Начнем с воспоминаний бывших заключённых.
Семен Виленский:
– Это издевательства, которые довели до совершенства. Гречневой крупы не было, спросите у вашей мамы, достать гречку в эту пору было почти недостижимо, счастьем было для хозяйки.
На Лубянке кормили гречневой кашей, сваренной вместе с горохом. Почему вместе с горохом? Потому что от гороха пучит живот. Разных людей приводили в камеру к нам, этого буквально втолкнули, он жирный был. И этого замминистра или кто-то там, чтобы согнать с него все человеческое, чтобы он опустился до предела, два раза в сутки выводят на оправку, а он не может после этого гороха, и он в присутствии людей садится на парашу. В Сухановской тюрьме тебе давали большую миску перловки, шрапнель мы ее звали, но это не была варёная каша, это была крупа, её обдавали кипятком или немного держали в кипятке, не доваривали специально. Ты голодный, ты съешь ее и после у тебя дикие боли в желудке. Потом я узнал, когда ходил по деревням, что крысам, если они мешают людям, то один из способов — дать им перловку, она распухает у них в желудке, они маются и помирают. Кроме пайки хлебной, практически ничего есть нельзя было.
Павел Галицкий:
– В тюрьме еще более-менее кормили, в лагере хуже кормили, тяжелая работа очень. В 8 утра выгоняли. Подъем, одеваюсь, иду в туалет. После этого приносят пайки, получаешь свою пайку, сколько заработал, от 600 грамм до 900 хлеба. Хлеб неплохой был. Ведут нас в столовую — чай, кусочек сахара и каши ложечка. Сначала развод, первая, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая. Ведут на работу. Отработали, обед, собрались, приходят в лагерь, опять первая, вторая, третья, четвертая, пустили в лагерь, пообедали. Суп налили горячий, ты его поставил на стол, он уже холодный. Туалет — жерди стоят и яма вырыта, сделан толчок и все. Грязь немыслимая. Вечером то же самое: жидкая пища, хлеб ты уже давно съел, забыл его вкус. Идешь в барак, ждешь проверку, до 12 часов считают и считают, не могут посчитать. Потом уже посчитали, отбой.
