Как там это звучит? «Что посмеешь, то и пожмёшь»? Робким парням эта инструкция помогает на первых свиданиях, а вообще она универсальная.
В студенческие, совсем не голодные для меня годы я страстно мечтала о батончике «Mars». И покупала его себе раз в месяц со стипендии аж в КОММЕРЧЕСКОМ магазине. Рекламные реки карамели, молочного шоколада, а также солода и сливок сливались с реальными вкусовыми ощущениями – получалось волшебно. Сейчас на марс и сникерс с кормовым арахисам я и смотреть не стану. Ведь если что российское и правда самое лучшее – так это шоколад. Настоящий. Безо всяких сильно удешевляющих карамели и солода. Но тогда только появилась телереклама, «шопы», и «Mars» казался чуть ли не роскошью… которую не можешь себе позволить. Бабушки, торговавшие батончиками на рынке, казались мне владелицами несметных богатств. Я проходила мимо их прилавков, разглядывала этикетки, «импортный» дизайн которых тормошил воображение, и двигалась дальше, за какой-нибудь морковкой.
Теперь я знаю, как надо действовать, если что-то кажется недоступным: идти и вместо морковки и курицы покупать именно это. Сразу сто кило. И объедаться. Если надо, занимать денег и получать то, что хочешь. И привыкать, что оно у тебя есть или было… Чтобы недоступного не существовало. Речь не о дурных амбициях, а о болючих желаниях, сдерживаемых только весьма условным «я не могу себе этого позволить».
Когда появилось «Рафаэлло», ела я это роскошество строго поштучно. От одной до трёх штук включительно. И печалилась, что они действительно тают во рту, причём очень быстро. Балеринам в рекламе дарили пачку. В нашем магазине она не расходилась и за неделю. Дорого. А однажды у меня наметилось интервью с одним очень деловым человеком. Оно должно было состояться в кофейне, где он одновременно вёл переговоры с какими-то импортными строителями. Когда я пришла, мой герой попросил подождать за соседним столиком. И чтобы я не скучала, заказал мне кофе, к которому официантка принесла запечатанную пачку «Рафаэлло». Я хотела, чтобы переговоры не кончались никогда. Мне всё носили кофе, а я всё сидела и тихо трескала усыпанные кокосовыми хлопьями шарики. И знаете, переговорный процесс действительно затянулся. И мне принесли ещё пачку. И её я тоже съела. И интервью получилось замечательным. И теперь я спокойно отношусь к «Рафаэлло».
Но самым впечатляющим было покорение «Джон Булл паба» на Смоленке. Покорение – это, конечно, громко сказано, но… Мы только переехали в Москву, жили на квартире в режиме не то что жесткой, но железобетонной экономии.
Паб прямо напротив выхода из метро, откуда я выходила минимум два раза в день. Из паба пахло жареным мясом. За занавесками в шотландскую клетку на фоне «богатой» тёмно-зелёной обивки сидели благополучные люди и ели сытную еду. А я покупала пирожок в переходе. Так продолжалось год. Потом меня попросили кое-что передать одному московскому дагестанцу. «Давайте встретимся в «Джон Булл пабе» на «Смоленской», – небрежно сказал он. Внутри себя я ахнула и молчала кивнула в трубку.
Пришла с опозданием, но его ещё не было. Зато администратор был в курсе и попросил меня подождать. День я провела за компьютером в кабинете с тремя непрерывно курящими журналистками. И теперь от усталости и, как потом выяснилось, беременности я то и дело сползала с высокого стульчика у бара и наблюдала, как мимо меня туда-сюда носили скворчащие куски баранины, салаты, кружки с тёмным пивом, куски тортов… Голова кружилась. Дома меня ждала гречневая каша. И я сердилась, что мне не дают до неё добраться.
Но вот он пришёл, и с ним была компания, которую немедленно отвели за самый большой стол. Хорошо, что он не спросил меня, хочу ли я есть. А то бы я отказалась. Скорей всего. И даже не спросил, чего я хочу. У всех спрашивал, а у меня нет. В результате на ужин у меня были: грибной суп, баранина на косточке с гарниром, греческий салат и пирожные, на которых в три слоя лежала свежая клубника. В ноябре. Тогда я не знала, что такое бывает. И всё равно расслабилась. Поняла, что и я могу наесться в этом стильном английском месте. Что он НЕ НЕДОСТУПЕН.
Позже мы с подружкой туда несколько раз заходили и напивались там какими-то коктейлями и заедали их сырными палочками. Это вместо того, чтобы туфли себе приличные купить. Ничего, ходила в неприличных. Зато не чувствовала, что не могу себе чего-то там позволить.
Это такая дорога, по которой движутся только те, которые сначала себе позволяют, а потом оказывается, что они могут.
***
Мне говорят: «Ты его лучше знаешь, вот скажи: куда он деньги девает? Он же хорошо зарабатывает!». Я говорю потом ему: «Народ волнуется: где бабки? Всё посчитано – зарабатываешь хорошо. Где туфли ручной работы? Где машина?». «Мои, – говорит, – туфли стоят четыреста баксов. Что, не похоже? Я рад, что не похоже. Машина мне ненужна – я её чинить не умею, а езжу на такси. А над вопросом, куда деньги деваются, мой мощный мозг бьётся уже не первое десятилетие. Пока безрезультатно. Так всем и передай». Так и передаю. Никто не верит.
Однажды давно мы с ним, просто сослуживцы, обедали в кафе. За чаем я сказала: «Вкусные здесь пирожные». «Сами печём», – похвалилась официантка. Через десять минут он вышел к такси с большим железным противнем в руках. На нём – свежеиспечённые сладости с орешками внутри. Реагируя на мой испуганный вид, он разумно предложил: «Поедем, на работе ещё чаю выпьем. Угостим всех…». «Противень надо вернуть?» – попыталась я рационализировать ситуацию. Оказалось, что: «Не. Неохота. Я его выкупил дёшево, по остаточной стоимости». Это невозможно было рационализировать.
Однажды он хотел купить себе кассет с фильмами. Про какой ни спросит, в ответ слышит: «Есть, но только на DVD-диске». Озадачился ненадолго. Зашёл в соседний отдел, купил DVD-проигрыватель. Вернулся за фильмами. В результате – провёл отличный вечер (и много других) за просмотром любимых моментов в любимых боевиках. Потом приходит к друзьям уже с диском, чтобы посмотреть хороший фильм в хорошей компании, а оказывается, что тут, наоборот, только видик. В следующий раз приносит DVD и им. Очень удобно. Мужик гарантирует себе приятное времяпрепровождение. Вроде понятно. Но неповторимо. Приносит апельсины, искренне – детям. Съедает сам. «Захотелось»! Потом приносит ещё апельсины (теперь точно – детям) и ещё большую коробку со смородиной. А за окном февраль. Ягоды пахнут июнем, я их раскусываю, кладу в чай – и бесконечная зима перестаёт быть реальной. Потом уезжает. Больной такой, хриплый, мечтающий отлежаться. Но – приходится. Служба! Мы волнуемся: в Москве минус 36 с ветром. В поезде сквозняки. Вечером в день приезда он звонит оттуда и ещё не слышит, что трубку уже взяли. Зато я имею возможность прослушать его обращение к невидимой официантке: «Девушка, а вот раньше вы ещё такие хлебцы с чесноком подавали. Тёплые, хрустящие. Они ещё есть в меню? Алё, привет…». Всё понятно. Он уже в каком-то знакомом ресторанчике, заказывает себе что-то исключительно аппетитное, и за здоровье его можно не беспокоиться. И так всегда.
Ты откладываешь, откладываешь, собираешь деньги, например, на холодильник, а он занимает у тебя всё на то, чтоб «отдохнуть». Отдыхает. Работает. Работает. Работает. Приезжает на такси, чтобы отдать долг, и перед уходом занимает червонец на обратную дорогу. Занять у него успевают немногие. Хотя немногие уже и пытаются. Все же знают, какая у него ситуация. И ещё спрашивают: «Куда он деньги девает?». Никуда не девает. У него их нет. И никогда не будет. Как не будет и ощущения тупика, бедности, преснятины будней… Характерных для тех, кто рационализирует и пытается считать и осмысливать. И ещё у него нет этого жалкого повода остановиться: чувства, что «я не могу себе этого позволить», затормозившего уже многое у многих. А есть у него ощущение полноты жизни, жизни с привкусом жареных орешков, чесночных хлебцев, апельсинов, пива «будвайзер», сушёного мяса и много чего ещё. Более вкусного и доступного для него, чем для многих.
