Слова. Как больно они могут ранить. И как приятно ласкать слух.
⠀
От ласки до раны один шаг. Он называется - доверие. Доверие тому слову, которое проникло в сердце и растеклось приятной, сладкой массой.
⠀
Я помню, в детстве очень любила мороженое. Не то, что в бумажном стаканчике, тающее в руках и пачкающее платье. А в железных креманках. Хотя тогда я и слова такого не знала. Называла вазочками.
Но не суть.
⠀
Бабушка вела меня в "Кулинарию", где стояли шатающиеся столики накрытые липкой клеёнкой. А за прилавком стояла красивая тетя, с яркой помадой на губах и презрением в глазах, которые были обведены черным карандашом. Мне нравилась эта тётя. Потому что красивая.
Она бросала три шарика мороженного в вазочку и задавала один и тоже вопрос:
- С сиропом или шоколадом?
Я выбирала сироп. Потому что сладко.
⠀
За столиком, который вонял грязной тряпкой, мороженое казалось чем-то нереальным в этой жизни. Чайная ложка скребла дно пустой вазочки, чтобы не оставить ни капли уже растаявшего мороженного.
⠀
Истосковавшаяся по ласке душа похожа на эту чайную ложечку. Она скребёт и скребёт, смакуя каждую каплю сладости. Пытается запомнить вкус, чтобы с закрытыми глазами вспоминать слово, которое упало в благодатную почву. Упало и пустило корни. Глубоко вросло внутрь. А зря!
⠀
Потому что за лаской приходит разочарование. Оно как плевела, пытающееся заглушить колос пшеницы, растёт с неимоверной скоростью.
⠀
Больно колосу, корни которого переплетаются с сорняком.
Больно душе, которая пытается вспомнить сладкую негу сиропа.
⠀
От доверия до ненависти один шаг. Или это была любовь? Или это было разочарование?
⠀
Быль это была или небыль? Какое теперь значение, когда плевелам удалось выполнить свою миссию.
⠀
- Что для тебя слово?- задали мне вопрос.
Я вспомнила липкую клеёнку, на которой стоит железная вазочка с тремя шариками мороженого. И ласкающую сладость сиропа, красиво стекающую с белой вершины на самоё дно.
⠀
- Это то, что может убить не причинив внешнего вреда,- ответила я. А перед глазами стояло лицо красивой тети с яркими губами и презрением в глазах, обведенных чёрным карандашом.
