Архивариус: Прошлый раз вы спросили меня, почему вдруг загадки — карельские. Прежде всего потому, что я хотел напомнить: остров Кижи находится на территории Карельской республики. И живут в ней отнюдь не одни русские, но и другие народы.
Тата: Это заграница, что ли?
Архивариус: Слава Богу, нет. Вспомните, как называется государство, в котором мы живем?
Кирюша: Россия!
Архивариус: В официальных документах оно называется “Российская Федерация”. А это значит, что в его состав входят и другие автономные — то есть отдельные и довольно-таки самостоятельные — республики и области, например, Татарская, Калмыцкая, Карельская республики, Еврейская автономная область и другие. А еще огромное число народов таких малочисленных, что никакая республика быть из них организована не может. Например, на Дальнем Востоке на берегу Амура живет маленький народ – ульчи. У него свой язык и своя культура, немного, но отличающаяся, например, от культуры нанайцев, которые живут рядом. Во всем мире ульчей примерно 3000, и почти все они в России.
Кирюша: Ничего себе! Да в одном нашем доме живет больше! Вот мы живем в 654 квартире, а у нас еще квартир сколько! А сколько всего у нас народов разных?
Архивариус: Ну, если по языкам считать – кто говорит 277, кто насчитывает 160, даже чуть меньше.
Тата: Как это? Значит, кто-то ошибается или просто обманывает?
Архивариус: Да нет, просто каждый язык образует множество диалектов. Правда, сегодня многие оттенки наречий сглаживаются благодаря радио и телевидению, а раньше волжане «окали» мОлОкО выговаривали как писали, а москвичи «акали» - мАлАко говорили.
Тата: А мы вот не окаем и не акаем! Это как?
Архивариус: Это произношение признается нормой, в нем произношение «усредненное» - редуцированное. Если сможете – запомните на всякий случай. А до двадцатого века, пока не появилось радио, новгородца легко было определить по «цоканью»: «Цашки-то у тебя, кума, цистые ли?» А вологодского жителя – по «чоканью»: «Овча, овча, возьми сенча!»
Кирюша: Смешные какие! Мы вот правильно говорим!
Тата: Ну, знаешь, я бы на твоем месте особо не хваталась! Я вот намедни слышала, как вы с мальчишками под лестницей объяснялись…
Кирюша: Да ладно! Это мы между собой…
Архивариус: Важнее другое: у нас каждый может говорить на своем языке. И очень многое делается, чтобы языки не были забыты: ведь у каждого даже маленького народа есть своя культура, а значит – свои сказки, легенды, песни. И каждому ребенку мама в детстве поет колыбельную на его языке Но у нас есть и общий – государственный язык: это русский.
Тата: Конечно, если бы такого языка не было, как бы все эти 200 или 300 народов друг друга понимали? А с мамой про свои секретики очень даже хорошо по-своему поговорить, никто не поймет.
Архивариус: Позвольте вернуть вас к нашему разговору.
Столица Карельской республики город Петрозаводск — ровесник Петербурга, ну, может, на какой-то месяц помоложе, и вырос вокруг завода, основанного Петром I. Теперь это довольно большой, очень чистый и зеленый город со своими театрами и музеями. И на берегу озера Онего стоит памятник императору. Живут в республике представители нескольких народов: карелы — близкие родственники финнов, наших северных соседей, вепсы, ингерманландцы и — русские, которые давным-давно поселились в этих краях. Первыми пришли сюда новгородцы, и край этот относился к Онежской пятине – части Новгородского княжества. Тут, насколько мне известно, в старину никто никого не завоевывал. Просто каждую весну собирались в Великом Новгороде ватажки из молодых парней и шли на север. Там селились, нередко на местных девушках женились, оседали: избы строили, землю разрабатывали до самого Белого моря. А там рыбачили, иногда и за море ходили – гостями заморскими становились, с дальними странами торговали.
Кирюша: Так наша же Пурнема на Белом море и стоит! И батя мой – помор! А поморы – из новгородцев! Они с дядькой и теперь в Пурнему ездят, я же говорил!
Архивариус: На острове Кижи есть и русские, и карельские постройки. Никогда никаких распрей между этими народами тут не было, они учились друг у друга всему хорошему и доброму, что придумывали или узнавали еще у кого-нибудь, так что различаются эти культуры не очень сильно — по крайней мере, в том, что касается архитектуры и внутреннего убранства дома. Обиход, одежда, украшения разнятся между собой чуть заметнее — но не больше, чем в разных русских губерниях. Только вот язык у каждого из народов свой. И хотя загадки их тоже похожи, знаток отличит их друг от друга. Но самое примечательное — это открытия, сделанные в прошлом веке: как оказалось, этот край был заповедным не только в отношении архитектурном. Это был прежде всего заповедник СЛОВА!
Тата: Как это? Разве так бывает?
Архивариус: Еще как! Именно здесь до девятнадцатого века дожила богатейшая традиция устного народного творчества и были записаны лучшие русские былины и карело-финский эпос “Калевала”. О чем вам сначала рассказать?
Кирюша: Конечно, о былинах!
Тата: Интересно, почему это “конечно”? Мне, может, уже сто былин бабушка прочитала, а про “Калевалу” я, может, ничего пока не слышала!
Кирюша: Ну и что? Я тоже былины слышал: вот про Илью Муромца, к примеру, а мне все равно интересно! Почему это только все по-твоему должно быть?
Архивариус: Кирюша, стоит ли нам, мужчинам, мелочиться? Я вот вспомнил сценку, которую наблюдал в Архангельске в трамвае. Сидит у окошка бабушка, в ее плечо уткнулся мальчоночка лет пяти и плачет, размазывая по лицу слезы варежкой. А бабушка ему так тихонько нараспев, на “О” по-северному нажимая, говорит: “Не плачь, не теряй достоинства-то!” Он шмыгнул носом в последний раз, крепко вытер варежкой глаза, вздохнул громко и стал смотреть в окошко. Так и слышу это распевное: “Не теряй достоинства-то!” Знаете, по мелочам не стоит спорить, особенно мужчинам. Давайте по-мужски уступим девочке и начнем с Калевалы... А о былинах в другой раз вспомним. Только я сначала расскажу вам об одном очень интересном человеке, который жил почти двести лет назад и благодаря которому мы сегодня можем снять с полки и раскрыть эту чудесную книгу — «Калевала».
Кирюша: Почему это “благодаря человеку”? Одному, я имею в виду. Вы же говорили, что “Калевала” — это вроде наших былин. А былины и все такое прочее много людей сочиняли! И сначала пели друг другу: дед своим внукам, а те своим!
Архивариус: Конечно, так оно и было. В устной традиции карело-финские руны, составившие “Калевалу”, дожили до самого девятнадцатого века. Но если бы не нашелся энтузиаст народной поэзии, не записал их и не выстроил в единое произведение, сегодня бы мы имели множество отдельных разрозненных сюжетов — именно так они были записаны сначала, как отдельные, иногда совсем коротенькие руны.
Тата: А что такое руны?
Архивариус: Это слово имеет несколько смыслов. Рунами называют буквы особого алфавита — древние письмена скандинавов и германцев, живших на берегах Балтийского моря. Вот посмотрите на эту табличку. Тут рунические письмена начиная от третьего века Новой эры.
Кирюша: А я знаю — у нас тоже было такое письмо. А потом придумали кириллицу — те буквы, которыми мы и сегодня пишем. Их придумали Кирилл и Мефодий. Только на Руси мало кто умел писать.
Архивариус: Кто вам это сказал?
Тата: Ты что, забыл про "тетрадочку", в которой мальчик Онфим делал свои упражнения.
Архивариус: Давайте вернемся к рунам. Так называют и старинные народные карельские, финские, эстонские народные песни, которые пели либо без аккомпанемента, либо наигрывая на кантеле — этот инструмент похож на славянские гусли. Итак, почти двести лет назад, когда на карте не было ни государств Финляндия и Эстония, ни республики Карелия, которая входит сегодня в состав России...
Кирюша: Как это не было? А куда же они делись?
Архивариус: Никуда не делись, просто еще не появились: те земли, которые сегодня занимает Финляндия и где живут наши соседи финны, входили в состав Швеции, а эсты и карелы жили в границах России. Потом и финские земли были отвоеваны у шведов Россией. И только после революции они стали самостоятельными государствами.
Кирюша: Да что же это мы всех завоевывали! Так мы что, на шведской земле живем, что ли?
Архивариус: Ну почему же? Скорее на Новгородской. Вот посмотрите на эту историческую карту: земля эта называлась Водская пятина. Почему?
Тата: Тут племена води раньше жили, я знаю! И вообще если начать делить земли по истории, ничего не поймешь: все народы бродили с места на место, воевали друг с другом! Потому, наверное, и воюют до сих пор! Только давайте про “Калевалу” все-таки!
Кирюша: Нетушки, я хочу разобраться! Так на чьей же земле мы-то живем?
Архивариус: Кирюша, имейте терпение, всему свой час! Повторяю: новгородцы не часто воевали с коренными племенами. Просто селились рядом, торговали с ними, обменивались и словами, и обычаями, и умениями. Вообще в древности перемещение племен порой было просто поразительным. И об этом нам повествуют археологические находки и языкознание. Потому многие народы и в нашей, и в иных странах живут совместно и совсем не испытывают друг к другу враждебных чувств. Вон как в Карелии русские и карелы, вепсы, ингерманландцы. А бывало ведь и так, что женились русичи на местных девушках, а местное население перенимало язык и веру, обычаи и всю культуру в целом у русских — и русело, исчезало как особый этнос — племя, род, народность. И долгое время никто ничего плохого в этом не видел. А в девятнадцатом веке люди поняли: нет в культуре ничего неважного, что стоит позабыть или выбросить. И не бывает «лишних» культур. Вот тогда и появились собиратели фольклора.
Одним из них был добрый доктор Элиас Леннрот, вышедший из финской крестьянской семьи и обученный отцом поначалу портняжному мастерству. Кто там у нас нынче читает? Прошу! Вроде бы Кирюша проспорил? Прошу!
Добрый доктор Элиас Леннрот.
Когда Элиас был еще маленьким мальчиком, ему приходилось много работать — и в пастухи наниматься, и обучаться портняжному ремеслу, и отцу во всем помогать. Но он очень любил учиться, и потому, чтобы хорошо приготовить уроки, он вставал раньше всех и забирался на дерево. Соседка даже будила своих детей словами: “Вставайте, Леннрот давно уже слез с дерева со своими книжками!”
Кирюша: Ничего себе! Собственный класс на дереве! У меня теперь свой письменный стол — а уроки делать все равно неохота!
Тата: Это от стола не зависит, это у тебя голова такая! А мне вот учиться нравится!
Кирюша: Ну, мне кое-что тоже нравится, но не все. Мне бы вот математику одолеть, а то моих задачек даже папа решать не умеет, говорит, в его время так не учили. И зачем только эта математика? Вон у меня калькулятор — что хотите за секунду подсчитаю!
Архивариус: Ох, Кирюша, любите вы отвлекаться! Не могу не вмешаться в ваш спор: ведь математика — это не только и не столько счет, сколько умение ясно и логично мыслить. Если бы вы только знали, какие тайны Вселенной открываются на математических дорогах! Но это у вас в будущем. Продолжим?
Кирюша: Когда Леннрот вырос и стал даже врачом, он сшил себе длинный теплый сюртук из толстого сукна, купил крепкие башмаки и пошел по деревням. Сначала — по финским, которые были в границах Швеции, потом — по карельским, что входили в состав России. И собрал сотни рун, десятки тысяч стихов. И когда в 1849 году целая “Калевала” в составе 50 рун и почти 23000 стихов — то есть стихотворных строчек — вышла в свет, это стало событием не только для карел и финнов, но для всей мировой литературы!
Потом, когда русский филолог Л.П. Бельский перевел “Калевалу” на русский язык и перевод в 1915 году был издан, переводчику даже дали Пушкинскую премию. А читатели увидели мир глазами тех, кто много веков назад жил на берегах Балтийского моря.
Северный край этого мира — мрачная страна Похъела, где царствует злая старуха Лоухи. Там же, под землей и водой, находится Туонела — царство мертвых.
Снегу в Похъеле немало,
Льду в деревне той обилье;
Снега реки, льда озера,
Там застыл морозный воздух;
Зайцы снежные там скачут,
Ледяные там медведи
На вершинах снежных ходят...
Там и лебеди из снега,
Ледяных там много уток...
Зато на юге — светлая страна Калевы, Калевала. Там живет старый верный Вяйнямейнен, кузнец Ильмаринен, веселый Лемминкяйнен. А на островах Саари, среди скал и темных лесов, живет воинственное племя, ведущее братоубийственные войны.
В “Калевале” множество героев и множество эпизодов их жизни, история пива и железа, повествование о том, как старый Вяйнямейнен срубает березу и делает из нее кантеле, о дружбе людей со зверями.
Но центральный эпизод “Калевалы” — это повествование о Сампо — волшебной мельнице-самомолке. Злая Лоухи, красивых дочерей которой сватают сыны Калевы, ставит им условие: она отдаст свою дочь тому, кто сумеет сковать для нее эту мельницу:
Ты сумеешь сделать Сампо,
Крышку пеструю сковать мне,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных,
От овечки летней шерсти,
Ячменя зерно прибавив.
Кирюша: Вот давайте я вам отрывок какой-нибудь из “Калевалы” почитаю!
Тата: Нетушки! Теперь моя очередь! Что бы нам прочитать? Только не грустное!
Архивариус: Пожалуйста — о том, как Ильмаринен ковал Сампо. Из десятой руны.
Вот кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Все припасы бросил в пламя,
Вещи нужные в горнило,
У мехов рабов поставил,
Чтоб огонь они раздули.
И мехи рабы качают,
Сильно угли раздувают;
Так три дня проводят летних
И без отдыха три ночи;
Наросли на пятках камни,
Наросли комки на пальцах.
Вот на первый день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен;
Он нагнулся, чтоб увидеть
На пылавшем дне горнила,
Что из пламени там вышло,
Из огня что поднялося.
Лук из пламени явился
С золотым сияньем лунным;
Серебром концы блестели,
Рукоятка — пестрой медью.
Был по виду лук прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Каждый день просил он жертвы,
А по праздникам и вдвое.
Сам кователь Ильмаринен
И не рад такому луку,
Пополам он лук ломает
И бросает снова в пламя.
Поддувать рабам велит он,
Он велит им дуть сильнее.
На другой день вновь нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня челнок там вышел,
Вышла лодка — красный парус,
Борт весь золотом украшен,
И уключины из меди.
Был челнок прекрасен с виду,
Но имел дурное свойство:
Сам собою шел в сраженье,
Без нужды на битву рвался.
Сам кователь Ильмаринен
Не обрадовался лодке:
Изломал ее он в щепки
И бросает лодку в пламя,
Поддувать рабам велит он,
Им велит он дуть сильнее.
Вот на третий день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня корова вышла,
У нее рога златые,
Среди лба у ней созвездье,
Меж рогов сияет солнце.
Хороша корова с виду,
Но у ней дурное свойство:
Спит средь леса постоянно,
Молоко пускает в землю.
Сам кователь Ильмаринен
Недоволен той коровой:
Режет в мелкие кусочки
И в огонь ее бросает,
Поддувать рабам велит он,
Он велит им дуть сильнее.
На четвертый день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня там плуг выходит,
У него сошник из злата,
Стержень плуга был из меди
И серебряная ручка.
С виду был тот плуг прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Он пахал поля чужие,
Бороздил соседний выгон.
Сам кователь Ильмаринен
Не обрадовался плугу:
Быстро плуг в куски ломает
И бросает снова в пламя.
Заставляет дуть он ветры,
Заставляет дуть он бурю.
Быстро ветры зашумели;
Дует западный, восточный,
Сильно дует ветер южный,
Страшно северный бушует;
Дует день, другой день дует,
Третий день бушуют ветры,
Из окошка вьется пламя,
Из дверей несутся искры,
К небу мчится туча гари,
Дым смешался с облаками.
Ильмаринен, тот кователь,
Вновь на третий день нагнулся
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Видит: Сампо вырастает,
Крышка пестрая возникла.
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Стал тогда ковать скорее,
Молотком стучать сильнее
И выковывает Сампо,
Чтоб муку одним бы боком,
А другим бы соль мололо,
Третьим боком много денег.
Вот уже и мелет Сампо,
Крышка пестрая вертится;
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую на продажу,
Третью меру на пирушки.
Архивариус: Понравилось?
Кирюша: Еще бы! Я только не понял, почему это у него сначала все какие-то злые вещи появлялись?
Архивариус: Мы ведь уже говорили как-то, что в произведениях фольклорных зашифрована народная мудрость. Можно ведь так расшифровать смысл сюжета: Сампо — это воплощение будущей светлой жизни, когда человеку станут помогать умные машины. Все самое тяжелое на себя возьмут. Но машина не может заменить труд человека — и она разбивается, только осколки остаются. А злые вещи — это воплощение войны: лук, лодка с золотыми бортами, рвущаяся в сражение. Вспомните викингов. Корова — это, возможно, память о неприрученных животных. Плуг, пашущий чужое поле, — о горьком труде рабов. Из “Калевалы” можно очень много узнать о жизни предков карел и финнов. Даже из того крохотного отрывка — рецепта Лоухи, как выковать Сампо.
Тата: А правда! Вот смотри: тут и про охоту на лебедей, и про прирученных коров, и еще про то, что ячмень сеяли! Хорошая сказка!
Архивариус: Это не сказка, а национальный эпос — большое поэтическое произведение, настоящее хранилище народной памяти о столетиях жизни. Вот нашим национальным эпосом можно назвать “Слово о полку Игореве”. А у других народов тоже есть такие произведения — где более ранние, где более поздние. Но и сказки тоже об очень многом могут нам рассказать, и прежде всего о том, каков характер создавшего их народа, что он любит и что не любит, что считает Добром и что — Злом, о чем мечтает.
Кирюша: Ага, ступа Бабы-Яги — это как бы вертолет, а тарелочка с яблочком — телевизор. Люблю сказки! А их тоже записали?
Архивариус: Конечно. Только давайте об этом в другой раз!
Тата: А задание? Давайте — пусть каждый пофантазирует и нарисует либо одного из героев “Калевалы”, либо вот — мельницу волшебную — Сампо!
Архивариус: Прекрасно. Итак,
Задание: Возьмите в библиотеке «Калевалу», прочитайте и попробуйте проиллюстрировать любой эпизод, какой вам понравится.
Н.А. Яковлева. Проф., д-р иск.
_______________________
