки, никто ей не люб.
А нынче – будто надежду расслышала в её простых словах: вот родишь ему… и узнаешь – про любовь-то.
Поэтому и считала дни – до начала весны, до марта, чтоб поехать в монастырь, помолиться перед святыми образами Богородицы.
Любила Анютка зиму – даже здесь, в городе… Но, казалось, никогда зима не была такою долгою.
Недавно они с Аграфеною Ильиничной ходили на базар. Анюта отбирала в большую корзину тугие головки капусты, свёклу с морковкою, шуршащие луковицы. Ещё картошку надо выбрать: такую, чтоб на вареники, – Андрей любит.
За спиною – негромкие, насмешливые слова:
- Да вот же она… Красавица. Помнишь, – говорила тебе про девчонку эту, жену Кислякова? Вот это она и есть.
- Да нуу?.. С корзиною?
- И я – про то же. Ну, вот куда он смотрел! Такой мужик! Ну, понравилась, – бывает. Так можно же было… в кухарки её взять, а не в жёны. Результат – тот же самый, коли понравилась… Но – не связал бы себя женитьбою.
- А ежели он любит её, Варюша?
- Какая любовь, Оленька!.. Ты взгляни на неё: ледышка. Да у любой… коленки подкашиваются, – лишь от его взгляда. А она… Извела Андрея, – это же видно. И не рожает ему.
-Молодая. Совсем девчонка.
- Замуж-то пошла за него!
Анюта перебирала крупные розоватые клубни картошки… Не обернулась: что-то больно сжало горло, – так, что и дышать стало трудно… А голос узнала: Варюша, Варвара Захаровна, жена механика Ковригина.
…Анютка набиралась смелости, – чтоб напомнить Андрею про монастырь… А он утром сам сказал:
- Смотри, Анютонька, как звенит март ручейками светлыми. Завтра мне на шахту надо: много дел. А потом чуть посвободнее будет. Ежели не передумала, – про монастырь-то, – собирайся, душа моя.
В дороге Андрей задремал. Анюта всматривалась в его потемневшие от усталости веки… И вдруг коснулась губами его виска. А он… взял в свою руку Анюткину ладонь, бережно-бережно сжал её.
В монастыре Анюта поправила шаль, чуть виновато сказала:
- Ты, Андрей Степанович… ежели не хочешь… Ты меня здесь подожди. А я сама, я знаю, как надо.
- Я с тобою пойду, моя хорошая. С тобою молиться буду.
Строгая монахиня – без расспросов, без слов… – всё поняла. Подвела Анюту с Андреем к иконе «Скоропослушница»:
- По вере вашей да будет вам.
Андрей стоял за Анютиной спиною. Она чувствовала его дыхание… И так хорошо… так надёжно было…
Старательно молилась – читала молитвы, которым крёстная учила её в детстве… Потом – обращённые к Богородице, что перед поездкою в монастырь сама выучила.
А потом просто просила – теми горячими словами, что от сердечка её шли:
- Пресвятая Богородице! Помоги… ему… Дай ему ребёнка… Господи!.. Прости его – за тот день… Прости его – за то, что не сдержался он… Прости его, Господи… помоги ему. И меня прости, Пресвятая Богородица: это я виновата, что не сдержался он…
Просила неслышно – лишь сердцем…
А Андрей опустил руки на её плечики…
Когда уж к лошадям возвращались, у келии настоятельницы Анюта замедлила шаги. Бровки свела: либо… ребёночек плачет?..
Андрей тоже прислушался.
Мимо проходила послушница. Остановилась, горестно вздохнула:
- Впервые такое у нас. Случалось… и – не раз, когда приносили к нам младенцев… Порою – не нам судить… – сама мать умоляла позволить ей оставить ребёнка в монастырском приюте: дескать, так сложилось, что некуда ей с крохою деться… И такое бывало, что потом возвращалась – забрать дитя. А нынче… Мы с послушницею Агафюшкою до света поднялись: успеть прибрать в храме до начала утренней. А в притворе… корзина. Склонились мы над нею с сестрою Агафьюшкою… ахнули: в корзине – младенец. Один Бог ведает, кто и когда оставил её в притворе. Дитя – видно, новорождённое: куда ж его – в приют… Матушка Евфимия в свою келью унесла корзину. Развернула – девчушечка. Ручки-ножки тёплые: знать, совсем недавно корзина оставлена… Надо ж было – исхитриться так: никем не замеченною… – Послушница перекрестилась: – Не нам судить.
Двинулась, было, дальше – по своим делам. А Анюта встала на пути у послушницы:
-Разрешите… разрешите нам взглянуть на малютку!
Что-то было такое в Анютиной просьбе-мольбе… в её голоске, что послушница головою покачала:
- Ступайте за мною. Коли матушка Евфимия позволит, – посмотрите.
Анюта не дышала… Повернулась к мужу:
- Андрей!.. Андрей Степанович… как же мы: уйдём… уедем, а она здесь останется… одна?.. Я теперь не смогу без неё. Давай заберём её! Давай домой её заберём! Как же мы теперь – без неё!
-Дело богоугодное, – негромко заметила настоятельница.
Андрей перевёл дыхание:
-С вашего позволения, матушка Евфимия, мы заберём девочку.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»