Ужинали нынче поздно: с «Матвеевской-Восточной» Андрей Степанович вернулся уже затемно. Улыбнулся Анюте:
- Скоро Масленица.
Анюта покраснела, быстро опустила глаза…
Андрей положил ладонь на её руку:
- Помнишь?.. Блины у тебя были самыми вкусными. А когда ты убежала… для меня ровно весь свет померк.
Анюта помнила… как ждала тогда Алёшку.
-Давай, душа моя, поедем на Масленицу в Новосветловку?
Ресницы Анюткины испуганно встрепенулись: а если… и Алёшка приедет к своим в этот день?
Андрей понял… Хотя вслух Анютка другое сказала:
- У тебя же дела в городе.
-Такого, чтоб все дела переделать, никогда не случится, Анютонька, – усмехнулся Андрей. – Поэтому мы с тобою на денёк-другой съездим к нашим. Маманя с отцом рады будут. Да и твои тоже: на днях довелось на шахту заехать, – как раз смена поднялась. Покурили с батей. Василий Макарович наказывал, чтоб в гости приехали. Заодно и с подружками увидишься: скучаешь, поди.
-Дел по дому много. Некогда скучать.
В Новосветловку всё равно поехали, – раз муж сказал…
Анютка поднялась до света. Поставила опару для блинов, успела Зорьку подоить. Свекровь дивилась: надо же такому!.. Корова норовистая – никого, кроме хозяйки, и близко не подпускает… А тут – стоит смирнёхонько, лишь вздыхает осторожно.
Анютка по-девчоночьи радовалась: блины получились ещё лучше, чем в прошлую Масленицу, – пышные и лёгкие, прямо воздушные, золотисто-румяные. Батюшка-свёкор, Степан Иванович, не мог нахвалиться:
-Ну, дочушка!.. Вот это блины. Знатные! Всем блинам блины.
Понадобилась ещё сметана, и Анюта метнулась в погреб. Тем временем Василиса Власьевна согнутым пальцем ткнула супругу в лоб:
- То-то же!.. А помнишь ли, свет мой, как разглагольствовал – про Мельниковых с Дементьевыми да про Гуреевых с Евлаховыми?.. Ну, и взяли бы девку у Мельниковых… да хоть и у Гуреевых. Были бы тебе блины. И щей с грибами, и пирогов с капустою – вот уж точно: до отвалу наелся бы. Аж забыл бы, что на свете щи с пирогами бывают. Такие-то сношеньки – не в пример Анютке нашей! – до самого обеда спали бы, пока солнце не припечёт в… – Василиса Власьевна имела обыкновение называть всё так, как оно и называлось... – Помнишь, как донимал Андрея… Абы что молол – про сопли Анюткины.
Андрей опустил глаза, чуть приметно улыбнулся.
Степан Иванович взял ещё один блин, попросил:
- Чайку горяченького подлей, Василисушка: больно хороши блины Анюткины. – Взглянул на Андрея: – Пора бы и внука к нам с Василисою Власьевной привезти.
Василиса Власьевна свела брови:
-Посмотри-ка на него! Каков! Внука ему!.. А, может, девчонка родится!
- Так разве ж я против, Василисушка! Я и девчоночке рад буду.
-Вот и нечего спешить: не на пожар. Всему своё время. Тебе откуда знать – пора или не пора!
Андрей поднялся из-за стола, вышел во двор… Достал пачку городских папирос. И отрадно было на сердце – оттого, что батя с матерью полюбили Анютку больше, чем порою родных дочек любят… И никуда не деться от полынной горечи. Права маманя: лучшей жены… лучшей хозяйки в доме не найдёшь… Друзья Андрея после его женитьбы полюбили бывать в их с Анютою доме, удивлялись и радовались какому-то необычайно тёплому и светлому уюту. Как-то механик Ковригин полюбопытствовал:
- Где, Андрей Степанович, прислугу такую отыскал? Из дома твоего уходить не хочется.
В Анюткиных глазах – прямо молниями! – заносчивое негодование. Андрей Степанович спрятал улыбку, согласился:
- Аграфена Ильинична хороша у нас. Взять её в прислуги мне посоветовал инженер Мещеряков. Только по дому жена, Анна Васильевна, в основном сама справляется.
Ковригин озадаченно взглянул на Андрюхину жену… Тоже мне, – Анна Васильевна!.. Поди, лишь вчера где-нибудь под сараем в куклы играла. Недоверчиво переспросил:
- Что: и рубахи твои стирает?.. И пироги сама печёт? Ещё скажи, – на Рождество сама холодец варила.
Ковригин – большой любитель холодца. И толк в нём знает, – потому и запомнил, как на Рождество, после Всенощного бдения, сидели у Кислякова… и девчонка эта синеглазая, жена Андрюхина, подавала им холодец. А к нему – тёртый хрен со свёклою, да ядрёный такой, что аж слёзы выступали.
-Сама, – кивнул Кисляков. – И рубахи, и пироги, и холодец. Хочешь, – пришли к ней твою Варвару Захаровну: Анна Васильевна и её научит.
Права маманя…
Целыми днями хлопочет Анюта по дому. Допоздна работу находит. Догадка колючим инеем касалась Андреева сердца: хочется Анютке оттянуть то время, когда ей придётся идти с ним в их супружескую спальню…
А ласки его становились всё жарче… всё бесстыднее. От горького отчаяния?..
И пьянила такая желанная сладость – оттого ли, что была с привкусом полыни?..
Отрезвлял чуть слышный, умоляющий Анютин шёпот:
-Андрей Степанович!.. Андрей! Тебе вставать чуть свет… На «Закурганную» ехать.
Андрей поднимался, бережно укрывал её одеялом… касался губами волос:
- Спи.
А сам выходил во двор. Чуть ли не до рассвета сидел на ступеньке высокого крыльца… И быстро пустела пачка папирос.
Подружки прознали, что Анютка с мужем приехали навестить родителей, шумною и весёлой стайкой впорхнули во двор к Кисляковым. Обнимали Анюту, рассматривали её шубу и шаль, наперебой расспрашивали про городское житьё… приглашали кататься на санях со склонов Тихой балки. Андрея Степановича не сразу увидели: он курил за колодцем, с улыбкою наблюдал, как радуются встрече девчонки… А заметили его – застеснялись-запереглядывались, вмиг притихли…
Андрей вышел к девушкам:
- Спаси Христос, что зашли проведать Анюту. Сейчас соберёмся и придём кататься.
Видел, как холодно-сдержанна Анюта, – среди обычного масленичного веселья… Тайком словно ищет кого-то глазами: и хочет найти, и боится…
Анюткину тревогу и Катерина заметила, лучшая подружка. Незаметно отвела её в сторонку: мало ли о чём надо посекретничать подружкам – так долго не виделись!.. Спросила напрямик:
-Алёшку Коренева ищешь?
Анюта вскинула глаза:
- Он приехал?
-Приезжал… на днях. Только тебе незачем видеть Алёшку.
- Я знаю.
Катерина поймала на ладошку снежинку, головою покачала:
- Не знаешь. Незачем – не только оттого, что ты замужем.
- Из-за чего же… ещё?
- А из-за того, что у Алёшки – там, на «Верхнереченской», – сразу другая появилась. Приглянулся он Настюхе, дочери десятника Карпачёва. Ну, и не устоял Алёха: мало того, что собою хороша Настёна: румяная, глаза карие искрятся… высокая да статная, и коса – ниже пояса... в посёлке - первая певунья-плясунья. Так ещё и единственная дочка у десятника… И отец с братьями новый дом достраивают – в приданое Настюхе.
-Совет да любовь, – пожала плечами Анютка.
- То-то же, подруженька. Зря у тебя грусть в глазах. Знать бы… где чьё счастье, где чья долюшка, – вздохнула Катерина.
Про Алёшку да про Настёну, дочку десятника Карпачёва, Андрей знал ещё осенью: по делам приходилось бывать на «Верхнереченской»… Но покупать таким известием Анюткину любовь не хотел, потому и не сказал ей, что у Алёшки, её дружка детства, – другая…
Каждую ночушку ждал Андрей…
Сколько бы ни было днём дел – самых важных, а лишь всколыхнётся вечер синевою, – бьётся сердце в надежде: может, сегодня… Может, сегодня и Анюткино сердечко забьётся, когда он обнимет её…
Возвращался домой – бережно доставал из-за пазухи чуть примятый букет синих пролесков. На секунду Анютка благодарно прижималась к его груди, и он замирал от счастья. А она склоняла лицо над прохладной синевой.
А на его нежность… на отчаянно-бесстыдные ласки Анютка не откликалась по-прежнему. Лишь реснички трепетали, да коленочки вздрагивали – от его прикосновений…
Андрей приподнялся на локте:
-Не люб я тебе… Так и не полюбила, значит.
Анютка стыдливо опустила рубашку, собрала волосы:
- Устала я нынче… И тебе, Андрей Степанович, вставать на зорюшке.
Под синей пролесковой нежностью оттаивали склоны балок…
Потом ласковыми фонариками вспыхнули бутоны воронцов. Анютка обрадовалась, когда Андрей принёс ей букет.
В начале лета отмечали установку паровой машины на «Закурганной». Механик Ковригин несказанно гордился таким событием, собрал у себя мужиков. Андрей заглянул на минуту: поздравить Володьку. Ковригин задержал его:
- Что ж, – так и уйдёшь, Андрей Степанович? Не уважишь, не посидишь с нами? Не выпьешь – за то, чтоб исправно работала паровая машина? Я мускат крымский – несколько бутылок! – нарочно берёг к этому дню. Шурин сколько раз намекал: мол, попробовать пора - крымского-то... Только я знал, что для дела пригодится. А ты – вот так и уйдёшь?..
Пить Кислякову не хотелось. Да и перед Анютой стыдно будет. Володька смекнул:
- Жена строгая?.. Так ты ж верхом по степи поедешь… До города всё и выветрится.
После бокала мускатного в груди разлилось тепло… Лишь на сердце не стало легче. Ковригин налил по второму, понимающе вздохнул:
- Не вижу, думаешь, Андрюха… Извёлся ты. Не ладится у вас с Анюткою?
Андрей не ответил.
Володька Ковригин – друг…
Но есть сокровенное… И оно – лишь в сердце.
Ковригин поднял бокал:
-Клин клином, Андрюха… Это не только поговорка. Порою, знаешь, помогает. – Кивнул на темноволосую девушку, что вместе с его Варварой Захаровной подавали на стол: – Небось, в тоске своей и не заметил, как смотрит на тебя Танюша? До чего же ты бревно бесчувственное, Андрюха!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»